Герберт отставил в сторону книгу и перо. На пальцах остались чернила. Он поднял руку и легко провел кончиком указательного пальца по щеке Кортни, оставляя едва заметный черный след. Ему показалось… или глаза ее потемнели? Она не умела ничего скрывать, и… нет, не чудилось – она его хотела.

Он наклонился ниже. Его губы почти коснулись ее лица. Кортни не шелохнулась, только в глубине темных глаз притаилось что-то… любопытство?

– Опасно играть в такие игры, – его голос сделался ниже, бархатистее.

– В какие?

И будто бы вправду не поняла, нахмурилась, удивилась. Только лукавый огонек в глазах выдавал притворство. Погасла еще одна свеча. Трещали в камине поленья. Кортни усмехнулась.

– Смеешься? – улыбнулся Герберт. – Не веришь, что я на это способен?

– Нет. – Она закусила губу. – Не верю. Ты слишком боишься потерять доверие отца. Его дружбу.

– Думаешь?

Он собрал ее волосы в хвост, сжал в кулаке шелковистые каштановые кудряшки.

– А если я скажу, что это мне ты обязана чудесными выходными вдали от такого ненавистного приема? Что, если это я убедил Карла оставить тебя дома? Под предлогом того, что научу тебя наконец истории?

– Так научи, – шепнула девушка.

Он заставил ее наклонить голову назад, обнажив шею. Скользнул губами по нежной коже. У Кортни вырвался короткий стон. Герберт с удовольствием вдохнул аромат ее духов, нежных, с явными нотками корицы. Кортни пахла как зимний чай, согревала, даже обжигала все внутри.

Продолжая целовать ее, поднимаясь выше, к губам, он расшнуровал корсет, запустив в чашечки руку. Кортни застонала громче. Их губы встретились, языки сплелись, и этот, пожалуй, чересчур глубокий поцелуй длился вечность. Герберт освободил ее от корсета, расшнуровав весь, и, заставив девушку лечь на софу, опустился сверху.

Хрупкая… сильная, но в то же время беспомощная и еще очень наивная. Невинная…

Остатки разума его все же не покинули. Герберт дал ей вдохнуть, меж тем избавляясь от рубашки. Поверх одежды упали четки, которые он почти не выпускал из рук. Платье Кортни уже давно оказалось на полу, и Герберт рассматривал в тусклом свете свечей ее тело. Проводил рукой по ключице. Слушал прерывистое дыхание. Ему нестерпимо хотелось покончить с этой пыткой и взять ее, но осознание того, что Кортни невинна, немного отрезвляло.

Немного.

Он вошел в нее и тут же замер, давая привыкнуть. Кортни выгнулась, изящные пальцы девушки крепко сжали подлокотник. В полной тишине было слышно лишь биение двух сердец.

Он ждал достаточно долго. И думал о ней – тоже. Сил сдерживаться дальше уже не было, остановиться – тем более.

Кортни вскрикнула от боли, на пушистых темных ресницах появились слезы. Недостаточно готова, слишком поторопился, но назад пути нет. Он сделал несколько движений и, пользуясь тем, что Кортни закрыла глаза, провел рукой по ее груди. Красные огоньки окутали ее, унимая боль, чуть помогая получить наслаждение, к которому она шла до этого. Совсем немного магии, только чтобы помочь.

Кортни расслабилась. Нежные, чуть припухшие от поцелуев губы дрогнули, когда он осторожно провел по ним языком. Она ответила на поцелуй немного потрясенно, осторожно, словно не доверяла ему после боли, что он причинил. Но внутри их обоих стремительно разгоралось желание. Герберт перестал себя контролировать. Стоны Кортни звучали в комнате слишком громко и в точности так, как в его фантазиях.

– Моя, – шепнул Герберт. – Скажи мое имя.

Едва слышно она его прошептала. Ему хватило. Острое наслаждение, граничащее с болью, взорвалось внутри. Кортни вскрикнула, магия рассеялась, оставив после себя лишь дрожь.

Герберт отодвинулся, еще не совсем контролируя движения, прижал девушку к себе, слушая громкие удары ее сердца.

Камин погас. В комнате стало заметно холоднее. Но сил подняться и вновь его разжечь не осталось.

Уложить это новоприобретенное гнездо оказалось не так-то просто. Я потратила несколько часов, чтобы выпрямить непослушные кудри и более-менее придать им форму. И все равно было видно, что их резали тупыми ржавыми ножницами, да еще и как попало. Придется вызвать кого-то, чтобы сделали прическу. И все равно пойдут вопросы, сплетни и так далее. Может, соврать, что отрезала волосы на спор? Интересно, поверят?

– Кортни? – От стука в дверь я вздрогнула.

Почти забыла, что Джейк сегодня ночевал у нас. Сразу мелькнула догадка – а что, если он узнал о моей связи с Гербертом и решил так отомстить? Но подобные шутки были не в его стиле. И мне не хотелось верить, что единственный близкий из новой жизни хладнокровно и жестоко рушит старую.

Конечно, он заметил состояние моих волос и нахмурился.

– Кортни, что ты сделала?

– В каком смысле? – не поняла я.

– Зачем ты отрезала волосы, Кортни? Что с тобой происходит?

Он быстро пересек комнату и заключил меня в объятия. Но ни успокоения, ни чувства надежности это не принесло. Я не поняла, о чем он говорит, но остро почувствовала грядущую ссору.

– Джейк, я не отрезала себе волосы. С чего ты вообще взял это?

– Твой способ справляться с проблемами – вредить себе. На первом курсе ты резала себе руки.

– Джейк! Я не резала себе руки, я миллион раз говорила, что это последствия неудавшегося заклятия! Ты же сказал, что веришь!

Я давно забыла об этой истории, почему он вдруг напомнил? Тогда мы только-только сдружились с Джейком, и я решилась рассказать ему о себе. Не о Герберте – об отце, мачехе, старом доме и атмосфере, в которой мы росли. Тогда я действительно, практикуясь в алхимии, неверно произнесла заклятие, колба взорвалась, и в результате я потеряла много крови от кучи мелких порезов на руках, которыми, к счастью, закрыла лицо. Целители Даркфелла потратили много времени, чтобы свести шрамы, и все же некоторые остались – напоминанием о студенческой ошибке. Но Джейк решил, что я специально режу руки. Тогда я думала, мне удалось его убедить, что все в порядке.

– Кортни, прекрати, – мягко произнес Джейк. – Я ведь знаю тебя не первый год. Ты вернулась домой, и что я вижу? Скажи, зачем ты продолжаешь здесь оставаться, ведь похороны давно прошли, а наследством занимается этот ваш Уолдер? Почему ты так себе вредишь?

– Джейк, это сейчас совсем не смешно. В доме кто-то был, и я намерена…

– Ты была у целителя? – прервал меня парень.

– Прости?

– Тебе нужно сходить к целителю и все ему рассказать. Он даст зелья, свитки. Никого не было в доме, родная. Я проснулся около десяти, нашел тебя – ты спала. Решил не будить, и все это время провел внизу, готовил завтрак. Если бы кто-то вошел, я бы услышал. В доме никого не было, а тебе стоит сходить к целителям. Это из-за Герберта, верно? Ты сама не своя, когда говоришь о нем, и, по-моему, он слишком часто захаживает к вам. Ты ведь рассказала мне не все о вас, так?

– Мне кажется, – я высвободилась из объятий Джейка, – тебе пора в гостиницу. А еще лучше в Даркфелл.

– Оставить тебя? Ни за что!

– Тогда прекрати нести чушь! Заруби себе на носу: я не трогала собственные волосы, ясно? Как и никогда не резала руки! Кто-то был в доме. И если ты не слышал… делай выводы.

– На что ты намекаешь?! – взвился Джейк.

– Очень хочется верить, что всего лишь на твою невнимательность, – отрезала я. – Мне нужно переодеться. Ты можешь идти.

Джейк разозлился. Когда он злился, черты его лица становились грубее. Мы редко ссорились, но сейчас я была готова выгнать его со скандалом, так он меня разозлил. Даже не глупое предположение, что я в порыве беспамятства отрезала себе волосы, а то, что несколько лет он делал вид, что верит мне, а сам думал, что я лгунья.

– Я не твоя прислуга, чтобы ты указывала мне, когда уходить.

– Ты в моем доме, Джейк. И я сейчас не твоя однокурсница, а наследница влиятельного рода. Давай не будем вспоминать, у кого из нас какое происхождение. Оставь меня. Если ты хочешь остаться в этом доме, Джейк, тебе придется жить по правилам нашей семьи. А в нашей семье принято верить друг другу и не бросаться бездоказательными обвинениями.