С востока судьба перебросила Зою Ивановну в центр Европы — в Германию и Австрию, а затем на ее север — в Финляндию и Швецию.

— Первый раз в Берлине, — рассказывала Зоя Ивановна, — я была в 1932 году. Останавливалась в пансионате мадам Розы на Унтер дер Линден около Бранденбургских ворот. Целью моей поездки была разведывательная подготовка и изучение немецкого языка. Выдавала я себя за жену беспартийного спеца.

Зоя Ивановна усмехнулась, видимо вспомнив что-то. Помолчала. Затем сказала:

— Я никогда не была ханжой, но через некоторые пороги перешагнуть не могла.

В том же 1932 году, до поездки в Берлин, Зою Ивановну вызвало высокое начальство.

Поедете в Женеву по соответствующей легенде. Там познакомитесь с генералом «X», который работает в штабе и тесно сотрудничает с немцами. Станете его любовницей. Нам нужны сведения о его секретной работе. Вам понятно? — спросили Зою Ивановну.

— Да, понятно. А обязательно становиться генеральской любовницей, без этого нельзя?

— Нет, нельзя. Без этого невозможно выполнить задание.

— Хорошо, — отвечает Зоя Ивановна, — я поеду в Женеву, стану генеральской любовницей, раз без этого жить нельзя, выполню задание, а потом застрелюсь.

Она снова умолкла.

— И что же потом? — спрашиваю я.

Задание отменили. «Вы нам нужна живая», — констатировало начальство.

А в 1933 году Зоя Ивановна была уже в Австрии.

— Там я должна была выйти замуж, — засмеялась Зоя Ивановна. — Фиктивно, конечно. С первым мужем разошлась, а с Борисом Аркадьевичем Рыбкиным познакомилась позднее, уже в Хельсинки, куда он приехал под прикрытием работника посольства для резидентской работы. Была у меня легенда: в Риге получить латвийский паспорт, затем в Австрии выйти замуж, поехать с мужем в Турцию и по дороге поссориться. Муж после этого должен уехать, а мне предлагалось остаться в Турции и открыть там свой салон мод. До Вены я доехала, а замужество, хоть и фиктивное, не состоялось. Жених не приехал.

Финляндия и Швеция — страны, в которых Зоя Ивановна провела большую часть своей закордонной разведывательной жизни: с 1935 по 1939 год — в Финляндии, и с 1941 по 1944 год — в Швеции.

На работу в Финляндию Зоя Ивановна уехала в качестве заместителя резидента под псевдонимом «Ирина». Официально она выполняла обязанности руководителя советского представительства «Интуриста» в Хельсинки и была известна как «мадам Ярцева».

В 1936 году Рыбкин был направлен резидентом в Финляндию. Это государство в ту пору занимало не ключевое, но важное положение в стратегических планах гитлеровской Германии.

К этому времени Зоя Ивановна уже шесть — семь месяцев была в Финляндии, успела познакомиться со страной и нашей резидентурой. Прежний резидент был отозван в Москву, и вместо него прибыл консул Ярцев, он же Рыбкин. Приехал один, без семьи. Очень официальный, подтянутый, требовательный.

«Поначалу у нас не сложились взаимоотношения. Мы спорили по каждому поводу. Я решила, что не сработаемся, и просила Центр отозвать меня, в ответ мне было приказано помочь новому резиденту войти в курс дела, а потом вернуться к этому вопросу. Но… возвращаться не потребовалось. Через полгода мы запросили Центр разрешить нам пожениться. Я была заместителем резидента, и мы опасались, что Центр не допустит такой «семейственности». Москва дала «добро».

К моменту отъезда в Финляндию Зоя Ивановна приобрела значительный опыт в разведывательной работе и стала в буквальном смысле профессионалом.

В Москву она вернулась перед самой «зимней» войной и занялась аналитической работой. (Специальное аналитическое отделение в разведке. Было создано лишь в 1943 году.)

После возвращения из Хельсинки 3. И. Воскресенская-Рыбкина стала одним из основных аналитиков, к которым стекались все разведывательные сведения. Предстояло «отгадать» дату и направление возрастающей гитлеровской агрессии. Было заведено так называемое агентурное дело «Забава». Такое название агентурное дело получило потому, что Сталин, не веря разведывательным данным о готовящемся нападении, считал, что разведчики забавляются. Сложность аналитической работы состояла в том, что волна репрессий захватила и разведывательные кадры. Очевидно, что разведданные, полученные от резидента, который затем объявлялся «врагом народа», подвергались сомнению. Трудно было, например, разобраться в противоречивой информации, полученной из Берлина от Деканозова и от резидента Кобулова. Этим тоже занималась Зоя Ивановна.

В первые дни войны на Лубянке было создано особое подразделение по подготовке и отправке в тыл разведгрупп.

Этой работой Зоя Ивановна Рыбкина занималась вместе с Георгием Ивановичем Мордвиновым — ветераном ВЧК, бывшим командиром крупного партизанского соединения в Приамурье.

После окончания войны Зоя Ивановна работала некоторое время заместителем, а затем начальником немецкого отдела внешней разведки вплоть да 1953 года. Смерть Сталина, замена высшего государ-стаєнного и партийного руководства, арест и расстрел Берии — все это внесло резкие изменения и в жизнь сотрудников разведки. Когда Зоя Ивановна на партийной конференции выступила в защиту П. А. Судоплатова, ее отправили на работу в Воркуту, откуда она в 1955 году ушла на пенсию уже по линии Министерства внутренних дел.

Зою Ивановну Воскресенскую похоронили по ее завещанию в могиле матери, Александры Дмитриевны Воскресенской, и мужа, Бориса Аркадьевича Рыбкина, на Новодевичьем кладбище. Перед смертью она просила не открывать ее гроб, потому что многие помнят ее молодой и красивой, а сейчас, мол, она сама на себя не похожа.

Когда фашистские армии прорвались к Сталинграду, возникла необходимость срочно добиться подписания протокола о военных поставках в соответствии с уже имевшимся официальным соглашением. Такой документ конкретизировал условия поставок. Литвинов вел по этому вопросу переговоры с заместителем государственного секретаря Уэлле-сом и английским посланником Кэмпбеллом. 6 октября 1942 года был подписан «Протокол относительно поставки Соединенными Штатами и Англией Советскому Союзу военного снаряжения, боеприпасов и сырья».

Все чаще из Америки в Советский Союз стали уходить караваны судов с самолетами, танками, орудиями, военным снаряжением и стратегическим сырьем.

Всего поставки, которые Красная Армия получила по ленд-лизу, составили около 4 процентов советского промышленного производства в годы войны, но они сыграли положительную роль в борьбе СССР с фашистскими агрессорами.

К сожалению, случались срывы или искусственные сокращения поставок. Например, в сентябре 1942 года Черчилль своей властью снял с американского каравана, направлявшегося в Мурманск, 154 самолета «Эйр-кобра». Об этом стало известно в Москве. Сталин дал телеграмму Литвинову, просил его немедленно связаться с Рузвельтом и предотвратить в дальнейшем подобные действия союзников.

Участились выпады в его адрес. В газетах стали появляться пасквили, карикатуры на Литвинова. Вспоминали его революционное прошлое, совместную работу с Камо, экспроприацию, проведенную Камо на Кавказе в 1906 году. Все делалось для того, чтобы дискредитировать имя Литвинова в глазах американского обывателя.

Не останавливались и перед прямыми провокациями. Как-то вечером на одной из вашингтонских улиц на Литвинова набросилась неизвестная женщина, начала браниться, кричать: «Вот большевик, который погубит Америку!» Собралась толпа. Скандал казался неизбежным. Литвинов спокойно заметил:

— Эта дама говорит с ярко выраженным немецким акцентом.

Немка скрылась.

Наступление фашистов противники Советского Союза пытались использовать для усиления кампании против американской помощи СССР. В газетах появилось много скептических статей, в которых высказывалось мнение, что СССР находится на грани поражения и вообще оно неизбежно. В частности, изоляционисты утверждали, что всякая помощь России напрасна, она, дескать, бьет по карману американского налогоплательщика, разгром России не является несчастьем для Америки, находясь за Атлантическим океаном, можно договориться с Гитлером.