В 1938 году случилось несчастье. На тренировочных прыжках под Ростовом Муза приземлилась на камень и повредила ногу.

На время пришлось оставить занятия спортом, и она, не желая расставаться с ним, поступила на работу начальником физической подготовки в Академию гражданского воздушного флота.

Приближался 1941 год. К этому времени она развелась с мужем. Грянула война. В первый день, хотя это и было воскресенье, Муза пришла в райком комсомола и попросила направить ее туда, где она была бы полезна. Судьбе было угодно распорядиться так, что она попала в органы государственной безопасности.

Лубянка. Июль 1941 года. В здании НКВД царит молчаливое и напряженное оживление. Пятого июля был подписан приказ о создании особой группы во главе с заместителем начальника ИНО П. А. Судоплатовым, которая начала подготовку к отражению вражеского нападения диверсионными средствами. 13 октября группа в связи с расширением объема работ реорганизуется во 2-й отдел НКВД СССР, а позже, в 1942 году, в Четвертое управление НКВД НКГБ СССР.

В начале июля сорок первого года вновь созданная группа приступила к формированию парашютно-десантного подразделения. В него принимали комсомольцев, спортсменов.

Кабинет комиссара третьего ранга (в сорок третьем году ему присвоят звание генерал-майора) Эй-тингона. За столом сидит моложавый мужчина средних лет с волевым, сосредоточенным лицом. Вокруг на стульях и на маленьком диванчике — молодые люди, в основном мужчины. Среди них только три женщины. Одна из них Муза Малиновская. Речь идет о подготовке диверсионных групп, которые будут направлены на оккупированную врагом территорию. Кроме других способов доставки членов этих групп к месту назначения — парашют. Кстати, владеть им должны научиться все — хотя бы по одному прыжку.

Постоянно звонит телефон. Какой из них, трудно понять. Их на маленьком приставном столике пять, шесть или больше. Но хозяин кабинета безошибочно берет нужную трубку. Больше всего Музу поразили лингвистические способности Эйтингона, который с одинаковой легкостью говорил то на французском, то на английском, то снова на русском языке. Как позже вспоминала Муза Григорьевна, именно в ту минуту, с первого взгляда и на всю жизнь, она влюбилась в Эйтингона.

Как свидетельствует трудовая книжка Музы Григорьевны Малиновской, с 8 июля 1941 года она сотрудница такой-то войсковой части.

А Эйтингон в это время, кроме всего прочего, подбирал людей в группу для нелегальной работы в Турции. В середине 1941 года эта группа, возглавляемая им, отбыла в Турцию. В составе группы была и Муза Малиновская (так и не сменившая фамилию) в качестве жены Эйтингона.

В Москву Муза Григорьевна вернулась в мае следующего, 1942, года и занялась подготовкой десантников, забрасываемых в оперативных целях в тыл врага. Оставшийся на некоторое время в Турции Эйтингон по нелегальным каналам изредка пересылал ей весточки.

В 1943 году у Музы Малиновской и Наума Эйтингона родился сын, которого в честь отца мать назвала Леонидом, — потому что его отец по официальным документам в органах государственной безопасности значился Леонидом Александровичем, — а в 1947 году родилась и дочь, которую в честь матери назвали Музой. Вскоре из Турции — после организации неудачного покушения на немецкого посла фон Папена — вернулся Наум Исаакович, который находился там под именем Леонида Наумова. Покушение на фон Папена было проведено силами местного населения. Но по каким-то причинам бомба взорвалась в руках у террориста на улице за несколько метров, которые он не дошел до германского посла. Фон Папен и его супруга отделались лишь легким испугом.

Впоследствии разведка планировала покушение и на самого Гитлера с помощью князя Радзивилла, который еще в 1939 году попал к нам в плен. В этих целях в Берлин в 1942 году была направлена группа во главе с Миклашевским. Но Сталин отменил операцию. Он считал, что устранение Гитлера откроет дорогу к власти его политическому преемнику фон Папену. В этом случае, считал Сталин, американцы и англичане наверняка заключат с Германией сепаратный мир.

Шли годы. В природе времена года сменялись одно на другое. В политической и общественной жизни наступила «оттепель». Умер Сталин. Арестовали и ликвидировали Берию. В августе 1953 года были арестованы Судоплатов и Эйтингон.

В 1994 году Павел Анатольевич Судоплатов в американском издательстве «Эком» выпустил книгу, которая так и называется: «Показания нежелательного свидетеля». Книга во всем мире получила широкий резонанс и была переведена на основные европейские языки. В ней Судоплатов много страниц посвятил жизненному пути своего коллеги, заместителя и друга Леонида Александровича Эйтингона.

Вернувшись из заключения, Эйтингон начал работать переводчиком в издательстве «Международные отношения», поскольку в совершенстве владел французским, испанским, английским и португальским языками. Умер в мае 1981 года. Муза Малиновская пережила его на 8 лет.

А время шло. Маленькая дочка, названная по имени матери, пошла по ее стопам — стала мастером спорта по художественной гимнастике. Теперь уже Муза Наумовна с удовольствием и старанием передает свое мастерство начинающим гимнасткам.

Год 1930-й. Харбин. Летняя влажная духота сделала вялыми прохожих, среди которых большинство европейцев. Вот уже год Зоя Ивановна живет в Харбине с мамой и полугодовалым сыном Володей. Из-за сына пришлось взять с собой и маму.

Вспомнился Иван Андреевич Чичаев — начальник отделения в Иностранном отделе ОГПУ, где перед выездом в Харбин она две недели находилась на стажировке. В 1928 году она из Смоленска переехала к мужу, который был на партучебе в Москве. Она — Зоя Ивановна Казутина. В Москву приехала не просто к мужу, а по партийной путевке для работы в педагогической академии имени Н. К. Крупской (впоследствии Московский государственный педагогический университет имени В. И. Ленина). Затем взяли на работу машинисткой в транспортный отдел ОГПУ на Белорусском вокзале Московско-Белорусской железной дороги.

В апреле 1929 года приняли в члены партии, а в августе того же года пригласили на Лубянку. Туда шла волнуясь, хотя почти уже год была сотрудницей ОГПУ. Нашла в «сером» доме отдел кадров, а через час уже была в Иностранном отделе. Увидев Чичаева, успокоилась.

Иван Андреевич, разливая чай, сказал: «Садись к столу, разведчица», — и усмехнулся.

— Как вы меня назвали?

— Разведчицей.

— Я же еще девчонка! — и, смутившись, наклонила голову.

— Девчонка, — повторил он уже серьезно, — но профессией твоей теперь будет разведка, а значит, ты разведчица. Поедешь в Харбин, — Чичаев отхлебнул чай из стакана, — для работы в нефтяном синдикате. Синдикат — это твое прикрытие, это лишь легальная возможность для твоей разведывательной работы.

И началась специальная стажировка. Пароли, отзывы, тайники, конспиративные квартиры. Стажировка бурная, захватывающая, скоротечная, как весенняя гроза.

Рассказывая об этом, Зоя Ивановна разжимала и снова сжимала в кулачок худые руки.

— Однажды я с трудом смогла разжать этот кулак, — сказала она. — Было это в Харбине. Мое самое первое задание. В лавке антиквара, хозяин которой сотрудничал с нами в качестве так называемого почтового ящика, я должна была получить шифрованное письмо от нашего человека. Заходила туда, называла пароль, что-то связанное с фарфоровыми пасхальными яйцами, получала отрицательный ответ, рассматривала товары и уходила. И вот однажды хозяин лавочки передал мне маленькую записочку. Я судорожно зажала ее в кулак и не разжимала до тех пор, пока не приехала в резидентуру. Здесь я долго не могла разжать кулак — пальцы так онемели, что никак не разжимались.

— Вернулась из Китая в Москву, — вспоминала Зоя Ивановна, — в феврале 1932 года. Некоторое время работала начальником отделения в Иностранном отделе ОГПУ в Ленинграде, курировала Эстонию, Литву и Латвию, но недолго, всего несколько месяцев. С этого времени вся моя жизнь была связана только с Европой.