Затем он долго распространялся о тех изменениях, какие политика регента внесла в дипломатическую обстановку в Европе, и сказал несколько слов о его союзе с Англией, указывавших на то, что в своем внешнем курсе он будет искать ту же самую опору, что и его предок.

Все эти рассуждения отдаляли республиканцев от истинной цели их визита; впрочем, в отношении темы, которая привела их к герцогу Орлеанскому, они узнали все, что хотели узнать. И потому они поклонились в знак того, что желают удалиться.

Увидев это, герцог Орлеанский в свой черед поклонился им.

А затем, поклонившись, произнес:

— Ладно, господа! Вы еще вернетесь ко мне: сами увидите!

— Никогда! — воскликнул один из республиканцев.

— Никогда?! Это слово чересчур категорическое, господа; ведь есть старинная пословица, гласящая: «Не плюй в колодец…»

Республиканцы повернулись к нему спиной и вышли, прежде чем принц досказал до конца пословицу, которую он хотел напомнить им и которая, кстати говоря, превосходно описывала его презрение к тому сокровенному чувству, какое люди называют убеждением.

На другой день после прихода герцога Орлеанского в Ратушу генерал Лафайет во главе муниципальной комиссии нанес ему ответный визит.

Помимо задачи нанести ответный визит муниципальная комиссия имела и другую цель: сложить с себя полномочия и передать их в руки королевского наместника.

Вот, скопированное дословно заявление об отставке этого временного народного правительства, которое стихийно возникло вечером 30 июля и, после того как на протяжении двух дней удерживало в своих руках власть, 1 августа добровольно отказалось от нее.

Заявление это было написано заранее и помечено Ратушей:

«Ратуша, 1 августа 1830 года.

Монсеньор!

Члены муниципальной комиссии Парижа имеют честь сообщить Вашему Королевскому Высочеству, что, поскольку тяжелых обстоятельств, вызвавших необходимость создания этого временного правительства, со времени Вашего вступления в должность королевского наместника более не существует, они ожидают указаний Вашего Высочества, дабы передать доверенные им полномочия в руки, которые Вам будет угодно назначить.

С глубоком почтением,

Вашего Королевского Высочества

нижайшие и покорнейшие слуги ШОНЕН, ЛОБАУ, ОДРИ ДЕ ПЮИРАВО».

Герцог Орлеанский принял отставку муниципальной комиссии, однако попросил ее сохранить за собой те из ее обязанностей, которые относились к внутреннему положению, безопасности и городским интересам Парижа. Прочие дела он попросил ее передать различным министерским ведомствам, имеющим к ним отношение.

Комиссия предвидела такой случай и заранее составила список министров, подлежавший одобрению со стороны королевского наместника.

Однако будущие министры должны были считаться лишь временными комиссарами.

Вот перечень намеченных назначений:

г-н Дюпон (из Эра) должен был возглавить ведомство юстиции,

барон Луи — финансовое ведомство,

генерал Жерар — военное ведомство,

Казимир Перье — ведомство внутренних дел,

де Риньи — военно-морское ведомство,

Биньон — ведомство иностранных дел,

Гизо — ведомство народного просвещения.

XLV

Между тем неожиданно случившееся происшествие внесло некоторое расстройство в намеченную комбинацию. Стоило Казимиру Перье согласиться на должность временного комиссара, как он тотчас же бросил взгляд в сторону Версаля: Карл X находился пока всего лишь в Рамбуйе, а это было чересчур близко для того, чтобы выставлять свою кандидатуру. Он бросился в Ратушу и стал умолять Боннелье, в ту пору секретаря муниципальной комиссии, вычеркнуть его имя из списка комиссаров.

К несчастью, список уже ушел из Ратуши, и Казимиру Перье пришлось удовольствоваться напечатанным в «Вестнике» сообщением о том, что его имя попало туда по ошибке.

Имя г-на Казимира Перье было заменено именем г-на де Бройля.

Двум министрам из этого первого правительства Июльской монархии суждено было исполнить в дальнейшем странные миссии.

Господину Гизо суждено было похоронить эту монархию, у колыбели которой он стоял.

Господину Дюпону (из Эра) суждено было стать премьер-министром правительства, которое пришло ей на смену.

До чего же своеобразны судьбы у государственных деятелей, которые обычно приходят к власти уже в то время, когда у них нет больше сил поддерживать власть, независимо от того, рождается она или рушится.

Тем временем, как мы уже говорили, Карл X начал отступление и, сделав 31 июля короткую остановку в Трианоне, где к нему присоединились дофин и войска, оставшиеся верными присяге, в тот же день направился в Рамбуйе, выслушав перед этим мессу, проведенную для него у домашнего алтаря.

Были приняты следующие решения:

г-н де Бордесуль остается в Версале во главе своей дивизии;

дофин заночует в Траппе;

герцогиня Беррийская и двое ее детей проделают путь в карете;

Карл X доедет до Рамбуйе верхом, но по другой дороге.

Королевская семья прибыла в Рамбуйе в полночь.

Карл X пребывал в крайне дурном настроении; поскольку телохранители, составлявшие его эскорт, умирали с голоду, они позволили себе поохотиться в парке замка и убить нескольких крупных зверей.

Когда король поинтересовался, что за ружейные выстрелы он слышит, ему ответили, что это стреляют охотники.

— Охотники?! — повторил он. — Выходит, в парке охотятся? Но кто же?

— Телохранители из королевской свиты; однако потребность в пропитании должна послужить им извинением.

— Неважно! — воскликнул король. — Это означает открыто изменять мне; я больше не смогу устраивать псовые охоты в парке, если сегодня его опустошат.

Возможно, другой на месте Карла X подумал бы не о своем опустошенном парке, а о своей разрушенной монархии и со вздохом вспомнил бы, что шестнадцать лет тому назад в этом самом замке останавливались Мария Луиза и Римский король, изгнанные союзниками, которые привели с собой во Францию его самого.

Что же касается дофина, то его мысли были примерно такого же порядка.

— А знаешь, Гиш, с чем во Франции мне особенно жалко расставаться? — спросил он.

— Нет, монсеньор; здесь столько всего, с чем жалко расставаться!

— Так вот, это мое охотничье снаряжение: оно такое красивое!

Проходя в Сен-Клу перед строем 6-го полка королевской гвардии, он спросил его командира:

— Полковник, вы можете полагаться на ваших солдат?

— Каждый исполнит свой долг, монсеньор, — с поклоном ответил полковник.

Принц молча прошел еще несколько шагов, а затем остановился перед солдатом, у которого был небрежно подшит воротник, и отчитал его:

— У вас крайне расхлябанный вид!

Между тем августейшим беглецам поневоле пришлось вспомнить о своем положении.

Прежде всего, это произошло благодаря возвращению дофины, приехавшей из Дижона. По дороге она повстречалась с герцогом Шартрским, который был отпущен на свободу и возвращался в свой полк в Жуаньи.

Герцогиня Ангулемская узнала молодого принца и велела остановить свою карету.

— Сударь, — спросила она герцога Шартрского, — вы едете из Парижа?

— Да, сударыня.

— Что там происходит?

Герцог рассказал ей все то, что он знал лишь с чужих слов.

— А где теперь король? — продолжала дофина.

— Полагаю, что он находится в Сен-Клу.

— Вы так полагаете; стало быть, вы не можете ответить мне утвердительно?

— Я оставался вне стен Парижа, сударыня, и все, что мне удалось увидеть, это трехцветное знамя, развевавшееся над всеми общественными зданиями.

— И куда вы теперь направляетесь?

— Я намерен возвратиться в свой полк в Жуаньи.

— Вы сбережете его преданность нам, не правда ли?

— Сударыня, я исполню свой долг.

Герцог Шартрский поклонился, и две коляски покатили в разные стороны.

Завидев принцессу, которую уже третье изгнание разлучало с Францией, Карл X бросился к ней, широко раскрыв объятия, но, задыхаясь от охвативших его чувств, не мог произнести ни слова.