Принцесса оказалась сильнее.

— Надеюсь, что на этот раз, что бы ни случилось, мы соединились навсегда.

Около двух часов пополудни королю доложили, что из Парижа прибыла депутация.

Он поинтересовался именами посланцев.

— Это господин де Куаньи, маршал Мезон, господин Одилон Барро и господин де Шонен.

— Каким образом господин де Куаньи оказался вместе с этими господами? — удивленно спросил Карл X.

— Как представитель господина де Мортемара.

— Я приму Куаньи, но только одного Куаньи, — ответил король.

Вот что послужило причиной этой депутации.

Герцог Орлеанский пребывал в беспокойстве. Хотя с обеими Палатами все было улажено, Ратуша подчинилась, а республиканцев низвели до бессилия, оставалась последняя власть, самая слабая из всех, но вследствие самой этой слабости казавшаяся принцу самой грозной.

И Луи Филипп хотел, чтобы она освятила его собственную власть.

Так что королевский наместник вызвал к себе г-на де Мортемара, вернувшегося в Париж после того, как он привез королю письмо, которое поручил ему доставить принц и которое было спрятано в складках его галстука.

— Господин герцог, — сказал принц, обращаясь к г-ну де Мортемару, — положение королевской семьи тревожит меня; новости, которые я получаю из Рамбуйе, внушают мне опасение, что восстание может докатиться до местности, где находится король.

— И что же, монсеньор? — спросил г-н де Мортемар.

— Полагаю, что будет правильно, если к королю отправится какая-нибудь депутация, чтобы вести с ним переговоры о новых уступках с его стороны.

— И что это должны быть за уступки, монсеньор?

— Ну, к примеру, он может подтвердить мое назначение на должность королевского наместника, отменить свои ордонансы и разрешить открытие заседаний Палат; это облегчило бы мое положение и позволило бы мне сделать для него больше, чем я смогу сделать, если он продолжит протестовать против революции.

— Монсеньор, я до конца останусь верным слугой короля и, веря в искренность вашего высочества, отдаю себя в ваше распоряжение.

Так что вопрос о депутации был решен; в нее входили, как мы уже сказали, г-н де Шонен, маршал Мезон и г-н Одилон Барро.

Кроме того, г-н де Мортемар, то ли не желавший удаляться от центра событий, то ли, возможно, сохранивший горькое воспоминание о том, сколь мало любезности проявил Карл X, назначая его министром, г-н де Мортемар, повторяю, вместо себя включил в эту депутацию герцога де Куаньи.

Король согласился принять лишь герцога. Разговор их продолжался долго; в конце концов г-н де Куаньи, человек с безупречными манерами, тактичный и сердечный, сумел убедить Карла X и вышел из его комнаты со следующей декларацией, которая была незамедлительно отправлена герцогу Орлеанскому:

«Король, желая положить конец смутам, существующим в столице и части Франции, и полагаясь, кроме того, на искреннюю преданность своего кузена герцога Орлеанского, назначает его королевским наместником.

Король, считая приемлемым отменить свои ордонансы от 25 июля, дает согласие на созыв Палат 3 августа и вправе надеяться, что они восстановят спокойствие во Франции.

Король будет ожидать здесь возвращения лица, которому поручено доставить в Париж эту декларацию.

Если же кто-нибудь попытается посягнуть на жизнь короля и его семьи или на его свободу, то он будет защищаться до последней капли крови.

Учинено в Рамбуйе, 1 августа 1830 года. КАРЛ».

Это обращение дошло до герцога Орлеанского в семь часов утра. Рядом с принцем уже был в это время г-н Дюпен.

Господин Дюпен сильно осмелел, увидев, что обе Палаты и Ратуша высказались за герцога Орлеанского.

Так что 2 августа он был настолько же твердым и резким, насколько нерешительным выглядел 27, 28 и 29 июля.

И потому он посоветовал дать королю решительный ответ. А чтобы быть уверенным в решительности этого ответа, он написал его сам.

Герцог прочитал его, одобрил, переписал собственной рукой и вложил эту копию в конверт.

Он уже хотел было запечатать конверт, но передумал и произнес:

— Дорогой Дюпен, я все хорошо взвесил и не могу послать столь важное письмо, не посоветовавшись с женой.

Господин Дюпен счел подобную чувствительность настолько оправданной, что примирился с ней.

Герцог Орлеанский вышел, а четверть часа спустя вернулся с посланием, запечатанным в том же самом конверте.

— Что скажете? — спросил г-н Дюпен.

— Вот ответ, — промолвил принц.

И этот ответ был вручен посланцу Карла X.

Конверт определенно был тем же, но был ли в нем тот же ответ? Это маловероятно, поскольку, прочитав его, Карл X позволил себе расчувствоваться и почти сразу же, перейдя в кабинет, собственноручно написал следующее письмо, доставить которое в Париж он поручил генералу Латур-Фуассаку.

Этот ответ на ответ герцога Орлеанского был актом отречения, составленным в следующих выражениях:

«Рамбуйе, 2 августа 1830 года.

Мой кузен, я слишком глубоко огорчен бедами, удручающими мои народы ныне и могущими угрожать им в будущем, чтобы не искать средства предотвратить их. И потому я принял решение отречься от короны в пользу моего внука, герцога Бордоского.

Дофин, разделяющий мои чувства, также отказывается от своих прав в пользу своего племянника.

Посему Вам надлежит, в Вашем качестве королевского наместника, провозгласить восшествие на престол Генриха V. Кроме того, Вы примете все имеющие к Вам отношение меры, чтобы определить формы правления в период несовершеннолетия нового короля. Тут я ограничиваюсь уведомлением об этих распоряжениях, ибо это средство избежать в дальнейшем многих бед.

Вы сообщите о моих намерениях дипломатическому корпусу и как можно раньше ознакомите меня с воззванием, посредством которого мой внук будет признан королем под именем Генрих V.

Я поручаю генерал-лейтенанту, виконту де Латур-Фуассаку, передать Вам это письмо; он имеет приказ условиться с Вами относительно договоренностей, которые следует принять в пользу сопровождавших меня лиц, равно как и договоренностей, касающихся меня лично и остальных членов моей семьи.

Позднее мы согласуем прочие меры, которые явятся следствием смены царствования.

Вновь заверяю Вас, мой кузен, в неизменности чувств, с которыми я остаюсь любящим Вас кузеном. КАРЛ. ЛУИ АНТУАН».

Помимо этого письма, г-н де Латур-Фуассак имел при себе еще два письма, которые он взялся доставить герцогине Орлеанской: одно было от г-жи де Гонто, другое — от Мадемуазель.

XLVI

Посланец павшей монархии прибыл в Пале-Рояль вечером 2 августа; все двери дворца были распахнуты; на лестничных площадках дремали люди из простонародья, а рядом с ними лежали их заряженные ружья. Между этими странными телохранителями передвигались, несколько испуганные, правда, царедворцы нового двора, однако передвигались они без помех и без всяких пропусков и паролей.

И потому г-н де Латур-Фуассак решил, что ему не составит никакого труда проникнуть к герцогу Орлеанскому, однако испытал сильное удивление, когда дежурный адъютант преградил ему путь в покои принца.

— Но, сударь, — сказал ему генерал, — вы совершаете ошибку, которая может оказаться очень серьезной. Остерегитесь!

— Сударь, я имею приказ.

— Я господин де Латур-Фуассак.

— Я имею честь знать вас, генерал.

— Я послан его величеством Карлом Десятым, и мне поручено доставить послание высочайшей важности.

— Господин генерал, прохода нет.

— Обратите внимание, сударь, я имел честь сказать вам, что пришел от имени побежденного короля, но еще не лишенного престола.

— Я могу лишь повторить, сударь, то, что уже имел честь сказать вам: его королевское высочество монсеньор герцог Орлеанский никого не принимает.

Господин де Латур-Фуассак удалился и кинулся к г-ну де Мортемару, умоляя его отправиться вместе с ним в Пале-Рояль и посмотреть, не окажется ли он удачливее.