Осуществление заговора было назначено на 21 января 1816 года.

Однако 19 января генерал Маренгоне, командующий войсками департамента Рона, получил два письма, в которых ему сообщалось о замыслах заговорщиков.

Симон, Жакме, Лавалетт, Монтен, Роза́ и Россе были арестованы, а Поль Дидье сумел бежать.

Уже во второй раз, с перерывом в двадцать лет, Поль Дидье в качестве беглеца покидал Лион; в первый раз это был роялист, ускользнувший от якобинцев, во второй раз — либерал, ускользнувший от роялистов.

Спустя полгода обвиняемые предстали перед судом присяжных; Жакме, Роза́ и Симон были оправданы,

Россе и Лавалетт — приговорены к десяти годам изгнания, Монтен — к пяти годам тюремного заключения.

Этот первый заговор был раскрыт благодаря одному из тех странных стечений случайностей, какие неожиданно срывают лучше всего подготовленные и лучше всего руководимые операции.

В число второстепенных заговорщиков входил бедный ткач — худой, бледный, болезненный, страдающий чахоткой; вступив заговор, он, чтобы быть свободнее в своих действиях, поменял жилье и поселился на седьмом этаже в квартале, находившемся далеко от того, где был его прежний дом.

В мансарде, примыкавшей к той, где он поселился, жила молодая девушка по имени Полетта, красивая и целомудренная. Она устояла перед всеми чарами, исходившими от юности и роскоши, но уступила чарам, исходившим от страдания.

Андре — так звали рабочего шелкоткацкой мануфактуры — страдал, как уже было сказано, чахоткой; Полетта слышала, как он прерывисто дышал, стонал и кашлял, поднявшись на седьмой этаж и войдя в свою комнату; она поняла, что он одинок, и предложила ему заботы сестры, сделавшиеся вскоре заботами любовницы.

Однажды вечером, когда Полетта рукодельничала, сидя подле уснувшего Андре, в дверь неожиданно постучали и послышались незнакомые голоса. Стыдясь быть застигнутой в такое позднее время возле постели молодого человека, Полетта бросилась в каморку, смежную со спальней; стук в дверь продолжался.

Андре проснулся, решил, что Полетта вернулась к себе, пока он спал, и пошел открывать.

У дверей стояли Дидье и еще один заговорщик.

— Чтобы сбить со следа полицейских ищеек, — промолвил Дидье, — я назначил встречу с посланцем парижского комитета в вашей квартире.

Андре впустил их в свою бедную комнату, и там, откровенно беседуя, оба заговорщика обменялись мнениями об образе правления во Франции, о низвержении Людовика XVIII с трона, о восхождении на него герцога Орлеанского и о том, чтобы, заменив католицизм кальвинизмом, сделать его господствующей религией.

Полетта слышала все; испуганная тем, что ей довелось услышать, она дождалась ухода незнакомцев и, когда более ровное дыхание Андре дало ей знать, что он снова уснул, выбралась из своего укрытия, вернулась к себе и, упав на колени, попросила совета у Господа; возмущенная особенно этим заговором против католической религии, она решила во всем признаться на другой день своему исповеднику, позволив ему все сообщить властям, лишь бы он спас Андре жизнь и свободу.

Исповедник донес о заговоре, однако обещания данные ему в отношении Андре, выполнены не были. Полетта с прискорбием увидела, как арестовали любовника, на которого она донесла, и, поскольку суровость тюремного заключения, продолжавшегося полгода, ускорила развитие его болезни, Андре умер в тюрьме, не дождавшись суда.

Полетта, пребывавшая в отчаянии, опередила своего любовника и умерла за неделю до него.

Дидье был бы арестован, как и все другие, если бы жандарм, которому поручили задержать его, не состоял в заговоре; через свою любовницу жандарм предупредил Дидье и явился к нему лишь тогда, когда обрел полную уверенность, что не застанет его дома.

Поль Дидье бежал, как мы уже сказали, и добрался до границы Савойи.

Однако заговорщики не считали себя побежденными. Было решено удовлетвориться департаментом Изер, одним из самых передовых наших департаментов: то, что потерпело неудачу в Лионе, должно было получиться в Гренобле.

Префектом департамента Изер был граф де Монливо, человек испытанного мужества и неподкупной честности.

Командующим войсками в этом департаменте был генерал Доннадьё, храбрый солдат, бурбонист с головы до пят, хотя и кальвинист по вере.

Дидье потратил три месяца на то, чтобы организовать мятежи в различных точках департамента; прежде всего он изучил здешнюю скудную почву и понял, что на ней могут прорасти лишь те семена бунта, что связаны с именем Наполеона.

Так что напоказ, для простонародья, он действовал во имя императора, а вот для Талейрана, Фуше — короче, высших руководителей заговора — в пользу герцога Орлеанского.

Свой главный штаб Поль Дидье устроил в Ке, небольшом городке к северу от Гренобля, в доме наполеоновского офицера по имени Брён и прозвищу Дромадер, которое ему дали потому, что он участвовал в Египетском походе и служил в созданном Бонапартом кавалерийском отряде, где лошадей заменили дромадеры.

Первое собрание заговорщиков происходило в Ла-Бюиссерате, деревне у ворот Гренобля, на дороге в Лион; Дидье ораторствовал там со всей пылкостью своего характера, однако как в его речи, так и в зачитанном им воззвании ни слова не было сказано ни об императоре, ни о Наполеоне II.

— Да что вы тут нам плетете?! — воскликнул Брён. — В вашем воззвании и слова нет об императоре; мы готовы действовать во имя Наполеона, а иначе, предупреждаю вас, лично я ничего делать не буду.

Вследствие этого возражения встреча в Ла-Бюиссерате оказалась, по существу говоря, бесплодной.

Самые живучие корни восстание пустило в горах Уазана; два человека сделались его главарями, подчиняясь при этом Дидье: Дюссер, бывший проводник Альпийской армии, отставной мэр Альмона, и Дюриф, бывший мэр Вожани; оба они были отстранены от должности, и отсюда проистекала их ненависть к Бурбонам.

Будучи уверен в этих пособниках, Дидье переместился в сторону Ла-Мюра — Ла-Мюр еще был полон восторженных воспоминаний о Наполеоне, который от силы за год до этого всего лишь одним словом заставил здесь примкнуть к нему войска, посланные из Гренобля для того, чтобы сражаться с ним. И потому здесь Дидье удалось навербовать много новых приспешников; список заговорщиков пополнился именами Древе, бывшего солдата-гвардейца; братьев Бюиссонов, один из которых был аптекарем, а другой бакалейщиком; земледельцем Женевуа, двумя братьями Гийо, а также Дюфреном и Дюмуленом, отставными офицерами на половинном жалованье.

В Ла-Мюре, как и в горах Уазана, Поль Дидье оставил двух вожаков: Бьоле, отставного батальонного командира, и капитана Пелисье. Благодаря им всего лишь за полтора месяца к заговору примкнули более трехсот офицеров и унтер-офицеров.

Подложное письмо г-на де Меттерниха обещало поддержку Наполеону II со стороны Австрии. Что же касается Англии, то, дабы она вела себя спокойно, ей, по словам руководителей восстания, было позволено верить, что оно произойдет в пользу герцога Орлеанского.

XXXII

Примерно в это же время были предприняты также попытки привлечь к заговору учащихся и преподавателей Школы права в Гренобле. Господин Гро, адвокат при королевском суде Парижа, опубликовал в 1841 году письмо под названием: «О ДИДЬЕ И ДРУГИХ ЗАГОВОРЩИКАХ В ЭПОХУ РЕСТАВРАЦИИ», адресованное редактору «Газеты Дофине».

«Я учился в Школе права в Гренобле, — говорит г-н Гро, — когда разразился заговор Дидье.

Мне довелось быть тогда мишенью для довольно навязчивых обхаживаний со стороны руководителей этого заговора, желавших вовлечь меня в него. Особенно настойчиво уговаривал меня принять в нем участие Жоаннини, отставной офицер жандармерии. Но, прежде чем ввязаться в этот заговор, я хотел узнать, какова его цель и кто им руководит. Я стал расспрашивать Жоаннини, чтобы заставить его покончить с недомолвками, к которым он до этого прибегал, и в конце концов услышал от него признание, что цель заговора состоит в том, чтобы возвести герцога Орлеанского на трон; приняв сдержанность, с которой я встретил его слова, за недоверие, он показал мне письмо, где этого принца не называли, по правде говоря, прямо, однако обрисовывали таким образом, что его нельзя было не узнать.