Председатель секции носил имя Бонжур. Это был старший служащий военно-морского министерства, который был не прочь прилюдно проявить патриотизм и по требованию делегатов запретил национальной гвардии противиться воле народа.

В итоге народ решил, что заключенных станут вызывать по одному и, по мере того как они будут выходить из кордегардии, убивать во дворе.

Это было предисловие к реестру убийств в тюрьме Аббатства.

Сюло понимал, что всех приговорили к смерти для того, чтобы расправиться с ним.

— Господа, — обратился он к своим товарищам, — поскольку эти люди питают злобу в основном против меня, позвольте мне упредить желание убийц; моя смерть, возможно, спасет вам жизнь.

С этими словами он открыл окно кордегардии, чтобы броситься на мостовую головой вниз, но товарищи удержали его.

Началось зловещее выкликивание.

Аббата Буйона вызвали первым; выйдя из кордегардии, он ринулся вперед, напоминая вепря, бросающегося на охотников. Это был человек колоссального роста и геркулесовой силы; он вступил в рукопашную схватку с убийцами, опрокинул на землю двух или трех из них, подмял под себя и попытался задушить. Его убили, пока он этим остервенело занимался.

Бывший солдат конституционной гвардии вышел вторым и был убит в ту же минуту.

После него двух других постигла та же участь.

Настала очередь Сюло.

Это был красивый и сильный молодой человек, ловкий во всех видах физических упражнений; при нем не было оружия, но руки у него были несвязанными. В один прыжок он оказался в середине двора. Через мгновение один из убийц был разоружен, а у Сюло появилось оружие. И тогда начался страшный бой одного против двухсот; бой был короткий, но кровавый. Сюло не хотел ускользнуть от смерти; Сюло хотел быстро умереть. Он был опрокинут навзничь, и два десятка сабельных клинков пронзили ему грудь, однако Теруань добилась, чтобы все расступились и последний удар нанесла она. Ей определенно должны были оказать эту милость, и она ее получила. Сюло испустил дух под ногой кровавой куртизанки, но с язвительной улыбкой на лице и именем Популюса на устах.

Ему отрезали голову и нацепили ее на пику, сделав то же самое с головой некоего Вижье. Вебер, который вместе с частью обитателей дворца оставался у ворот Манежа, когда туда входил король, видел, как две эти головы плыли над людским морем.

Голову Сюло выкупил за огромные деньги преданный слуга и вместе с его телом принес юной супруге убитого.

Они были женаты всего два месяца.

Злодеяния Теруань де Мерикур в ходе Революции носили особенный характер. И Провидение избрало для нее кару, явно выделяющуюся среди прочих наказаний.

Однажды, когда Теруань в одиночестве прогуливалась по террасе Фельянов, она не заметила, как группа людей, какое-то время шедших за ней следом, мало-помалу окружила ее. И, когда она оказалась в плотном кольце, те, кто находился ближе всего к ней, внезапно набросились на нее, задрали ей платье и под гиканье толпы жестоко высекли ее. Невозможно было нанести более страшного оскорбления женщине такого закала.

Она сошла с ума.

С 1793 по 1819 годы в Сальпетриере можно было видеть эту несчастную женщину, вывшую за оконной решеткой своей камеры, в самые суровые зимы нагой катавшуюся по ледяному каменному полу, разрывавшую себе конечности и пившую собственную кровь из ран, которые она себе нанесла.

По прошествии двадцати шести лет искупления она умерла, являясь предметом жалости для самых ожесточенных ее врагов.

Вернемся, однако, к нашему повествованию.

XXXIV

Пивовар Сантер, главнокомандующий. — Эльзасец Вестерман выходит из Сен-Лазара. — Дантон остается в стороне от бури. — 10 августа все делает Вестерман. — Народ поднимается по лестницам Тюильри. — «Смерть волку, волчице и волчонку!» — В Тюильри все крушат и всех убивают. — Опустошение, но не ограбление. — Женщинам даруют пощаду. — «Что вы там наверху делаете?» — «Нация дарует тебе пощаду!» — Несчастных служанок заставляют кричать «Да здравствует нация!». — Лемонье, лейб-медик короля, спасается благодаря своему мужеству. — Рукоятка топора. — Коммуна руководит восстанием. — Законодательное собрание пошатнулось, монархия рухнула. — «Низложение! Низложение!» — Депутаты совещаются под дулом пушки. — Верньо. — Указ. — Замечание короля. — Его завтрак. — Взгляд королевы. — Зрелище королевской семьи. — Ангел-хранитель.

Мы оставили короля в одной из лож Законодательного собрания, чтобы проследить за ходом событий и увидеть, как рассеется, улетучится, исчезнет, словно кровавая дымка, великолепный полк швейцарских гвардейцев, уничтоженный одним из тех небывалых ударов молнии, у которых хватает мощи вырывать с корнем дубы и раскалывать скалы.

Пойдем по следам этих героев, вступив внутрь дворца, и посмотрим, что там происходило, когда он был покинут теми, кто его защищал.

Выше мы называли главнокомандующим парижскими отрядами 10 августа Сантера, пивовара из предместья Сент-Антуан. Но теперь, когда сражение закончилось, когда ветер отогнал в сторону дым ружейной пальбы и пожара, окутавший Лувр и Тюильри, когда люди и события сделались видимы нам, то есть потомству, пришло время написать рядом с этим именем и даже впереди него другое имя — имя человека, руководившего всей военной стороной восстания, имя эльзасца Вестермана.

Откуда явился этот человек? Кто его выдумал, а точнее, разгадал? Кто понял, что гиганту, который был высечен из глыбы материи и которому народ повиновался не колеблясь, нужна душа, и в этой борьбе, где титанам предстояло свергнуть с престола бога, нужен был Прометей, чтобы усовершенствовать Гериона, Вестерман, чтобы дополнить Сантера?

Откуда явился этот человек? Сейчас я вам скажу это: он явился из Сен-Лазара, куда его заключили скорее как обвиненного в изготовлении двух фальшивых билетов Учетной кассы, чем как изобличенного в этом преступлении. А кто выпустил его из Сен-Лазара? Дантон.

Дантон выпустил его на свободу в тот день и тот час, когда он мог быть ему полезен, 9 августа.

Возможно, именно по этой причине Дантон казался столь оцепенелым в том тревожном мраке, который предшествовал страшному дню. Он был одним из тех творцов бурь, которые знают, что, когда ты выпустил ветер на простор моря, ни о чем более заботиться не надо и буря все сделает сама.

Ветром был Вестерман, океаном — Сантер, гигант, олицетворявший собой весь народ.

В тот день Сантера почти не было видно. Вестерман делал все, был повсюду.

Это Вестерман руководил соединением отрядов предместий Сент-Антуан и Сен-Марсо у Нового моста. Это Вестерман верхом на вороной лошадке первым показался на площади Карусель. Наконец, это Вестерман, как если бы речь шла о том, чтобы открыть обычную дверь какому-нибудь солдатскому взводу, завершившему дневной переход, постучал рукояткой сабли в главные ворота Тюильри.

Мы видели, как отворились эти ворота, как геройски исполняли свой долг швейцарцы; как они отступали, но не бежали; как они были уничтожены, но не побеждены.

Пока это страшное побоище происходило у Тюильри, на площади Людовика XV, на Елисейских полях, на набережных и под окнами Ратуши, народ поднимался по лестницам Тюильри, на которых лежали бок о бок, словно братья, победители и побежденные, швейцарцы и марсельцы.

Следует сказать, что народ входил во дворец так, как входят в логово дикого зверя; он был твердо настроен не давать пощады никому; он думал, что король, королева и дофин находятся в Тюильри, и кричал:

— Смерть волку, волчице и волчонку!

Если бы ему повстречались три эти персоны, которые конституция провозгласила августейшими всего лишь за три месяца до этого, он одним ударом снес бы им головы, и для них такой исход безусловно был бы лучше.

Но, за отсутствием тех, кого они искали, победители вымещали свою злобу на всем — на вещах и людях, на мебели и слугах. Они разбивали статую или зеркало с такой же яростью, с какой убивали г-на Палласа и г-на Марше, двух придверников, которых они обнаружили на их посту, то есть у дверей зала королевского совета. Дворцовые стены внушали народу такую же ненависть и взывали к такой же мести, какие копились в нем годами и были направлены против тех, кто обитал в этих стенах начиная от Карла IX и кончая Людовиком XVI.