Говорят, что, когда Людовик XIV, который удержал Сеньеле в Фонтенбло, не позволив ему обнять лежавшего при смерти отца, послал одного из своих дворян справиться у умирающего о его здоровье, Кольбер отказался принять посланца и, повернувшись лицом к стене, сказал:
— Не хочу больше слышать об этом человеке. Если бы я сделал для Бога то, что сделал для него, то был бы десятикратно уверен в спасении своей души, тогда как теперь вовсе не знаю, что со мной будет!
Мы не можем перечислить здесь все то, что сделал Кольбер, однако всего лишь один подсчет может дать представление о его громадной деятельности. В 1664 году, то есть в то время, когда Кольбер вступил в министерскую должность, он застал королевский военно-морской флот в следующем составе:
3 корабля 1-го ранга с 60–70 пушками;
8 кораблей 2-го ранга с 40–50 пушками;
7 кораблей 3-го ранга с 30–40 пушками;
4 флейта;
8 брандеров;
___________________
Итого: 30 военных судов.
Шестого сентября 1683 года, на день смерти Кольбера, флот включал:
12 кораблей 1-го ранга с 76 — 120 пушками;
20 кораблей 2-го ранга с 64–74 пушками;
39 кораблей 3-го ранга с 50–60 пушками;
25 кораблей 4-го ранга с 40–50 пушками;
21 корабль 5-го ранга с 24–30 пушками;
25 кораблей 6-го ранга с 16–24 пушками;
7 брандеров водоизмещением от 100 до 300 тонн;
20 флейтов водоизмещением от 80 до 600 тонн;
17 канонерских лодок.
__________________
Итого: 186 военных судов, не считая 68 кораблей, находившихся в постройке, то есть всего 254 судна.
Все благосостояние Франции увеличилось в той же мере.
После смерти Кольбера маркиз де Сеньеле, его сын, был назначен военно-морским министром; Клод Ле Пелетье — генеральным контролером финансов; Лувуа получил должность главноуправляющего королевскими постройками и попечителя Академии скульптуры и живописи, хотя Людовик XIV обещал Кольберу отдать эту должность его второму сыну, Жюлю Арману Кольберу, маркизу де Бленвилю.
Другими детьми Кольбера были: Луи Кольбер, аббат монастыря Богоматери Бонпорской и приор Рюэля; Шарль Эдуар Кольбер, рыцарь Мальтийского ордена, посвятивший себя службе во флоте, и, наконец, герцогиня де Шеврёз, герцогиня де Бовилье и герцогиня де Мортемар.
Пока Кольбер, этот великий поборник мира, был жив, Лувуа, его соперник, а главное, его враг, постоянно выступал за войну, которая ласкала честолюбие Людовика XIV и делала Лувуа необходимым своему повелителю; но, когда Кольбер умер и Лувуа стал главноуправляющим королевских построек, уже он, в свой черед, стал выступать за мир, видя в пристрастии короля к строительству, почти таком же огромном, как его потребность в славе, возможность удержать лишь в своих собственных руках влияние, которое Кольбер оспаривал у него всю свою жизнь.
Между тем Сеньеле, занявший должность военно-морского министра, в свой черед стал играть в ту игру, в какую прежде играл Лувуа; однако вместо Фландрии и Империи он избрал театром войны Средиземное море и Атлантический океан.
Именно в этих обстоятельствах была задуман поход против Генуи. Повод к этому походу имел в своей основе пять различных претензий. Вот какими были упреки в адрес Генуи:
1°. Вооружение и спуск на воду четырех галер, несмотря на возражения Людовика XIV.
2°. Продажа пороха и прочих военных припасов алжирцам во время их войны с королем Франции.
3°. Отказ пропускать через Савону соль, которую Франция посылала в Мантую.
4°. Отказ удовлетворить требование о возмещении убытков, предъявленное Республике графом де Фиески.
5°. Высказывания, оскорбительные для чести великого короля.
Оснований для войны, развязать которую желал Людовик XIV, было более чем достаточно, и вопрос о ее начале был делом решенным. И потому, чтобы сделать ее неизбежной, король дал два письменных распоряжения. Первое было приказом начальнику городской стражи немедленно арестовать сьера Марини, генуэзского посланника, а второе предписывало г-ну де Безмо, коменданту Бастилии, принять арестованного в эту тюрьму, предоставив ему, однако, возможность прогуливаться.
Флот, которому предстояло отомстить за оскорбление, нанесенное чести короля, вышел из Тулона 6 мая 1684 года, и 17 мая он уже стоял перед Генуей.
Это был уже второй опыт применения страшного изобретения Малыша Рено. Три тысячи бомб обрушились на прекраснейший город, все его предместья сгорели, и большая часть его дворцов обратилась в развалины.
Ущерб от этого бомбардирования оценивался почти в сто миллионов.
Сеньеле, лично присутствовавший при этой расправе, велел передать дожу, что если он не даст королю удовлетворения, которое требует его величество, то на следующий год бомбардирование Генуи повторится.
После этого французский флот удалился.
Второго февраля 1685 года состоялось заключение мирного договора. За две недели до этого, 14 января, генуэзский посланник был выпущен из Бастилии.
Первая статья договора гласила:
«Ныне правящий дож и четыре состоящих в должности сенатора отправятся в конце марта сего года, или самое позднее 10 апреля, в город Марсель, откуда они последуют туда, где будет находиться Его Величество. Когда они, одетые в свои церемониальные одежды, будут допущены к аудиенции, означенный дож, взяв слово, от имени Генуэзской республики выразит крайнее сожаление в связи с тем, что она прогневала Его Величество, и употребит в своем выступлении самые смиренные, самые почтительные выражения, более всего свидетельствующие о ее искреннем желании снискать в будущем благосклонность Его Величества и заботиться о сохранении его доброжелательства».
В соответствии с этой статьей 29 марта 1685 года дож вместе с четырьмя сенаторами отправился во Францию, чтобы от имени Генуэзской республики изъявить покорность французскому королю.
Четырьмя сенаторами, сопровождавшими дожа, были Джанеттино Гарибальди, Парис Марио Сальваго, Агостино Ломеллини и Марчелло Дураццо.
Дож, прибывший в Париж 18 апреля, остановился в одном из домов предместья Сен-Жермен, прямо возле Ла-Круа-Руж.
Посол находился в Париже, ожидая аудиенции, до 15 мая, то есть почти целый месяц.
Отправиться за дожем было поручено маршалу д'Юмьеру, но, поскольку дож не позволил маршалу занять почетное место по правую руку от него, ему дали в сопровождавшие всего лишь г-на де Боннёя, вводителя послов; кроме того, ему было велено снять с кареты украшавшие ее позолоченные гвозди, поскольку этот знак отличия полагался лишь членам королевской семьи и суверенам.
Прием Людовиком XIV дожа должен был происходить в Версале. К этому времени строительство Версаля было завершено, и он уже затмил своей роскошью Фонтенбло и Сен-Жермен. Чтобы добиться этого, король, всегда непобедимый, поборол все: ландшафт, отсутствие воды и даже смерть. На протяжении трех месяцев среди этих развороченных камней оттуда вывозили, словно с поля сражения, телеги с мертвыми рабочими. Принц крови, герцог Шартрский, чуть было не расстался с жизнью, пожелав провести там неделю; отчаяние принцессы Пфальцской, его матери, было столь велико, что она едва не наложила на себя руки, думая, что ее возлюбленный сын мертв. Среди деревьев, ценой огромных денежных издержек перевезенных из лесов Фонтенбло, Марли и Сен-Жермена, на фоне зелени подрастающих грабовых аллей уже выделялись скульптурные группы Куазево, Жирардона, Дежардена и Пюже. Под кистью Лебрена и Миньяра на плафонах начал возникать весь тот мифологический мир, к которому Людовик XIV присоединял собственную семью, оказывая богам честь породниться с ними. Не закончена была одна лишь часовня, но в порядке хронологии Олимп предшествовал Небесам, и Бог христиан, бог смиренный, бог, рожденный в яслях, вполне мог подождать своей очереди: его поместят сюда, когда здесь поселится Людовик XIV; о нем вспомнят, когда нужда в нем появится у г-жи де Ментенон.
