— Вот, возьми пять .экю на выпивку, а за остальные пять экю закажи поминальную службу за упокой моей души.

Солдат взял десять экю.

Приговоренный встал на положенном расстоянии.

Прозвучала команда «Пли!», однако офицеры заранее приказали вынуть пули из ружей.

Оставшись на ногах, несмотря на прозвучавший залп, приговоренный спрашивает, что произошло.

Ему все объясняют и, опасаясь, что от такого потрясе­ния у него может случиться удар, советуют пойти и сде­лать себе кровопускание.

— Да ладно, — говорит он. — Ничуть я не потрясен, и нет у меня никакой надобности в кровопускании. Однако у меня чертовски пересохла глотка: верните-ка мне мои десять экю и пойдемте их пропьем.

• В Бордо жил старый советник по имени Андро, который всю свою жизнь питал такую страсть к ново­стям, что, даже находясь на смертном одре, он послал к одному португальцу, большому охотнику до новостей, чтобы спросить его, что ему стало известно из последней почты.

— Сейчас никаких новостей нет, — ответил тот, — но в следующей почте они непременно будут.

— К несчастью, — промолвил умирающий, — я не могу ждать: мне пришло время уходить.

И он горестно вздохнул.

Вздох это стал последним: советник был мертв.

• Отец маршала де Сен-Люка оказался однажды у две­рей королевского кабинета вместе с г-ном де Люксем­бургом.

Полагая, что Сен-Люк хочет опередить его, г-н де Люксембург остановил его и произнес:

— Простите, сударь: я надеюсь, у вас нет намерения оспаривать право пройти первым у меня, в роду которого четыре императора?

— Ах, право, сударь, — промолвил Сен-Люк, — я буду сильно удивлен, если вы когда-нибудь станете пятым!

• В Отёне готовилась казнь. Речь шла о том, чтобы повесить какого-то беднягу, но, поскольку местный палач заболел, пришлось вызвать заплечных дел мастера из ближайшего городка.

Он явился в ратушу, так как совершенное преступле­ние было подсудно городским властям.

— И сколько можно заработать на этом повешении? — поинтересовался палач.

— Десять ливров, — ответили ему.

— Господа, поищите кого-нибудь другого. За такие деньги справиться с этим делом вы не сможете.

— И почему же?

— Да потому, что если бы это был один из вас, у кого платье справное, то еще была бы возможность догово­риться; но одежонка этого несчастного не стоит и трех су!

В итоге городским властям Отёна пришлось ждать выздоровления собственного палача, не имевшего права отказываться от казни.

• Один испанец из Андалусии, то есть из самой жар­кой части Пиренейского полуострова, отправился во Францию среди зимы, в довольно суровые морозы.

Когда он проходил через какую-то деревню в Пире­неях, собаки учуяли чужака и погнались за ним.

Он нагнулся, чтобы подобрать камень и бросить его в них, но все камни оказались примерзшими к земле, так что из этой затеи у него ничего не получилось.

— Что за проклятая страна, где собак отвязывают, а камни привязывают! — воскликнул он.

• Два кучера спорили между собой о деньгах, которые один из них задолжал другому.

Должник начал с того, что не признал долга.

— Не понимаю, — заявил заимодавец, — как ты можешь не признавать долга, когда я ссудил тебе деньги в присутствии твоих лошадей.

В итоге должник был вынужден подтвердить его пра­воту.

— Ну и чего ты в конечном счете хочешь? — спросил он заимодавца.

— Я хочу иметь расписку, — заявил тот.

— Ладно! — сказал должник.

И, взяв нож, он написал на стене конюшни:

«Я, нижеподписавшийся, признаю долг в размере шести­десяти ливров, каковой обязуюсь выплатить предъявителю сего».

• Господин де Вандом — знаменитый внебрачный сын Генриха IV, арестованный в годы регентства Анны Австрийской и по причине своей известности прозван­ный королем Рынка, — проезжая через Нуайон, остановился в гостинице «Три короля».

Сын хозяина гостиницы, получивший накануне звание адвоката, счел своим долгом засвидетельствовать свое почтение г-ну де Вандому.

И в самом деле, он направляется к принцу и без доклада входит к нему.

— Сударь, — говорит ему принц, немало удивленный столь бесцеремонным вторжением, — соблаговолите ска­зать, кто вы такой.

— Сударь, — отвечает адвокат, — я сын «Трех коро­лей».

— Сударь, — произносит принц, — в таком случае садитесь в кресло. Поскольку я сын всего лишь одного короля, мне следует оказать вам почет и уважение.

• Королева Анна Австрийская держала при себе в качестве переводчика секретаря по имени Мельсон, который, в действительности, не знал ни одного из тех языков, с каких он переводил.

Однажды швейцарские послы наблюдали за тем, как она обедает, и переговаривались между собой.

— О чем они говорят? — поинтересовалась королева.

— Сударыня, — ответил Мельсон, — они говорят о том, как вы красивы.

— А вы уверены в этом, Мельсон?

— Если бы они не говорили этого, сударыня, им при­шлось бы сказать это.

• Мельсон не соблюдал Великий пост, хотя в те вре­мена это было принято.

В среду, когда полагалось поститься, ему подали на обед жаркое из телятины.

Вовсе не под влиянием раскаяния, а просто потому, что не был голоден, Мельсон велел своей старшей дочери отнести это блюдо обратно в кладовую; девушка, кото­рую звали Шарлотта и которая проголодалась сильнее, чем ее отец, пользуется тем, что рядом никого нет, и отрезает себе кусок жаркого; но, как только она собира­ется поднести этот кусок ко рту, появляется вторая сестра и, видя, что происходит в кладовой, говорит:

— Делим на двоих!

Они уже пристроились к жаркому из телятины, когда появились третья и четвертая сестры, потребовавшие свою долю; в итоге жаркое из телятины было уничтожено до последнего кусочка.

На следующий день Мельсон потребовал подать ему жаркое из телятины, и девушкам пришлось рассказать ему всю эту историю. Мельсон, человек добрый, не стал бранить дочерей, однако заявил, что, поскольку в этом деле налицо чревоугодие, а чревоугодие есть смертный грех, он желает, чтобы виновные признались в нем на исповеди.

Когда наступила Пасха, четыре сестры отправились в церковь. Вокруг исповедальни собралась целая толпа, и они заняли место в очереди.

Первой, естественно, на исповедь пошла старшая сестра.

— Ну как? — спросили ее сестры, едва она вернулась с исповеди.

— Я получила отпущение грехов.

— А ты рассказала о жарком из телятины?

— Нет.

— Ну, тогда твое отпущение грехов ничего не стоит.

— Ты так считаешь?

— Мы все в этом уверены.

— В таком случае я возвращаюсь.

И, опустившись в исповедальне на колени, она произ­носит:

— Отец мой, я забыла сказать вам, что во время Вели­кого поста я ела жаркое из телятины.

— Ну что ж, ладно, — говорит священник, — читайте на две молитвы «Ave» больше.

В свой черед на исповедь приходит вторая сестра.

Закончив перечислять один за другим все свои грехи, она произносит:

— Отец мой, мне следует добавить, что в святое время Великого поста я ела жаркое из телятины.

— Жаркое из телятины?

— Да, отец мой.

— Что ж, читайте на две молитвы «Ave» больше.

Входит третья сестра, точно таким же образом созна­ется в том же самом прегрешении и возвращается, полу­чив наказ читать на две молитвы «Ave» больше.

Наконец входит четвертая сестра.

— О, — раздраженно восклицает священник, — да это похоже на розыгрыш!

Затем он поднимается, выходит из исповедальни и громко кричит:

— Пусть все те, кто ел жаркое из телятины, читают дополнительно две молитвы «Ave», но больше мне о нем не говорят.

• Некий портной был приговорен к повешению.

Дело происходило в нормандской деревне.

Ее жители целой депутацией отправились к судье.

— Чего вы хотите? — спрашивает их судья.

— О господин судья, — говорят они, — если вы пове­сите нашего портного, это причинит нам большое не­удобство, поскольку у нас нет других портных; так что проявите доброту и оставьте его нам. А в обмен, если уж непременно нужно кого-то повесить, возьмите одного из двух наших тележников и повесьте его вместо портного: нам и одного тележника будет достаточно.