«Respice fl пет».^[55]

Какой-то любитель глупых шуток соскоблил первую и последнюю буквы в этом выражении, «R» и «т».

В итоге осталось: «Espice fine», то есть «Бакалея выс­шего качества».

• Гастон Французский, герцог Орлеанский, о котором нам уже случалось несколько раз говорить, имел рыжую бороду.

Как-то раз, повстречавшись в одном доме с кастратом, он, желая смутить беднягу, спросил его:

— Сударь, доставьте мне удовольствие, скажите, почему у вас нет бороды?

— Это очень легко объяснить, монсеньор, — ответил тот. — Дело в том, что в тот день, когда Господь Бог раз­давал бороды, я пришел слишком поздно, когда они остались у него лишь рыжие; так что я предпочел не иметь бороду вовсе, чем иметь ее подобного цвета.

• Некий кучер, желая отпраздновать Пасху, словно знатный вельможа, отправился на исповедь.

Когда он завершил перечень своих прегрешений, свя­щенник приказал ему неделю поститься.

— О, нет! — воскликнул кучер. — Этого я сделать не смогу.

— И почему же?

— Я не хочу разорить мою жену и моих детей.

— Что значит разорить вашу жену и ваших детей?

— Ну да, я ведь видел, как постился во все дни Вели­кого поста монсеньор епископ: для этого ему нужны были морская рыба, речная рыба, рис, шпинат, айвовое варенье, отменные груши, изюм, фиги, кофе и наливки. Как же тогда вы хотите, чтобы бедолага вроде меня позволил себе поститься?

• Один каноник из Реймса затеял из-за имения своей матери тяжбу с собственным отцом.

— Тебе ведь известно, — как-то раз сказал ему отец, — сколько я уже потратил, чтобы ты имел доходную цер­ковную должность; ну да ладно, я дам тебе еще сто пистолей, и иди ко всем чертям!

Каноник на минуту задумался, а затем покачал голо­вой в знак отрицания:

— Да нет, меньше чем за две сотни я не пойду.

• У президента де Пелло на службе состояло всего лишь два лакея.

Однажды вечером эти два лакея поссорились и решили отправиться на следующий день на Пре-о-Клер, чтобы устроить между собой поединок.

Но едва они сошлись там в восемь часов утра, как один крикнул другому:

— Да, но кто же разбудит нашего господина?

— Это верно, — ответил другой.

После чего оба они вложили шпаги в ножны и верну­лись домой лучшими друзьями.

• Аббат де Ла Виктуар, Пьер Дюваль де Куповиль, был необычайно скуп.

Предупрежденный накануне о том, что две дамы, зани­мавшиеся благотворительностью, придут к нему на сле­дующий день за пожертвованиями и не зная, как отпра­вить их назад с пустыми руками, он встал на верхней площадке лестницы и, распознав по голосу своих посе­тительниц, крикнул лакею:

— Клод, не впускай него! Ведь из-за этой злосчастной оспы только что скончалась бедняжка Марго!

Дамы-благотворительницы продолжали бы ходить, наверное, еще и теперь, если бы лет эдак двести назад аббата де Ла Виктуара не осенила прекрасная мысль бороться с человеколюбием, призвав на помощь оспу.

• — Осторожнее, мой дорогой, — сказал г-н Дельбен, обращаясь к Дебарро, положившему себе на тарелку огромный кусок бараньей ножки, — это может навредить вашему желудку.

— Стало быть, — ответил Дебарро, — вы из тех хлы­щей, кто находит удовольствие в том, чтобы перевари­вать пищу?

• Этот же Дебарро, уплетая в пятницу яичницу с салом и услышав раскаты грома, схватил яичницу и выбросил ее в окно, воскликнув:

— Ах, Господь, ты чересчур обидчив: столько шума из-за какой-то яичницы!

• У маршала де *** — Таллеман де Рео не называет нам его имени — подбородок был длиною чуть ли не в локоть; у г-на де Ла Гранжа, напротив, не было даже видимости подбородка. Участвуя в охоте, устроенной королем Людовиком XIII, и одновременно заметив оленя, они со всей скоростью, на какую были способны их лошади, бросились в ту сторону, где он показался.

— Эй, Грамон, — заинтересовался король, — а куда это маршал и Ла Гранж так быстро помчались?

— Государь, — ответил Грамон, — это маршал де *** похитил подбородок Ла Гранжа и Ла Гранж помчался вслед за ним, чтобы вернуть пропажу.

• Пьер де Монмор, профессор греческого языка во Французском коллеже, был одним из самых больших чревоугодников на свете. Сидя за одним столом с людьми, которые лишь смеялись, разговаривали и пели, он взмо­лился:

— Ах, господа, ради Бога! Хоть чуточку помолчите: право же, непонятно, что ешь!

• В пять часов утра на г-на Ле Ферона напали граби­тели.

— Господа, — промолвил он, — на мой взгляд, вы чересчур рано вышли сегодня на работу.

• Некий кюре читал проповедь о муках, уготованных грешницам, которые ведут себя подобно Марии Магда­лине, но, в отличие от нее, не намерены раскаиваться.

Какая-то женщина, полагая себя одной из тех, кому подобные муки угрожают, кинулась к матери кюре и вос­кликнула:

— О моя дорогая подруга, если то, что говорит ваш сын, правда, мы все обречены на погибель!

— Ох, — промолвила мать кюре, пожимая плечами, — да не верьте ему, ведь он самый большой лгун на свете: когда он был еще совсем маленьким, я порола его исклю­чительно за это.

• — Постились ли вы, сын мой? — спросил солдата исповедовавший его священник.

— Увы, да, — ответил солдат, — и даже чересчур, свя­той отец!

— И как же это бывало?

— Порой целыми неделями я не ел ни кусочка хлеба.

— Вы это делали по своей собственной воле?

— Нет, святой отец!

— Ну, а если бы у вас был хлеб или какое-нибудь дру­гое съестное, вы бы все это съели?

— Конечно же.

— Но, — промолвил исповедник, — Господь не полу­чает никакого удовольствия от таких вынужденных постов.

— И я тоже, — произнес солдат.

• Некий гасконец заявил, что он видел церковь дли­ной в тысячу шагов.

Его слуга, прервав хозяина, добавил:

— И шириной в две тысячи шагов.

Все принялись хохотать.

— Ах, черт возьми! — воскликнул гасконец. — Если в ширину она оказалась больше, чем в длину, то виной тому этот олух: не вмешайся он, я бы сделал ее квадрат­ной.

• Тот же самый гасконец, повздорив с каким-то про­хожим, в страшном гневе заявил ему:

— Я сейчас так врежу тебе кулаком, негодяй, что ты у меня впечатаешься в эту стену и только твоя правая рука останется свободной, чтобы ты мог приветствовать меня, если я снова окажу тебе честь пройти мимо тебя.

• Господин Л*** сказал перед смертью:

— Я получил все таинства, кроме таинства брака, кото­рого у меня так никогда и не было в подлиннике. Однако меня утешает, что я сумел снять с него столько копий, сколько смог.

• Капитан наемников, встретив во вражеском краю монаха, отнял у него штуку сукна, которую тот унес из собственного монастыря.

Когда они расходились, монах сказал ему с угрозой в голосе:

— Капитан, я призову вас к ответу в Судный день, когда вы мне вернете сукно.

— О, в таком случае, — произнес капитан, — если ты предоставляешь мне столь большой срок, я заберу еще и твой плащ.

И он отнял у монаха его плащ.

• — Куда ты идешь? — спросил сеньор у крестья­нина.

— Почем я знаю! — вызывающе ответил тот.

— Ах так! — воскликнул сеньор. — Ну тогда я сейчас тебе это сообщу.

И он приказал стражникам задержать крестьянина и препроводить его в тюрьму.

С минуту крестьянин думал, что сеньор шутит, но в итоге понял, что его и в самом деле собираются посадить в тюремную камеру.

— Ну вот, — рыдая, сказал он, — разве не говорил я вам, что не знаю, куда иду?!

Признав справедливость этих слов, сеньор велел отпу­стить крестьянина.

• Герцог де Осуна презирал иезуитов и искал случай выместить на ком-нибудь из них ту ненависть, какую он питал к ним всем. Он приказал привести к нему двух святых отцов, выбранных среди самых сведущих членов ордена, и спросил у них, могут ли они за тысячу писто­лей заранее дать ему отпущение грехов за еще не совер­шенное прегрешение.

Святые отцы заявили, что они пойдут наводить справки и как можно скорее вернутся, чтобы дать ему ответ.