Затем он добавил, обращаясь к слуге:

— Погоди-ка!

И после минутного размышления произнес:

— Клянусь честью, ты сейчас пойдешь и приведешь мне Шарло.

— Шарло?

-Да.

— Но в такой час, монсеньор, он уже спит.

— Ты разбудишь его.

— Ну а когда я его разбужу, что мне с ним делать?

— Приведешь его сюда.

Приказ не допускал возражений.

Слуга ушел и четверть часа спустя вернулся с дрожа­щим от страха трактирщиком.

— Ну-ну! — произнес Ледигьер. — Стало быть, это ты, Шарло, посылаешь меня к черту в тот день, когда я вер­нулся в родные края?

Бедняга бросился в ноги губернатору.

— Монсеньор, — вскричал он, — я был неправ и рас­каиваюсь в своей ошибке!

— Напротив, ты прав! Держи, вот тебе пятьсот экю за те неприятности, какие я тебе причинил, и то зло, какое я тебе принес. Что же касается твоей клячи, стоившей ровно шесть денье, то я беру на себя возместить ее хозя­ину понесенный им ущерб. Ну а теперь ступай прочь и препоручи меня Богу, на которого, надеюсь, ты имеешь больше влияния, чем на черта.

И губернатор отпустил беднягу, приказав узнать у него имя и адрес владельца лошади.

На следующий день он вызвал его к себе и, как и обе­щал несчастному трактирщику, уладил это дело.

Однако, как мы скоро увидим, достойный губернатор не всегда был таким хорошим судьей.

Кроме господина коннетабля, существовала еще и госпожа коннетабльша; в девичестве эта госпожа конне- таблыпа звалась Мари Виньон, и отцом ее был мехотор- говец из Гренобля.

В первом браке она была женой гренобльского сукно- торговца, которого звали Эмон Матель, и имела от него двух дочерей.

Это была привлекательная особа, хотя невероятной красотой она не отличалась.

Ее первым любовником был некий Ру, секретарь Гре­нобльского парламента. Он-то и свел ее с г-ном де Ледигьером.

Однако она стала любовницей г-на де Ледигьера не раньше, чем возымела огромное влияние на него; это влияние было настолько безоговорочным, что все пыта­лись объяснить его сверхъестественными причинами.

В ту пору в Гренобле жил францисканец по имени Нобилибус, которого позднее сожгли за то, что он слу­жил обедни, не получив священнического звания. Этого францисканца негласно обвиняли в колдовстве; все говорили, что он дал Мари Виньон притворотное зелье, с помощью которого она заставила г-на де Ледигьера полюбить ее.

Когда эта женщина окончательно уверилась в любви г-на де Ледигьера, она покинула дом своего мужа, но поселилась не у любовника, а в отдельном доме.

За то время, какое они с мужем жили раздельно, она родила г-ну де Ледигьеру двух дочерей.

Между тем, видя, как это влияние все возрастает, и не имея возможности предугадать, какой степени оно достигнет, родственники г-на де Ледигьера привлекли на свою сторону его врача. Врач посоветовал ему, исходя из соображений здоровья, переменить любовницу; но, поскольку г-н де Ледигьер не знал, к какому аптекарю посылать с таким рецептом, врач взялся приготовить нужное лекарство лично и представил своему пациенту весьма красивую особу по имени Пашон, жену одного из его телохранителей.

Однако при этом не взяли в расчет Мари Виньон!

Мари Виньон, которую именовали маркизой, чтобы не называть ее ни г-жой Эмон Матель, ни г-жой де Леди­гьер, так вот, Мари Виньон велела поколотить палкой новую любовницу г-на де Ледигьера прямо в его доме; затем она бросилась в ноги г-ну де Ледигьеру, заявив, что она позволила себе такую выходку из-за великой любви к нему. Господину де Ледигьеру этот довод показался настолько убедительным, что он не только простил мар­кизу, но и отослал обратно мадемуазель Пашон и вос­становил маркизу во всех ее правах.

Господину де Ледигьеру приходилось много разъез­жать, а к этим его поездкам примешивались битвы, сра­жения и стычки.

Маркиза следовала за ним повсюду, как в этих поезд­ках, так и в военных походах.

Однако г-н де Ледигьер лишь с немалым трудом согла­сился на то, чтобы рядом с ним всегда был подобный дорожный и боевой товарищ. Он попытался склонить суконщика к тому, чтобы тот забрал свою жену обратно, предложив ему в обмен должность своего управляющего; однако торговец дорожил своей честью больше, чем это мог бы сделать какой-нибудь дворянин: он ни за что не хотел идти на сделку.

Тем временем Мари Виньон по доброте душевной выводила в чины своих родственников; раздавала бене­фиции или роты семи или восьми своим братьям, одни из которых были аббатами, а другие — унтер-офицерами; удачно выдала замуж двух из своих сестер: одну — за деревенского помещика, другую — за капитана по имени Тоннье; точно так же она выдала замуж своих дочерей от первого мужа: одну, в первом браке, — за Лакруа, дво­рецкого г-на де Ледигьера, а во втором — за барона де Барри; другую, в первом браке, — за дворянина, имя которого забылось, во втором — еще за одного дворя­нина, по имени Монсизе, с которым она развелась, а в третьем — за маркиза де Канильяка.

Как видим, в этой семье выходили замуж по многу раз.

Ну а теперь речь о том, каким образом сама Мари Виньон стала женой г-на де Ледигьера.

Понятно, что на пути к этому была некая трудность, и трудность эта заключалась прежде всего в том, что был жив первый муж Мари Виньон. Муж мешал, и следовало позаботиться о том, чтобы устранить его.

Когда г-н де Ледигьер отправился в военный поход в Лангедок, маркиза, против своего обыкновения, осталась одна в Гренобле; в одиночестве она заскучала.

В это время в Дофине объявился пьемонтский полков­ник по имени Алар, приехавший туда вербовать рекру­тов; он увидел ее и приударил за ней; однако она поста­вило условие.

Условие это состояло в том, чтобы избавить ее от мужа. Каким образом? Для нее это не имело никакого значе­ния, лишь бы она оказалась избавлена от него; все остальное было заботой полковника.

Полковник знал лишь одно-единственное средство избавиться от людей, которые были ему неугодны: убить их; и потому он решил убить несчастного суконщика.

Расскажем, как это было осуществлено и как маркиза стала г-жой де Ледигьер.

Еще за несколько лет до этого славный торговец сук­ном оставил свою торговлю и удалился на покой в деревню. Местечко, куда он удалился, находилось в одном льё от Гренобля и называлось Пор-де-Жьен.

Однажды утром полковник сел на лошадь и в сопро­вождении лакея отправился в Пор-де-Жьен. Прибыв туда на рассвете, он, желая завязать разговор со встречным пастухом, поинтересовался у него, известно ли ему, где находится дом капитана Клавеля. Разумеется, в Пор-де- Жьене не было никакого капитана Клавеля, и этот вопрос имел лишь одну цель — увести в сторону подозрения пастуха.

— Никакого капитана Клавеля я не знаю, — ответил пастух. — А не о Мателе ли, часом, вы разговор ведете?

— Матель или Клавель — я и сам толком не знаю.

— Ну а дом господина Мателя — вон он.

-Где?

— Да вот же, глядите!

И он указал на дом пальцем.

— Что ж, — промолвил пьемонтец, — проводи-ка меня и покажи мне этого господина Клавеля или Мателя: я ведь незнаком с ним.

Пастух оставил свое стадо, прошел вместе с пьемонт­цем шагов сто и показал ему славного суконщика, кото­рый в одиночестве прогуливался вдоль поля.

Пьемонтец поблагодарил пастуха, дал ему на выпивку и отпустил его, а затем направился к суконщику.

— Сударь, — спросил он его, — вы и в самом деле господин Эмон Матель?

— Да, сударь, — ответил суконщик.

— Вы в этом уверены?

— Еще бы!

— Поймите, сударь, дело в том, что я ни за что не хотел бы ошибиться.

Произнеся это, пьемонтец в упор выстрелил ему из пистолета в грудь.

Однако суконщик был еще жив, и лакей прикончил его несколькими ударами шпаги. После этого хозяин и лакей поспешно вернулись в Гренобль.

Как только тело убитого нашли, об этом поставили в известность судебное ведомство; сразу же были задер­жаны пастух, слуга убитого и служанка, его сожитель­ница, ибо на них пали первые подозрения.