У маршала был сын, который носил титул герцога де Фронсака и был великим адмиралом Франции; этому человеку не была присуща даже такая черта характера, как bizarro его отца, в каком бы смысле это слово ни понимать — в каталанском или французском.

— Ну и наследник! — глядя на него и пожимая пле­чами, говаривал своей племяннице кардинал.

Но герцог де Фронсак недолго оставался наследником маршала, ибо он был убит 14 июня 1646 года во время осады Орбителло.

Это был законченный образец мелкого тирана. Он приказал установить балюстраду на клиросе церкви в Бруаже и в одиночестве слушал там мессу; никому, будь то даже женщине, не разрешалось войти туда. Когда он обедал, затворялись городские ворота, чтобы никто не мог потревожить его какой-нибудь вестью. У него была сотня конных телохранителей, одетых в особое формен­ное платье, и с этой сотней телохранителей он грабил фермеров и торговцев.

Накануне своей смерти он решил узнать, достаточно ли у него наличных и свободных денег, чтобы, если с ним что-либо случится, удовлетворить своих кредиторов; он привел в порядок счета, подвел итог и лег спать со словами:

— Ну что ж, теперь я спокоен.

На следующий день он был убит.

Между тем смерти вдруг припала охота прервать карьеру герцога де Люина: она коснулась фаворита кон­чиком своего крыла, и все было кончено! Это случилось во время осады Монтёра на Гаронне; орудием смерти стала злокачественная малярия, и 14 декабря 1621 года госпожа коннетаблыпа оказалась вдовой. Людовик XIII не так уж сильно горевал о короле Люине, как он в минуты дурного настроения называл своего фаворита. Он вполне придерживался мнения неизвестного поэта, написавшего по поводу захвата Монтёра и смерти гер­цога де Люина следующее десятистишие:

Монтёр захвачен, и вновь Гаронна

Свободу обрела. Однако удивленно

Внимает люд речам победным,

Равно как благодарственным молебнам,

В которых славу победителям поют;

Ведь слухам если верить, в том краю

Внезапно коннетабль почил.

Но я по размышленьи зрелом рассудил,

Что за содействие победе и потере

Хвалы Господь достоин в равной мере.

Итак, как уже было сказано, госпожа коннетабльша оказалась вдовой; однако у госпожи коннетабльши был не такой темперамент, чтобы оставаться вдовой долго: по прошествии года вдовства она вышла замуж за г-на де Шеврёза, второго из господ де Гизов, которых было чет­веро братьев; его звали г-ном де Жуанвилем, и это ради него владение Шеврёз возвели в достоинство герцогства- пэрства.

Господин де Шеврёз был чрезвычайно приятным на вид кавалером; ума он имел достаточно для знатного вельможи и храбростью обладал если и не больше, то, по крайней мере, не меньше, чем кто-либо еще. Опасности он не искал, но, оказавшись в ней, делал все, что следует делать в подобном случае. Во время осады Амьена, когда он находился в окопе вместе со своим наставником, этого славного человека убили непосредственно рядом с ним. И тогда он немедля, прямо в разгар боя, принялся обшаривать карманы убитого, заявив, что ему кажется справедливым, если он станет наследником своего наставника, поскольку жалованье тому платил его отец.

В те времена даже самые знатные вельможи не счи­тали постыдным получать деньги от женщин. Принц де Жуанвиль, молодой, красивый, младший в семье, при­нялся извлекать выгоду из своей связи с бездетной и обладавшей более чем миллионным состоянием мар­шальшей де Феврак, вдовой славного маршала де Фев- рака, который, дабы излечить бесноватую монахиню, велел поставить ей клизму со святой водой. Маршальша была так увлечена принцем де Жуанвилем, что сделала его своим наследником и спустя три месяца умерла. В своем завещании она велела похоронить ее в семейном склепе; принц де Жуанвиль погрузил ее гроб в какое-то подобие дилижанса и отправил его по назначению.

Мы еще встретимся с г-ном и г-жой де Шеврёз в связи с бракосочетанием г-жи Генриетты Марии Французской и Карла I.

Тем временем дела очень многих улаживались: Шатийон был произведен в маршалы за то, что открыл ворота Эг-Морта королю Людовику XIII; Бассомпьер получил такое же звание в награду за свое остроумие и свою обходительность, а Ла Форс — за то, что сдал Сент-Фуа; епископ Люсонский был возведен в достоинство кардинала за то, что предал королеву-мать; и, наконец, старый Ледигьер стал коннетаблем и получил ленту ордена Святого Духа за то, что отрекся от своей веры.

Займемся вначале этим последним: он очень стар и вот-вот умрет, ибо родился еще при короле Франциске I, в 1543 году.

Франсуа де Бонн, сеньор де Ледигьер, родился в Сен- Бонне близ Шансора, в небольшом доме, напоминавшем скорее хижину, чем дворец. Благородство его семьи было таким же древним, как горы Дофине, где она жила испокон веков, но, как и они, была бедна.

Родители сделали из него адвоката; он был принят в состав парламента Гренобля и вел в нем тяжбы. Однако вскоре он понял, что сражаться с помощью слова — не его призвание и что ему лучше скрещивать в бою клинок с клинком.

Ему нужно было уехать из дома, но будущий конне­табль был так беден, что не имел даже самой плохонькой лошади, чтобы сесть на нее и отправиться в погоню за удачей.

К счастью, в деревне был трактирщик по имени Шарло; молодой человек позаимствовал у него, якобы для того, чтобы съездить к своему родственнику, кобылу, стоявшую в конюшне постоялого двора. Однако эта кобыла принадлежала вовсе не Шарло, а одному из его приятелей. Ледигьер пообещал вернуть ее не позднее, чем через два или три часа, взобрался на нее и скрылся из виду.

Двадцать лет спустя он совершал торжественный въезд в провинцию Дофине в качестве ее губернатора, и все жители городов и деревень сбегались посмотреть, как мимо них проезжает их земляк, облеченный чуть ли не в королевский сан.

Проезжая через свою родную деревню, он остановился в великолепном доме, построенном им рядом с хижиной, в которой ему довелось появиться на свет и которую по его распоряжению не тронули, поставив при этом новый дом так, чтобы герцог мог видеть ее из окна своей спальни.

Он уже намеревался лечь спать и, по своему обыкно­вению, расспрашивал слуг о том, что произошло в тече­ние дня, что они видели и слышали, как вдруг один из них сказал ему:

— Я слышал, как один славный человек, глядя на то, как вы, ваша милость, проезжаете мимо, произнес: «Черт побери этого Франсуа де Бонна, доставившего мне столько огорчений и неприятностей!»

— Ну и ну! — воскликнул губернатор. — А тебе знаком этот человек?

— Я порасспросил о нем, монсеньор.

— И что же?

— А то, что это здешний трактирщик.

— И как его зовут?

— Шарло.

— Шарло!.. — промолвил губернатор, взывая к своей памяти. — Мне знаком такой. А знаешь, почему он послал меня к черту?

— Монсеньор прекрасно понимает, что я поинтересо­вался этим.

— И ты знаешь?..

— Монсеньор, этот человек лжец.

— Почему же?

— Да потому, что он рассказал мне нечто невероят­ное.

— И что же именно?

— Я не осмелюсь повторить это монсеньору.

— И все же говори.

— Так вот, он утверждает, что монсеньор, покидая здешние края ...

Слуга замялся.

— ... покидая здешние края ... — повторил Ледигьер.

— ... был настолько беден ...

— Это правда, богат я не был.

— ... что позаимствовал у него лошадь ...

— Это тоже правда! — воскликнул Ледигьер.

— ... и так никогда ее и не вернул.

— Клянусь Кальвином, и это правда!

— Вот в этом, монсеньор, и состоит причина его неприятностей и того проклятия, какое он послал по адресу вашей милости.

— А в чем дело?

— Дело в том, монсеньор, что лошадь эта принадле­жала не ему, а соседу, и сосед затеял против него тяжбу; тяжба эта длится уже двадцать лет, на нее ушли все его деньги, и он находится на грани разорения.

— Ей-Богу, — воскликнул губернатор, — вот и в самом деле человек, который имеет полное право посылать меня к черту!