И тогда, с криком «Да здравствует король!», Витри пнул маршала ногой, после чего тот окончательно рухнул на землю. Тотчас же все ворота Лувра затворились и гвардейцы приготовились к бою.

В этой суматохе два дворянина из свиты маршала успели выхватить шпаги из ножен и попытались ударить Витри, но продырявили лишь его плащ.

Саррок завладел шпагой маршала и отнес ее королю, который тотчас подарил ему этот трофей. Дю Бюиссон снял с пальца убитого бриллиантовый перстень стои­вший, как говорили, шесть тысяч экю. Буайе взял его перевязь; кто-то другой — его плащ из черного бархата, украшенный миланским позументом.

Лишь двое пажей рыдали над телом убитого, но осталь­ные пажи сорвали с них шляпы и плащи.

Ле Коломбье, тот, у кого Витри спросил, где находится маршал, вначале, при звуках пистолетных выстрелов, отступил назад, но затем, когда толпа рассеялась, им овладело любопытство и он решил приблизиться к трупу, чтобы взглянуть, в каком тот состоянии: он увидел, что лицо маршала совершенно почернело от пороха и испач­кано грязью, а его брыжи, опаленные огнем, тлеют, словно фитиль аркебузы.

Он еще не закончил этот осмотр, когда тело подняли и отнесли в небольшую комнатушку гвардейских солдат.

Маршал был облачен в шитый золотом черный камзол и короткие штаны из серо-коричневого бархата, отделан­ные широкими миланскими лентами.

Его бросили на землю перед небольшим непригляд­ным портретом короля, и вот туда все и приходили взгля­нуть на убитого.

Тело осмотрели, и выяснилось, что на нем нет коль­чуги, хотя ходили разговоры, что маршал носит ее всегда; так что все нанесенные ему раны оказались очень глубо­кими. Поверх рубашки на нем была небольшая золотая цепь весом в пятнадцать унций, к которой был прикре­плена закрытая ладанка с изображением агнца Божия; в ладанке обнаружили лишь сложенный вчетверо лоскут белого полотна, который сочли колдовским амулетом. В любом случае, если это и был амулет, то маршала он защитил плохо.

В штанах у него было три или четыре кармана. Там нашли обязательства казначейства и долговые расписки на общую сумму в миллион девятьсот восемьдесят пять тысяч ливров, уложенные в два запечатанных конверта, которые, кстати говоря, он всегда носил при себе.

Тело завернули в простыню, купленную за пятьдесят су, и, чтобы не трудиться и не зашивать эту простыню, ее просто перевязали на обоих концах веревками; позд­нее, около полуночи, по приказу короля его похоронили в церкви Сен-Жермен-л’Осеруа, точно под хорами, причем плиты там так быстро и так умело уложили снова, что казалось, будто никто к ним и не прикасался.

Священник хотел было прочитать над несчастным покойником заупокойную молитву, однако присутству­ющие воспротивились этому, заявив, что негодяй никоим образом не заслуживает, чтобы за него молились.

Сразу после убийства на Неразводном мосту Витри вернулся во двор Лувра и стал прогуливаться там взад- вперед, глядя во все глаза за происходящим вокруг. Сто­ило ему там оказаться, как одна из служанок королевы, по имени Катерйна, подняла оконную раму в комнате Марии Медичи и дрожащим голосом спросила:

— Ради Бога, господин де Витри, скажите, что случи­лось?

— Да ничего особенного, — ответил Витри. — Просто только что убили маршала д’Анкра.

— Господи Иисусе! — воскликнула служанка. — И кто же это сделал?

— Я, — ответил Витри.

— Но по чьему приказу?

— По приказу короля.

Катерина живо закрыла окно и, вся в слезах, побежала сообщить эту новость королеве.

Вначале Мария Медичи сделалась страшно бледной, а затем, попросив повторить ей сказанное, как если бы она не расслышила, промолвила:

— Я правила семь лет и ничего больше не жду, кроме короны небесной!

Пробило одиннадцать часов. Напомним, что как раз в это время епископ Люсонский, предупрежденный нака­нуне вечером о смертельной опасности, которая угро­жала его благодетелю, решился покинуть дом благочин­ного Люсонского церковного округа и отправиться в Лувр.

Людовик XIII встретил его в галерее; это был первый посторонний человек, с которым король встретился после того, как ему сообщили известие об убийстве мар­шала.

— О! — воскликнул он. — Наконец-то я освободился от вашей тирании, господин епископ Люсонский!

Как видим, король был несправедлив по отношению к епископу.

Вот, кстати, каким образом известие о трагическом происшествии дошло до Людовика XIII.

Король, как уже было сказано, находился в своем ору­жейном кабинете, и, когда он уже затрясся от звуков 210

пистолетной пальбы, доносившихся до него, в дверь к нему постучал полковник д'Орнано, восклицая:

— Все кончено, государь!

— Так он мертв? — спросил король.

— Да, государь, да еще как мертв!

Король облегченно вздохнул, а затем повернулся к Деклюзо и сказал:

— Ну-ка, пусть мне дадут мой толстый витри.

Его толстым витри был карабин, преподнесен­ный ему в подарок Витри.

Затем, взяв в руку шпагу, он вышел из кабинета и про­следовал в большой зал.

В это время туда явился Ле Коломбье; как мы уже знаем, он перед этим вблизи рассмотрел маршала и потому мог сообщить королю все подробности. Людо­вик XIII с жадностью выслушал их; затем, когда у него уже не осталось никаких сомнений, что с маршалом покончено, двери зала закрыли, и король появился возле окон, выходивших во двор, а чтобы он лучше был виден оттуда, полковник д’Орнано обнял его и приподнял, желая показать тем, кто стоял внизу вместе с Витри.

Заметив Людовика XIII, все принялись размахивать шпагами и пистолетами и кричать: «Да здравствует ко­роль!»

Король отвечал им:

— Спасибо! Спасибо, благодарю вас! С этого часа я король!

Затем, перейдя к другим окнам, выходившим на кухон­ный двор, он крикнул:

— К оружию, друзья! К оружию!

Услышав этот крик, все гвардейские солдаты построи­лись в образцовом порядке на всех подъездных дорогах и улицах, и каждый из них, радуясь тому, что видит короля здоровым и бодрым, показывал на него своему товарищу и кричал: «Да здравствует король!», ибо незадолго до этого слышались пистолетные выстрелы, а так как никто не знал, в кого были направлены эти выстрелы, то были опасения, что стреляли в короля.

Тем временем Людовик XIII не умолкал:

— Хвала Господу! Вот я и король! Пусть мне отыщут старых слуг моего отца и прежних советников моего Государственного совета: отныне я хочу править, полага­ясь на их мнение.

Один из слуг короля, по имени Покар, отправился за г-ном де Вильруа и президентом Жанненом; другие побе­жали за господами де Жевром, де Ломени, де Поншартреном, де Шатонёфом, де Понкарре и прочими бывшими членами Государственного совета. Затем, ожидая их, король приказал отправить гонцов в Парламент, в Бастилию и во все концы города, ибо он опасался, что там могут вспыхнуть беспорядки.

Так что гвардейские лейтенанты, знаменщики и унтер- офицеры сели верхом на лошадей и в сопровождении нескольких стражников стали разъезжать по всему городу, выкрикивая:

— Да здравствует король!

Что же касается маршальши, то вот как она узнала о постигшем ее несчастье.

Она прохаживалась по своей комнате, как вдруг дверь открылась и на пороге появились гвардейцы короля. Спросив у них, чего они хотят, она попросила их уда­литься.

В эту минуту она услышала грохот пистолетных выстрелов, донесшийся со двора Лувра.

— Что это такое? — спросила она.

— Сударыня, — ответили ей, — это какая-то ссора, в которой замешан господин барон де Витри.

— Барон де Витри? Ссора? Пистолетные выстрелы в Лувре?.. Вы увидите, что все это против моего мужа!

Вслед за тем кто-то вошел в комнату и, покачав голо­вой, сказал:

— Плохая новость, сударыня: господин маршал мертв!

— Он убит! — воскликнула Элеонора Галигаи.

— Верно, сударыня, и убил его Витри.

— Значит, — сказала она, — это было сделано по при­казу короля.

Тотчас же, сознавая, что все потеряно, она засунула свои драгоценности в тюфяк кровати и, велев, чтобы ее раздели, легла в постель.