Он умер в лагере под Ла-Рошелью, как это удостове­ряет следующее примечание, написанное ниже послед­них строк последней страницы шестого тома ману­скрипта:

«Здесь заканчивается дневник деятельной жизни короля Людовика XIII от его рождения и до сего дня, самым точ­ным образом описанной в шести томах, из коих настоящий является последним, мессиром Жаном Эруаром, сеньором де Вогринъёзом, который был сражен болезнью в Этре, в лагере под Ла-Рошелью, в субботу двадцать девятого января тысяча шестьсот двадцать восьмого года и умер восьмого февраля того же года, в возрасте семидесяти восьми лет, находясь на службе своего повелителя-короля, здоровью которого он был полностью предан, менее стре­мясь к богатству, чем к славе, несравненной любви и пре­данности.

Тело его покоится в церкви Вогриньёза».

Я знал, что такой манускрипт существует и что в нем день за днем, час за часом, минута за минутой учтены все поступки короля. И мне пришла в голову мысль полюбо­пытствовать, насколько убийство маршала д’Анкра нару­шило распорядок жизни короля или его здоровье.

Я отправился в Библиотеку и попросил показать мне манускрипт Эруара; проявив отменную вежливость, мне вручили его. Вначале я поискал там записи, относящиеся к 23 апреля, воскресному дню, когда замысел убийства провалился и когда «король, понимая, что случай упу­щен, не подал виду, что его это раздосадовало, не выка­зал никакакого беспокойства и попросил подать ему его кушанье».

Давайте поинтересуемся душевным и физическим состоянием короля в течение этого дня.

Однако мы предупреждаем вас, прекрасные читатель­ницы, что там присутствуют крайне интимные подроб­ности: вам о них читать не следует.

«23 апреля 1617 года. Проснулся в семь часов пополуночи; пожаловался на боль; пульс хорошего наполнения, ровный; температура тела нормальная; встал, умылся; лицо доброе, веселое; моча желтая; причесался, оделся; помолился. В восемь часов позавтракал: ничего не пил. Дождливо; вышел на галерею, сыграл в бильярд, отправился в Бурбонскую часовню, в покои королевы-матери. В одиннадцать часов пообедал: салат из 6 побегов спаржи; кусочек вареного молодого голубя; жареный каплун с 12 побегами спаржи; вареная телятина; костный мозг с 12 клёцками; майские грибы в масле с гренками; два куска пирога; сок двух апель­синов, выпитый по ложечке; желе; сушеные черешни; четыре ломтика яблока, запеченные в сахаре и политые розовой водой; 12 мускатных изюмин; пять ложек айвового варенья; чуточку хлеба; пил сильно разбавленный кларет; маленькая ложечка укропного драже. Отправился к королеве-матери, через галерею, в Тюильри, на вечерню в монастырь фелъянов; вернулся в карете. В четыре часа пошел из галереи к королеве-матери. В семь часов сделал свои дела (нетрудно догадаться, что доктор Эруар назы­вает «своими делами»): кал желтый, мягкий, обильный. В четверть восьмого ужин: салат из 12 побегов спаржи; хлебный суп; кусочек вареного голубя; вареный каплун с побегами спаржи; вареная телятина; костный мозг и варе­ные уши козленка; майские грибы в масле с гренками. Кушал много: попросил гусятины; сок двух сладких апельсинов; съел нижнюю часть гусиной ножки; выпил сильно разбав­ленного кларета; 14 сушеных черешен; 5 фиг; засахаренные зеленые виноградины; чуточку хлеба. Без четверти девять разделся, пописал; кал желтый; лег в постель; пульс хоро­шего наполнения, ровный; умылся; температура нормаль­ная; помолился; уснул в десять часов и спал до половины десятого утра».

Вот как Людовик XIII провел этот день, 23 апреля 1617 года. Как видно, озабоченность не лишила его ни аппе­тита, ни сна. Он поел за четверых и проспал одиннадцать с половиной часов!

Посмотрим, что поисходило на следующий день, в понедельник 24 апреля.

В этот день Людовик XIII поднялся, как мы уже знаем, в половине десятого, велел передать, что он желает отправиться на охоту, и приказал, чтобы офицеры воен­ной свиты и рейтары были готовы сопровождать его.

Местом сбора был назначен конец галереи Тюильри, где короля ожидала карета, запряженная шестеркой; однако отъезд откладывался с часу на час.

Прежде всего, король пожелал позавтракать перед отъездом; потом затеял бильярдную партию; затем, вспомнив, что молодая королева ни о чем не предупре­ждена, он отправился к ней и попросил ее ничему не удивляться, если она услышит шум.

Возвращаясь, он повстречался с Ботрю, даже не подо­зревавшим о заговоре, долго беседовал с ним и, не желая смотреть в глаза собеседнику, скоблил кусок пергамента, чтобы сделать его тоньше; выглядел он при этом, как всегда, и тон его голоса был самый обычный.

Тем временем Витри, поместив своих людей в засаду, чтобы они предупреждали его о всех передвижениях мар­шала, с самым безразличным видом уселся на сундуке в зале Швейцарцев.

Дю Алье, его брат, вместе с четырьмя или пятью надеж­ными людьми расположился в углу заднего двора; Перре с таким же количеством людей разместился в малом кабинете, а Ла Шене, имея при себе столько же солдат, находился возле первой двери.

Все трое состояли в заговоре; их подчиненные знали, что им предстоит кого-то убить, но не ведали, о ком идет речь. Однако это ничего не значило: они были из тех, кто кричит: «Смерть!», когда им говорят: «Бей!»

Время от времени Витри поднимал голову и прислу­шивался; Дю Алье прохаживался по набережной; Перре приоткрыл дверь кабинета, где он притаился, а Ла Шене взобрался на каменную тумбу, чтобы увеличить дальность обзора.

Около десяти часов Витри известили, что маршал только что вышел из своего дворца и приближается к Лувру, сопровождаемый пятьюдесятью или шестьюдеся­тью дворянами, которые по большей части идут впереди него.

Витри тотчас вышел из зала Швейцарцев, накинув на плечо плащ и взяв в руки трость; по пути он подобрал Перре, Ла Шене и Дю Алье с их людьми; затем все вме­сте, числом около пятнадцати, они двинулись навстречу маршалу.

Однако маршала окружала такая плотная толпа, что Витри прошел мимо, не разглядев его. Тем не менее, понимая, что их пути должны были пересечься, он оста­новился и спросил у дворянина по имени Ле Коломбье:

— А где же маршал?

Ле Коломбье указал рукой на человека, остановивше­гося посреди обступивших его людей, и сказал:

— Да вот же он: читает письмо.

Дело происходило у входа на Неразводной мост; мар­шал только что двинулся дальше и шагал очень медленно, читая на ходу. По правую руку от него шли сьер де Боз-Ами и сьер де Ковиньи, вручивший ему письмо, которое он теперь читал. Так что Витри, находившийся по левую руку от маршала, оказался у его незащищенной сто­роны.

Он сделал четыре шага, догнал маршала, протянул руку и, коснувшись его плеча, произнес:

— Господин маршал, король приказал мне взять вас под арест.

Кончини остановился в полном удивлении и, с рас­терянным видом глядя на Витри, спросил по-италь­янски:

— Mè?^[38]

— Да, вас, — ответил Витри.

И, схватив его за воротник, он подал знак тем, кто его сопрождал, броситься на маршала.

Они только этого и ждали.

В то же мгновение Дю Алье, Перре, Морсен и Дю Бюиссон, повинуясь знаку Витри, устремились вперед, одновременно выстрелив из пистолетов, так что нельзя было понять, кто их них сделал это первым, а кто — последним.

Из пяти пущенных пуль две угодили в ограду моста, а три другие попали в маршала: одна вошла ему в лоб, между глаз; другая — в горло; третья — в щеку, возле правого уха.

И тогда настал черед остальных: Саррок, Таран и Ла Шене кинулись на него с поднятыми шпагами. Саррок, который еще за месяц до этого предлагал королю убить маршала, нанес ему удар в бок, чуть выше соска; Таран дважды ударил его в грудь; Гишомон и Буайе тоже нанесли ему удары, но они кололи уже труп.

Все это произошло так быстро, что маршал, убитый, по всей вероятности, еще пистолетными выстрелами, упал лишь после третьего удара шпагой, да и то упал он лишь на колени, привалившись к ограде.