И вот однажды над его головой собралась и разрази­лась первая гроза, предвестница другой, еще более страшной.

Перед дворцом маршала собралась толпа; несколько бунтовщиков вначале принялись бросать камни в окна; затем они взяли бревна, лежавшие перед Люксембург­ским дворцом, который в то время строился, и, сделав из этих бревен таран, высадили дверь маршала.

Толпа ворвалась во дворец, где оказалось более чем на двести тысяч франков мебели, которую тут же стали рас­таскивать и ломать. На следующий день, когда внутри дома уже не оставалось ничего, что можно было бы рас­таскивать и ломать, принялись крушить дом. К счастью, подоспели роты гвардейцев под командованием г-на де Лианкура. К этому времени от крыши остались только голые стропила.

О маршале д’Анкре говорили, что он управлял Фран­цией, не будучи французом; носил титул маркиза, не будучи дворянином, и имел звание маршала, никогда не воевав.

Но что особенно озлобляло против него малых и вели­ких, так это его баснословное богатство.

Незадолго до своей смерти он говорил Бассомпьеру:

— У нас добра по меньшей мере на миллион во Фран­ции, в маркизате д’Анкр; в нашей собственности Лезиньи в Бри, мой дом в предместье и этот. Я выкупил свое родовое поместье во Флоренции, которое было в залоге; сверх того, я поместил более ста тысяч ливров во Фло­ренции и столько же в Риме; не считая того, что мы потеряли во время разграбления нашего дома, у нас при­мерно на миллион столовой посуды, мебели, драгоцен­ных камней и наличности. Я и моя жена располагаем должностями на миллион, даже если продавать их крайне дешево, и это не считая должностей в Нормандии и удер­живая за собой звание маршала Франции; это должности первого дворянина королевских покоев, интенданта лич­ной свиты королевы и камерфрау. Наконец, я вложил шестьсот тысяч экю в Фейдо, более ста тысяч пистолей в другие дела, и при всем том я не говорю о денежном мешке моей жены, а он, должно быть, набит довольно туго ... Не кажется ли вам, сударь, что нам следует этим удовольствоваться?

«Да, разумеется», — должно быть, подумал Бассомпьер, который был благороден как король, но беден как церковная крыса.

Так что, как я и говорил, существовало уже несколько планов в отношении того, как избавиться от этого чело­века.

Один из этих планов замышляли вельможи, присут­ствовавшие в доме принца де Конде, когда во время обеда, данного в честь лорда Хэя, туда явился маршал.

Другой план вынашивался в ближайшем окружении короля. Под предлогом охоты в Сен-Жермене король должен был сесть на коня, покинуть Париж и бежать в Амбуаз, находившийся в управлении Люина; там к нему присоединились бы сеньоры; однако этот план остался тщетным и бесплодным, поскольку король, приложив к нему руку, затем забросил его.

Наконец Людовик XIII остановился на последнем замысле, который состоял в том, чтобы арестовать мар­шала в его собственных покоях — это должен был сде­лать Ножан-Ботрю, капитан гвардейцев, — препроводить его в Бастилию и отдать под суд Парламента; однако королю наглядно доказали, что королева-мать не позво­лит устроить суд над своим фаворитом и что затевать такое дело, не будучи уверенным в его успешном завер­шении, безумно опасно.

Чем же занимались два молодых человека, сидя в самом удаленном уголке сада Лувра, в то время как в трех шагах от них сорокопут клевал мозг только что пой­манного им воробья? Они изыскивали четвертый способ отделаться от маршала.

— Так что же? — после минутного молчания спросил король у Люина.

— Полагаю, я придумал, что делать, — ответил Люин, — но надо, ваше величество, чтобы вы поже­лали этого.

— Я желаю, — произнес король.

— Твердо?

— Твердо!

И лицо юного государя приняло выражение, в котором нельзя было ошибиться.

— Тогда, — сказал Люин, — вот что следует сделать ...

И, приблизив губы к уху короля, Люин предложил ему новый план, который он только что придумал.

Король явно одобрил этот замысел, ибо время от вре­мени кивал в знак согласия.

Затем они оба встали, король вернулся в свой оружей­ный кабинет, а Люин отправился к Дю Бюиссону, отве­чавшему за ловчих птиц короля, и постучал в его дверь.

Четверть часа спустя Люин вошел к королю.

Людовик XIII, ни слова не говоря, вопрошающе взгля­нул на своего фаворита.

— Все в порядке, — произнес тот. — Он согласен.

— И когда все произойдет?

— Завтра.

— Завтра?! Но ведь это воскресенье!

— О да, государь, но Бог, приняв во внимание неот­ложность дела, простит нас за то, что мы поработаем в воскресенье.

Вот что было решено, и вот какой работой предстояло нарушить заповеди Церкви.

На следующий день маршала д’Анкра заманят в ору­жейный кабинет короля; там ему дадут изучить карту Суассона — Суассон был тогда театром гражданской войны; король найдет предлог удалиться, и, в его отсут­ствие, маршала отправят на тот свет.

Для нанесения удара был выбран барон де Витри, капитан гвардейцев, и наградой ему за это должен был стать маршальский жезл Кончино Кончини.

Это предложение было передано ему через Дю Бюиссона, и он согласился.

Именно об этом Люин говорил накануне с сокольни­ком, и как раз известие о согласии Витри молодой чело­век принес королю в его кабинет.

Было договорено, что с девяти часов утра во дворе Лувра будут стоять наготове оседланные лошади, чтобы заговорщики могли бежать в случае провала своего замысла.

Король превосходно скрывал свое волнение, и никто не заметил его озабоченности; возможно, даже, что он казался придворным из его ближайшего окружения весе­лее, чем обычно.

Утром он встал, старательнейшим образом совершил свой туалет и отправился к мессе.

В ту минуту, когда священник, служивший мессу, воз­носил Святые Дары, Люин вошел в часовню, прибли­зился к королю и вполголоса сказал ему:

— Маршал вошел в Лувр и направляется прямо к королеве-матери.

При словах «королева-мать» на лице Людовика XIII отразилось легкое волнение; он держал свой молитвен­ник открытым и, казалось, с глубочайшим вниманием читал его, оставив Люина без ответа.

Тогда Люин повторил:

— Маршал вошел в Лувр и находится в покоях королевы-матери. Что вы соблаговолите приказать, госу­дарь? Таково положение дел.

— Я не хочу, чтобы что-нибудь предпринималось в комнате моей матери, — промолвил король. — Однако я встречусь с маршалом в своем оружейном кабинете, оставлю его на барона де Витри, и тот исполнит приказы в соответствии с тем, что было решено.

Король благоговейно выслушал остававшуюся часть мессы, а затем, когда месса закончилась, отправился в покои королевы-матери, намереваясь взять там маршала и привести его к себе; но случилось так, что, пока король поднимался по одной лестнице, маршал спустился по другой и покинул Лувр, не подозревая об опасности, которую он только что избежал.

Король, понимая, что случай упущен, не подал виду, что его это раздосадовало, и не выказал никакакого бес­покойства.

Он попросил подать ему его кушанье и отложил дело на следующий день.

II

Да будет нам позволено остановиться на минуту и при­вести здесь подробности еще более интимные, чем все те, о каких мы сообщали ранее.

В Национальной библиотеке находится манускрипт в шести томах форматом в пол-листа, зарегистрированный отцом Лелоном под номером 21 448 и под названием «Людовикотрофия, или Дневник всех поступков и здоровья Людовика, дофина Франции, который был впослед­ствии королем Людовиком XIII, от момента его рожде­ния (27 сентября 1601 года) и вплоть до 29 января 1628 года, составленный Жаном Эруаром, первым медиком государя».

Человек, посвятивший двадцать три или двадцать четыре года своей жизни этой неблагодарной работе, не желал извлечь из нее никакой другой славы и никакой другой пользы, кроме чести ни на мгновение не покидать короля.

И в самом деле, он, как нетрудно увидеть, не покидал его ни на мгновение.