Затем, спустившись во двор, он увидел герцога Анжуй­ского, игравшего там, и, указывая ему на Бассомпьера, спросил его:

— Ты знаешь этого господина?

Наконец, без четверти четыре он сел в карету и занял в ней главное место; но, повстречав герцога д'Эпернона и зная, что у него есть дела в городе, он усадил его по правую руку от себя.

У дверцы с той же стороны находились маршал де Лаварден и г-н де Роклор.

У левой дверцы кареты расположились герцог де Мон- базон и маркиз де Ла Форс.

На передней скамье сидели Лианкур, главный штал­мейстер короля, и маркиз де Мирбо.

Кучер, через посредство дежурного конюшего, спро­сил, какие будут указания.

— Для начала выезжайте из Лувра, — ответил король.

Затем, проезжая под сводами первых ворот, он велел открыть окна кареты с обеих сторон.

Человек, поджидавший его у вторых ворот, находился на своем посту, но, увидев, что на месте короля сидит герцог д'Эпернон, и услышав слова: «В Арсенал!», пона­деялся, что на дороге ему представится более благопри­ятная возможность для осуществления своего замысла, и, проскользнув между каретой и стеной, отправился под­жидать короля возле одной из маленьких лавчонок, на­ходившихся рядом с кладбищем Невинноубиенных, на улице Железного ряда.

Напротив дворца Лонгвиль король приказал остано­вить карету и отпустил всех, кто его сопровождал.

После этого кучер во второй раз спросил, куда ему следует ехать, как если бы в первый раз он не разобрал ответ.

— К кресту Круа-дю-Трауар, — распорядился король.

— А оттуда?

— Оттуда?.. Я скажу позже.

Кучер остановился возле креста Круа-дю-Труар.

Король какое-то время колебался, куда ему ехать: к мадемуазель Поле или в Арсенал.

Наконец он решил отправиться сначала в Арсенал, а затем, на обратном пути, к мадемуазель Поле.

Он высунул голову из дверцы и громко крикнул:

— В Арсенал, мимо кладбища Невинноубиенных.

А поскольку было жарко, он снял с себя плащ и поло­жил его на колени.

Они подъехали к улице Железного ряда.

При въезде в нее король увидел г-на де Монтиньи, сидевшего в своей карете, и, еще раз высунувшись из кареты, крикнул ему:

— Сеньор Монтиньи, мое почтение!

Затем карета короля въехала в улицу.

Улица была загромождена ярмарочными палатками и лавками, примыкавшими к стене кладбища Невинноуби­енных. 14 мая 1554 года, ровно за пятьдесят шесть лет до этого, король Генрих II, находясь в Компьене и рассудив, что улица Железного ряда служит обычной дорогой, которой короли Франции следуют на пути из Лувра в свой замок Турнель, издал указ, предписывающий снести и уничтожить все эти лавки.

Указ был утвержден Парламентом, но его исполнением никто не занимался.

Как раз среди этих ярмарочных палаток и лавок и под­жидал короля человек, поднявшийся с одной из камен­ных тумб, которые были установлены при входе в Лувр.

И тут, словно в помощь зловещим замыслам этого человека, случилось так, что при въезде в улицу карета короля столкнулась с двумя повозками: одна была нагру­жена сеном, а другая — вином. Повозка с сеном, зани­мавшая середину улицы, стала причиной того, что кучер круто принял влево, останавливаясь каждую минуту.

Из-за этого затора выездные лакеи пошли через клад­бище.

Несколько человек начали протискиваться между каретой и лавчонками, о которых мы говорили.

В свой черед, следуя той же дорогой, двинулся и зло­умышленник, накинув на левое плечо плащ и пряча под ним кинжал. В это время голова у короля была повернута направо. Он разговаривал с герцогом д'Эперноном, про­тянув ему перед этим какую-то бумагу; правой рукой он обнимал за шею д’Эпернона, а его левая рука лежала на плече герцога де Монбазона, который отвернулся в сто­рону, чтобы не выглядеть так, будто он прислушивается к тому, что король говорит герцогу д’Эпернону и мар­шалу де Лавардену.

А говорил король вот что:

— По возвращении из Арсенала я покажу вам планы, которые Дескюр приготовил для переправы моей армии; вы будете так же довольны ими, как и я.

Внезапно он прервал свою речь, воскликнув:

— Ах! Я ранен!

А затем добавил:

— Но это пустяки!

Однако в тот же миг он испустил вздох, прозвучавший громче крика, и изо рта его потоком хлынула кровь.

— О государь! — вскричал д'Эпернон. — Думайте о Боге!

Король был еще в состоянии услышать эти слова, ибо он молитвенно сложил ладони и поднял глаза к небу.

Но почти тотчас же голова его упала на плечо гер­цога.

Он был мертв.

А произошло вот что.

Человек с плащом и ножом воспользовался мгнове­нием, когда единственный оставшийся возле короля выездной лакей нагнулся, чтобы поправить у себя под­вязку на чулке. Он проскользнул между этим лакеем и каретой, вскочил на колесо, просунул через дверцу руку и дважды ударил короля ножом.

Он попытался нанести ему и третий удар, но герцог де Монбазон принял этот удар на себя, прикрывшись рука­вом своего камзола.

Первый удар, заставивший короля вскрикнуть: «Я ранен!», пришелся между вторым и третьим ребрами, но нож, не проникнув в полость груди, проскользнул под грудной мышцей. При втором ударе, нанесенном чуть ниже, в бок, нож прошел между пятым и шестым ребрами, проник в грудную клетку, пересек одну из долей легкого и перерезал артерию под левым предсердием.

Именно после этого удара у короля изо рта хлынула кровь.

Смерть была почти мгновенной.

Заслышав этот крик и увидев беспорядочное движе­ние, начавшееся в карете, народ столпился вокруг кареты, помешав убийце бежать.

Что же касается кучера, то он был так ошеломлен, что не пытался двинуться ни вперед, ни назад.

Сен-Мишель, ординарный дворянин королевских покоев, шедший позади кареты, увидел, как был нанесен этот удар, но уже не успел воспрепятствовать ему.

Он бросился на убийцу, подняв шпагу, но д'Эпернон крикнул ему:

— Под страхом смерти не трогайте его! С королем не случилось ничего страшного!

Затем, схватив убийцу за руки, он выхватил у него нож.

В то же самое время граф де Кюрсон ударил убийцу по горлу эфесом своей шпаги, тогда как Ла Пьер, один из унтер-офицеров гвардии, схватил его и передал в руки выездных лакеев.

Тотчас же г-н де Лианкур выпрыгнул из кареты и бро­сился в городскую ратушу, чтобы отдать приказы, свя­занные с его должностными обязанностями.

Господин де Ла Форс помчался в Арсенал, чтобы изве­стить о происшедшем г-на де Сюлли.

Ну а все остальные поспешили в Лувр, чтобы позабо­титься о безопасности дофина.

В итоге Кончини вбежал в покои королевы и через приоткрытую дверь крикнул ей:

— Е ammazzato!^[34]

Карету короля развернули, и она двинулась в сторону Лувра.

Когда она въехала во двор, там послышался крик, который было принято издавать в случае трагических происшествий:

— Вина и хирурга!

Однако и то, и другое было уже бесполезно.

Все уже знали, что король ранен, но то, что он мертв, стало понятно, лишь когда его вытащили из кареты.

Герцог де Монбазон, Витри и маркиз де Нуармутье, а также два или три конюших, оказавшихся рядом, пере­несли короля на кровать, стоявшую в его малом каби­нете.

Был вызван Пти, главный медик короля. Впоследствии Пти утверждал, что король испустил последнее дыхание уже на кровати и что, видя в нем еще какие-то остатки жизни, он сказал ему: «Государь, помните о Боге и в сердце своем произносите: “Иисус, сын Давидов, сжалься надо мною!”», после чего король трижды открыл глаза.

Другой дворянин заверял в этом же Матьё, историо­графа короля.

Затем стали проводить расследование в отношении убийцы, устанавливать его личность и выяснять при­чины, толкнувшие его на это преступление.

В тот же день президент Жаннен допросил преступ­ника.

И тогда стало известно, что его зовут Франсуа Равальяк, что он родился в Ангулеме в 1579 году и, следова­тельно, ему был тридцать один год.

Убийца был препровожден во дворец Рец. Чтобы добиться от него большей откровенности, президент Жаннен, допрашивавший его первым, сказал ему, что ко­роль не умер.