Круа получил кубок, Зальм — перстень, Бассомпьер — ложку.

Три аббатства оставались хранителями трех даров феи, пока дети в этих семьях были несовершеннолетними: Нивель хранил талисман Круа, Ременкур — Зальмов, Эпиналь — Бассомпьеров.

Однажды маркиза д’Авре из рода Круа уронила кубок, показывая его, и он разбился вдребезги. Она подобрала осколки и, положив их в футляр, сказала:

— Раз уж я не могу владеть им целым, он будет у меня хотя бы в осколках.

На следующий день, открыв футляр, она обнаружила кубок совершенно целым, каким он был прежде.

Вспомним слова феи:

— Любой, кто похитит один из этих талисманов, будет проклят.

Господин де Панж не принял во внимание эту угрозу и однажды вечером похитил перстень с пальца князя фон Зальма, когда тот уснул после буйного пиршества.

Господин де Панж имел годовой доход в сорок тысяч экю и четыре великолепных поместья. Он был управля­ющим финансами герцога Лотарингского. И вот, начиная с этого дня, все у него приняло скверный оборот.

Отправленный послом в Испанию, чтобы получить у короля Филиппа II согласие на брак одной из его доче­рей с герцогом Лотарингским, он потерпел неудачу в этих переговорах.

По возвращении домой он застал свою жену забереме­невшей от иезуита.

Наконец, три его дочери, которые были замужем и до того счастливо жили в браке, оказались брошены своими мужьями.

Отец маршала, нашего героя, был важным деятелем Лиги. Герцог де Гиз не только по-товарищески относился к нему, но и в разговорах никогда не называл его иначе, как «сердечный друг». Он отличался большим умом, что не помешало ему подхватить болезнь вроде той, от кото­рой умер Франциск I.

— Ах! — воскликнула его опечаленная жена. — Я ведь так молила Бога, чтобы он избавил вас от напастей!

— Ну что ж, — промолвил Бассомпьер-отец, — Бог внял вашим мольбам, моя милая ... Он избавил меня даже от самого главного.

Ну а сын был настолько красив и настолько привет­лив, что про него говорили, будто при дворе он играет ту же роль, какую Радушный Прием играл в «Романе о Розе».

Бассомпьерами называли всех, кто был красив, учтив и отличался изяществом.

Одна очень красивая куртизанка требовала, чтобы ее называли Бассомпьершей.

Одного малого, носившего дорожные носилки в горах Савойи, прозвали Бассомпьером за то, что в течение трехдневного путешествия в Женеву он нашел время завоевать любовь двух самых красивых девиц из Женевы и каждой из них сделал по ребенку. Наконец, однажды, когда Бассомпьер, плывя на корабле по Луаре, с весьма галантными намерениями направлялся к каюте, где ноче­вала одна красавица-путешественница, он услышал, как капитан судна крикнул рулевому:

— Поверни руль, Бассомпьер!

Бассомпьер подумал, что его намерения раскрыты и что ему советуют повернуть руль в другую сторону, и, страшно сконфуженный, удалился в свою каюту.

Наутро он узнал, что капитан судна обращался так к парню, стоявшему у руля.

Его прозвали Бассомпьером, потому что он был самым красивым лодочником на всей реке.

И эта слава обходительного кавалера, которой пользо­вался маршал, вовсе не была незаслуженной: она была настолько подлинной, что распространялась даже на его слуг.

Как-то раз один из его лакеев увидел, что графиня де Ла Сюз проходит по двору Лувра и никто не поддержи­вает шлейф ее платья; он тотчас бросился к ней, подхва­тил шлейф и понес его, заявив при этом:

— Никто не скажет, что лакей господина де Бассомпьера увидел даму, попавшую в затруднительное положе­ние, и не выручил ее.

На следующий день графиня рассказала эту забавную историю маршалу, и он тотчас возвел своего лакея в ранг камердинера.

Помимо прочего, он был чрезвычайно щедр. Однажды вечером он играл в Лувре с Генрихом IV, который, в отличие от него, был скрягой и шулером.

Внезапно король сделал вид, будто он лишь в эту минуту заметил, что среди пистолей, лежавших на кону, есть полупистоли.

— Э-ге-ге! — воскликнул он, обращаясь к Бассомпьеру. — А это что такое?

— Черт побери! — промолвил Бассомпьер. — Это полу­пистоли.

— А кто их поставил на кон?

— Вы, государь.

-Я?

— Да, вы.

— Нет, это сделал ты, Бассомпьер.

— Это сделал я?

— Да, клянусь тебе.

— Хорошо, — сказал Бассомпьер.

И, заменив полупистоли пистолями, он взял все эти полупистоли и бросил их в окно пажам и лакеям, игра­вшим во дворе, а затем спокойно вернулся и сел на свое место.

Пока он все это проделывал, совершая поступок, подо­бающий знатному вельможе, Генрих IV и Мария Медичи не спускали с него глаз.

— Ну и ну! — воскликнула Мария. — Король строит из себя Бассомпьера, а Бассомпьер — короля.

— Ну да, конечно, — откликнулся Генрих, — вам очень хотелось бы, чтобы он был королем!

— И почему же?

— Да потому, что тогда у вас был бы муж моложе и красивее.

Хотя Бассомпьер никогда не имел славы шулера, он был удачлив в игре. Из года в год он выигрывал у г-на де Гиза по пятьдесят тысяч экю. Госпожа де Гиз предложила ему пожизненную ренту в десять тысяч экю, если он соблаговолит взять на себя обязательство никогда больше не играть против ее мужа.

Бассомпьер задумался на минуту, а потом, приняв решение, ответил:

— Право же, нет. Я на этом слишком много потеряю!

Несколько раз Генрих IV использовал его в качестве посла. По возвращении из одного из таких посольств в Испанию он рассказывал королю, что совершил въезд в Мадрид на красивейшей мулице.

— О! — воскликнул Генрих IV. — Должно быть, это являло собой превосходное зрелище: осел верхом на мулице.

— Осторожнее, государь, — промолвил Бассомпьер, — ведь я представлял ваше величество.

Он был щедр, как уже говорилось, и настолько не счи­тался с затратами, что взял на себя должность управля­ющего королевским охотничьим имением Монсо лишь для того, чтобы принимать там двор.

Мария Медичи сказала ему однажды:

— Вы привезете туда кучу девок, Бассомпьер.

— Бьюсь об заклад, сударыня, что вы привезете их туда еще больше, чем я.

— Ну надо же! — воскликнула королева. — Послушать вас, Бассомпьер, так все женщины — шлюхи?

— Есть и не такие, хотя их мало, — ответил Бассом­пьер, не желая оставлять за собой последнее слово.

— Ну хорошо, а я? — спросила Мария Медичи.

— О, вы, сударыня, — с поклоном ответил Бассом­пьер, — вы королева.

Не довольствуясь охотничьим имением Монсо, он к тому же приобрел Шайо. Королева-мать, которая посто­янно забавлялась тем, что искала повода повздорить с Бассомпьером, хотя он всегда, не скупясь, отвечал ей ударом на удар, стала бранить его за это новое приоб­ретение.

— Послушайте, Бассомпьер, — спросила она его, — а чего ради вы купили этот дом? Ведь это же просто при­станище для загородных попоек.

— Что поделаешь, сударыня! Ведь я немец.

— Но находиться в Шайо не значит быть за городом: это значит быть в предместье Парижа.

— Сударыня, я настолько люблю Париж, что никогда не хочу его покидать.

— Но этот дом годен лишь на то, чтобы водить туда распутниц.

— Я их туда и вожу, сударыня, — с почтительнейшим поклоном ответил Бассомпьер.

Подобно Бассомпьеру, королева-мать очень сильно любила Париж, но так же сильно любила она и Сен- Жермен.

— Я настолько люблю Париж и Сен-Жермен, — ска­зала она однажды, — что хотела бы одной ногой быть в Париже, а другой — в Сен-Жермене.

— Ну а я в таком случае, — произнес Бассомпьер, показывая жестом, будто он разглядывает что-то на потолке, — хотел бы быть в Нантере.

Он был любовником, а возможно, даже мужем прин­цессы де Конти.

Как-то раз г-н де Вандом сказал ему:

— В подобных обстоятельствах вам следует быть на стороне господина де Гиза.

— Это почему?

— Да потому, что вы любовник его сестры.

— Подумаешь! — ответил Бассомпьер. — Я был любов­ником всех ваших теток, но не стал из-за этого любить вас больше.

Он был также любовником мадемуазель д'Антраг, сестры г-жи де Верней, причем в то самое время, когда Генрих IV был влюблен в эту сестру своей любовницы.