Однако, несмотря на ее отказы, он продолжал упор­ствовать: казалось, что его влюбленность лишь возрас­тает.

За три или за четыре года до того, как она стала его женой, он послал ей «Гирлянду Жюли», то есть один из самых прославленных комплиментов, когда-либо сделан­ных женщине.

Это был манускрипт, украшенный рядом изображений цветов; каждый цветок являлся миниатюрой на велени, а вслед за каждым из них шли стихи, начертанные Жаррн тем изумительным почерком, о каком мы уже говорили. На фронтисписе книги был изображен цветочный венок, посреди которого читалось ее название:

ГИРЛЯНДА ЖЮЛИ

Посвящается

мадемуазель де Рамбуйе, Жюли Люсине д'Анженн.

На следующей странице был нарисован Зефир, своим дыханием разбрасывающий цветы. Обе сторонки пере­плета украшал вензель мадемуазель де Рамбуйе.

К созданию этой книги приложили руку все, вплоть до маркиза де Рамбуйе, отца Жюли: сочиненный им мадри­гал помещен вслед за изображением гиацинта.

Вот этот мадригал:

К чему пенять на то, что диск случайный

Меня настиг? Нежданная кончина —

Рождения сего цветка причина.

Когда б не этот рок необычайный,

Безумной страсти цвет, скрепленной кровью,

Не увенчал бы вас, Жюли, моей любовью!^[69]

Признаться, мы не вполне понимаем первые строки; возможно, в них скрыт какой-то особый смысл, никоим образом не связанный с мифологической историей.

Свой вклад в создание этого поэтического сборника внесли все самые блестящие умы того времени, кроме Вуатюра; правда, он тоже был влюблен в прекрасную Жюли и потому никогда не ладил с г-ном де Монтозье.

В 1784 году, на торгах по продаже собрания герцога де Ла Вальера, этот шедевр любви и каллиграфии был при­обретен г-ном Пейном, английским книготорговцем, за огромную цену в четырнадцать тысяч пятьсот десять франков!

Прекрасная Жюли получила этот подарок, но ничем за него не отблагодарила.

Господин де Монтозье решил, что помехой является его вера, и перешел под покровительство Бога, способ­ного благоприятствовать ему в большей степени, а затем договорился с г-ном де Брассаком, мужем своей тетки, о покупке у него за двести тысяч ливров должности губер­натора Сентонжа и Ангумуа.

И тогда, видя себя губернатором двух провинций, он попросил мадемуазель Поле и г-жу д'Эгийон, племян­ницу кардинала, поговорить о нем с красавицей Жюли.

Мадемуазель де Рамбуйе очень высоко ценила г-на де Монтозье, но не могла принести в жертву свое отвраще­ние к замужеству; к уговорам были привлечены кардинал и даже сама королева, но все оказалось тщетно; в итоге г-жа де Рамбуйе, желавшая этого брака, однажды вече­ром удалилась к себе, пребывая в отчаянии от упрямства своей дочери.

Увидев, что мать подносила к глазам платок, Жюли спросила, что с той случилось; ей объяснили, в чем при­чина слез маркизы.

— Хорошо, — промолвила мадемуазель де Рамбуйе, — с завтрашнего дня она больше плакать не будет.

И в самом деле, на следующий день она сама объявила о своем решении выйти замуж за г-на де Монтозье и проявила всю возможную любезность, чтобы скрыть свое нежелание делать это.

Однако свадьба было отложена до окончания военного похода; г-ну де Монтозье предстояло командовать в Гер­мании отдельным отрядом из двух тысяч солдат, но г-н де Тюренн вынудил его остаться во Франции.

Что же касается маркиза де Пизани, то он отправился вслед за принцем де Конде в армию.

— Монтозье настолько удачлив, — заявил он, уез­жая, — что я непременно погибну, ибо он намерен жениться на моей сестре.

И он в самом деле погиб: мы уже рассказывали, как это произошло.

Венчание происходило в Рюэле, и узами брака супру­гов соединил г-н Годо, епископ Грасский, — тот самый, кого прозвали к а р л и к о м принцессы Жюли.

Двадцать четыре скрипача, как только им стало известно, что мадемуазель де Рамбуйе выходит замуж, без долгих раздумий явились исполнить для нее серенаду, заявив, что она всегда оказывала большую честь танцу и с их стороны было бы неблагодарностью не быть ей признательными за это.

Несмотря на свою резкость, доходившую до грубости, и прямоту, доходившую до невежливости, г-н де Монто­зье крайне серьезно относился к званию остроумца; будучи жеманником в той же степени, в какой его супруга была жеманницей, он посещал субботы, то есть собра­ния в доме у мадемуазель де Скюдери; делал переводы, в том числе стихами переводил Персия; регулярно виделся с господами Шапленом и Конраром, Клавдиана предпо­читал Вергилию и более всего ценил «Девственницу» Шаплена.

В «Большом словаре жеманниц» Сомеза г-ну Монтозье и его жене отведено по статье, где они выступают под именами Меналида и Меналиды; однако о них говорится там со всей серьезностей, какую внушает их фамилия.

«Меналид, — говорит биограф, — совмещает в себе качества, кажущиеся весьма далекими друг от друга: он храбр и учен, галантен и честен, горд и учтив; одним сло­вом, он человек превосходный».

Сомез был прав: г-н де Монтозье, несмотря на неле­пые причуды, которые литературная история связывает с его именем, сохранил в политической истории положе­ние человека прямого, честного и бескорыстного. В 1652 году, в самый разгар Фронды, когда принц де Конде находился в Сентонже, стоило бы только г-ну де Монто­зье внушить подозрения кардиналу Мазарини, и тот сде­лал бы его маршалом Франции; но, по словам самого г-на де Монтозье, это означало бы получить маршаль­ский жезл мошенническим способом.

Он был возведен в достоинство герцога и пэра коро­левской грамотой, подписанной в августе 1664 года и зарегистрированной Парламентом в декабре 1665 года.

Госпожа де Монтозье, ставшая матерью почти в соро­калетием возрасте, очень тяжело перенесла роды. Шава- рош — мы уже рассказывали в связи с дуэлью, которая произошла у него с Вуатюром, кто такой был Шаварош, — так вот, повторяю, Шавароша отправили в аббат­ство Сен-Жермен-де-Пре за поясом святой Маргариты — святыней, считавшейся весьма действенным средством от такого рода болей. Дело было летом, на рассвете; Шаварош, все еще влюбленный в прекрасную Жюли, хотя она и стала г-жой де Монтозье, застал монахов в постели и, поскольку они не торопились вставать, при­шел в такую страшную ярость, что закричал:

— Клянусь честью, ну и дрянные же монахи! Они спят, когда госпожа де Монтозье рожает!

Госпожа де Монтозье произвела на свет двух близне­цов; первый умер через три года вследствие падения, второй же умер из-за того, что, когда у его кормилицы пропало молоко, он ни за что не хотел брать грудь ника­кой другой женщины.

«Проявив такое упрямство, — говорит Таллеман де Рео, — этот ребенок доказал, что он был достойным сыном своего отца».

После этих двух близнецов г-жа де Монтозье родила дочь; у нее было потом несколько других дочерей, но мы поговорим лишь о старшей.

С раннего детства эта девочка, пошедшая в своих родителей, подавала надежды стать первостатейной жеманницей, и все завсегдатаи дворца Рамбуйе восто­рженно повторяли ее забавные словечки.

Однажды к г-ну де Монтозье привели лисицу, принад­лежавшую г-ну Годо; увидев зверя, малышка поинтересо­валась, что это такое.

— Это лисица, — ответили ей.

— Ой, Боже! — воскликнула она, хватаясь руками за жемчужное ожерелье, подаренное ей за неделю до этого.

— Почему ты хватаешься за ожерелье? — спросила ее мать.

— Ах, мама, я боюсь, как бы она его у меня не украла, ведь в баснях Эзопа лисицы всегда такие хитрые!

Какое-то время спустя ей указали на г-на Годо, пояс­нив:

— Вот, смотри, это хозяин лисицы, которую ты видела на днях.

— Это правда? — спросила девочка.

И она внимательно посмотрела на епископа.