Вуатюр был в то время модным поэтом. Он пребывал в большой милости в Лувре, а также, что, вероятно, было не столь важно для его благосостояния, но крайне важно для его славы, — в величайшей милости во дворце Рам­буйе.

Венсан Вуатюр родился в Амьене в 1598 году; так что в то время, к которому мы подошли, ему было чуть более тридцати лет. Он был сыном виноторговца; сам он этот факт отрицал, но, чем больше он это делал, тем больше его враги, а порой и его друзья намекали на его проис­хождение.

Однажды, когда он в присутствии г-жи де Лож, пита­вшей на него обиду из-за каких-то его разговоров о ней, стал рассказывать забавную историю, уже рассказанную им прежде, г-жа де Лож промолвила:

— Ах, господин Вуатюр, вы нам это уже рассказывали! Налейте-ка нам из другой бочки, если это вас не затруднит.

Вуатюр был страстным игроком; впрочем, этот недо­статок он унаследовал от отца, считавшего себя лучшим игроком в пикет во Франции и давшего свое имя набору из шестидесяти шести очков, который образуют четыре карты одной масти; такие четыре карты называют квартом Вуатюра.

Госпожа де Лож славилась своим необычайным умом.

«Поскольку г-жа де Лож, — говорит Таллеман де Рео, — была первой особой своего пола, писавшей дельные письма, и к тому же умела поддерживать непринужденный разго­вор и обладала живым и приятным умом, она привлекала к себе большое внимание при дворе».

И потому Бальзак — тот, кого называли тогда великим Бальзаком, — писал ей:

«Господь вознес Вас как над Вашим полом, так и над нашим, и ничего не пожалел, чтобы довершить в Вашем лице свое творение. Вы вызываете восхищение у лучшей части Европы; по этому вопросу пребывают в согласии оба вероучения и католики не спорят с гугенотами. Пап­ский нунций предъявил Вам нашу верительную грамоту, благоухающую похвалами и учтивостью, как это при­нято в Италии. Принцы являются Вашими придворными, а доктора богословия — Вашими учениками».

Совершенно удивительно, что имена людей, занима­вших подобное место в тогдашнем обществе, которое, в сущности говоря, является прародителем нашего, едва известны сегодня; и потому нам следует извлечь их из небытия и сделать их известными: историки не снисхо­дят до этого.

Так что давайте предпримем небольшую прогулку в связи г-жой де Лож, а затем вернемся к Вуатюру.

Герцог Анжуйский на заре своей юности — прелестное выражение той эпохи, которое заслуживает быть сохраненным, — так вот, герцог Анжуйский часто захаживал к г-же де Лож, а поскольку он нараспев гово­рил ей обо всем, на что ему хотелось пожаловаться, то его прозвали реполовом г-жи де Лож.

Когда был создан его собственный двор, то есть после его женитьбы, он подарил г-же де Лож пенсион в четыре тысяч ливров, выставив предлогом, что ее мужу не пла­тят жалованье в две тысячи ливров, полагающееся ему как дворянину королевских покоев.

Это не было правдой, но вскоре так и получилось: усмотрев нечто подозрительное в той великой благо­склонности, какой пользовалась у нового герцога Орле­анского г-жа де Лож, кардинал и в самом деле отменил выплату жалованья в две тысячи ливров ее мужу.

Три года спустя, в 1629 году, г-жа де Лож, предвидя, что в конце концов ее сошлют, как сослали г-жу де Шев- рёз, которая была куда более знатной дамой, чем она, удалилась в Лимузен, к г-ну д'Орадуру, своему зятю.

Она была дочерью славного уроженца Шампани, кото­рого звали Брюно; этот достойный человек был весьма богат: он переехал в Париж, купил должность королев­ского секретаря и стал зваться г-ном де Брюно. Он имел двух дочерей; старшая вышла замуж за Беренгена, отца господина Первого — так именовали первого королевского камердинера; младшая, Мари де Брюно, стала позднее г-жой де Лож.

Мари де Брюно, если верить мемуарам того времени, все давалось необычайно легко: она могла писать в при­сутствии пяти или шести друзей, во весь голос болтавших рядом с ней, причем делала это с такой непринужденно­стью, как если бы была одна; кроме того, она сочиняла весьма замысловатые экспромты.

Как и все дамы того времени, она была довольно ветрена и в этом отношении заявила о себе очень рано. В тринадцать лет она была помолвлена с г-ном де Ложем и должна была выйти за него замуж лишь спустя два года, однако уже в четырнадцать лет оказалась беремен­ной, так что их поторопились обвенчать. Она всегда уве­ряла, что они с мужем были тогда настолько наивны, что грешили по простоте душевной.

Вуатюр, которого, как мы видели, она вначале резко осаживала, стал затем ее любимцем.

Впрочем, Вуатюр заставил говорить о себе со времен учебы в коллеже. Еще на школьной скамье он сдружился с г-ном д'Аво, который позднее стал любовником г-жи де Сенто, жены казначея. Несмотря на ревнивый характер мужа, г-н д'Аво стал бывать у этой дамы, и, Вуатюр, опа­саясь, что с другом может случиться какое-нибудь несча­стье, провожал его до дверей ее дома; однако дальше путь ему был заказан, и он поджидал его там. Скучая в ожидании, Вуатюр пристроился к ее соседке, родившей от него дочь по имени Латуш.

Наконец, благодаря ожиданию у дверей, Вуатюр про­ник внутрь и в свой черед стал вторым хозяином дома.

Одно его письмо, которое получило большое распро­странение и произвело в свое время очень сильное впе­чатление, адресовано г-же де Сенто.

Оно несет на себе следующую надпись:

«Госпоже де Сенто, посылая ей французский перевод "Неистового Орландо" Ариосто».

Так что Вуатюр уже пользовался известностью, когда однажды г-н де Шодбонн — г-н де Шодбонн происходил из Дофине, из семейства дю Пюи-Сен-Мартен, и был лучшим другом г-жи де Рамбуйе — так вот, повторяем, г-н де Шодбонн встретил его в одном доме и сказал ему:

— Господин Вуатюр, вы слишком галантный человек, чтобы оставаться среди буржуа; мне следует вытащить вас оттуда.

Он незамедлительно поговорил об этом с г-жой де Рамбуйе, и она дала ему разрешение привести поэта к ней.

Вуатюр говорит об этом в одном из своих писем:

«С тех пор как благодаря г-ну де Шодбонну я снискал милость госпожи и мадемуазель де Рамбуйе ...»

Для сына мелкого виноторговца внезапный переход из среды буржуа в один из самых аристократических сало­нов Парижа стал трудным испытанием, но Вуатюр вышел из него победителем. Вскоре он стал душой и утехой всех жеманников и жеманниц и в итоге дал отставку г-же де Сенто, которая вначале наделала из-за него несусветных глупостей, а в конце концов осталась верной ему до самой смерти.

Вуатюр был небольшого роста, но хорошо сложен; он сам набросал свой портрет в письме к какой-то неизвест­ной даме:

«Рост мой на два-три дюйма меньше среднего, наруж­ность достаточно красивая, на голове шапка седых волос, взгляд мягкий, но немного блуждающий, а выра­жение лица изрядно простодушное».

Согласно хронике того времени, он более, чем кто- либо еще, старался понравиться дамам; его главными страстями были любовь и игра, но игра преобладала над любовью: он играл с таким пылом, что всегда после игры, а порой и в ее разгаре ему приходилось менять рубашку.

Когда Вуатюр оказывался среди незнакомых ему людей, он обычно молчал, и ничто не могло заставить его заговорить. К тому же он был подвержен резким сме­нам настроения, даже в общении с теми, кому хотел нра­виться. То ли по рассеянности, то ли в силу бесцеремон­ности он позволял себе порой странные выходки; однажды он на виду у всех, в присутствии принцессы де Конде, снял свои калоши, чтобы отогреть ноги; носить калоши было само по себе достаточно неприлично, но снять их — это было уже слишком!

Впрочем, поскольку знатные вельможи принимали его таким, Вуатюр и вовсе счел излишним стесняться. Герцог Энгиенский сказал о нем: