Более того, зачастую помещики не только скрывают преступника от правосудия, но даже становятся его сообщниками или же закрывают глаза на его виновность, если им это выгодно.
Есть на свете промысел, который существует только в России: это конокрадство.
Почти всегда помещику известно, что тот или другой из его крестьян занимается воровством этого рода; однако он остерегается выдать вора правосудию, поскольку такой род воровства обогащает деревню, где его практикуют.
Вы спросите меня тогда, чем же занимается местная полиция в лице исправника.
Он получает свою долю.
Если же воровство оказывается чересчур явным и это вынуждает исправника проводить обыски, то обыски проводятся в хлевах у крестьян, где ничего не находят. Почему? Да потому, что нередко украденные лошади находятся в господских конюшнях, куда никто не осмеливается проникнуть.
У жителей деревень, соседствующих с воровской деревней, коней не крадут, и это вполне справедливо: они ведь укрывают краденое.
Но не подумайте, что это какие-то отдельные происшествия; нет, это хорошо организованный, продуманный и постоянный промысел. Конокрады составляют целое сообщество, они узнают друг друга по неким масонским знакам и помогают друг другу.
Когда газетная цензура стала менее строгой, множество статей, обличающих это зло, было послано в газеты. Ни одна из них еще не напечатана. Я знаю одного журналиста, у которого в папках их десяток, с подтверждающими уликами, и он ждет лишь момента, чтобы все это напечатать. В царствование Александра II такой момент рано или поздно наступит; возможно, он уже наступил бы, если бы император знал то, что вокруг него известно всем.
Указанные злоупотребления особо караются законом. Однако есть одно обстоятельство, о котором следует без конца говорить, без конца напоминать, без конца кричать во всеуслышание: в России закон находится в руках чиновников, которые живут не только законным жалованьем, но и продажей закона.
И это понятно: исправник, то есть глава полиции в уезде, получает двести рублей (восемьсот франков) в год; однако на одни только скачки ему приходится тратить более двух тысяч франков в год; возьмите также в расчет, что исправник почти всегда избирается помещиками.
Величайшее бедствие России заключается в том, что нельзя привлечь к судебной ответственности государственного чиновника.
Жаловаться, правда, можно, но заранее известно, что жалобу выслушивать не будут, и потому никто не жалуется.
Именно для того, чтобы положить конец большинству злоупотреблений, о которых мы только что рассказали, Александр II издал следующий указ:
«Статья 1. Помещикам сохраняется право собственности на всю землю, но крестьянам оставляется их усадебная оседлость, которую они в течение определенного времени приобретают в свою собственность посредством выкупа; сверх того, предоставляется в пользование крестьян надлежащее по местным удобствам, для обеспечения их быта и для выполнения обязанностей пред правительством и помещиком, количество земли, за которое они или платят оброк, или отбывают работу помещику.
Статья 2. Крестьяне должны быть распределены на сельские общества, помещикам же предоставляется вотчинная полиция.
Статья 3. Развитие сих оснований и применение их к местным обстоятельствам каждой из губерний предоставляется губернским комитетам. Министр внутренних дел сообщит свои соображения, могущие служить пособием комитетам при их занятиях».
В следующем письме мы поговорим о том, какие возражения выдвигают против этого указа реакционеры и какую пользу для России ожидают от него приверженцы прогресса.
XI
По тому вопросу, какой в настоящее время обсуждается в России, там существуют три партии и два оттенка мнений.
Первая партия — это реакционеры, выступающие против освобождения крестьян; партия эта немногочисленная, но она имеет сильную поддержку в Санкт-Петербурге.
Вторая партия, партия золотой середины, — это помещики, которые соглашаются на освобождение крестьян, но освобождение постепенное, и не хотят предоставлять крестьянам земельные наделы, поскольку уверены, что те им за них никогда не заплатят.
Третья партия — это приверженцы прогресса, журналисты, литераторы, служащие и, наконец, представители интеллектуальной богемы, которые выступают за освобождение крестьян любой ценой, считая это возвращением к нравственному сознанию, искуплением за три века несправедливости и угнетения.
Первый оттенок мнений состоит в том, что можно согласиться на освобождение крестьян и даже желать этого, но проводить его надо совместно с руководителями общины, то есть вместе с собранием всех деревенских стариков и под опекой мира; при этом крестьянам нельзя будет отлучаться в течение двенадцати лет, пока они не рассчитаются со своим помещиком либо деньгами, либо посредством трехдневной барщины; мир будет нести солидарную ответственность перед помещиком и находить замену заболевшему или сбежавшему крестьянину.
Второй оттенок мнений заключается в том, что общину следует сделать основой новых взаимоотношений между помещиком и крестьянином, возложив на нее ответственность за все.
Представители этого второго оттенка мнений, самого передового и либерального, настаивают на том, что земельный надел должен перейти в собственность крестьянина безвозмездно; что крестьянин вправе будет покинуть деревню и заняться тем ремеслом, какое ему по душе; они требуют, чтобы крестьянин был свободен с момента оглашения манифеста, и заявляют, что община будет напрямую вести переговоры с помещиком, получать от него наделы и другие земли внаем и брать на себя обязательство выполнять те работы, какие он возложит на нее, но выполнять их в качестве арендной платы, а не в качестве выкупа за земельный надел, поскольку, считают эти люди, надел должен быть отдан крестьянину в качестве возмещения, хотя и весьма недостаточного, за вековое незаконное присвоение земли, жертвой которого он является. Община будет ответственна за все.
Послушаем теперь, что говорят в поддержку своих взглядов сторонники каждой из этих партий и каждого из этих оттенков мнений.
Партия реакционеров, выступающих против освобождения крестьян и во всеуслышание обвиняющих г-на Кавелина, тайного советчика его величества, в том, что это под его диктовку был составлен взрывоопасный указ, утверждает, что этот указ не только означает расхищение собственности в том, что касается земельных наделов, но и открывает путь к незаконному присвоению всего и вся, начиная с родины.
Сторонники этой партии говорят, что слово выкуп в применении к этим обстоятельствам непригодно, поскольку выкупить можно лишь то, чем ты владел прежде, что ты продал или что было у тебя отнято.
Они говорят, что крестьянин, никогда не владевший землей, никоим образом не мог ее продать и никоим образом не был лишен своих наделов.
Следовательно, слово выкуп непригодно, поскольку оно не объясняет создавшееся положение, и в то же время опасно, поскольку, когда настанет момент разъяснить крестьянину значение этого слова, он задаст себе вопрос, почему, если вполне очевидно, что земля некогда принадлежала ему, как это признано в указе, ему позволено выкупить столь малую ес часть; ведь если вся она была в его владении, у него есть право забрать ее всю.
Затем, обсудив и разрешив этот грамматический, исторический и земельный вопрос, сторонники данной партии переходят к претворению указа в жизнь, которое они считают невозможным.
Помещик должен уступить надел, то есть около полу- арпана земли, прилегающей к избе, то есть к хижине, которая и составляет тягло. Эта хижина могла быть построена настолько близко от господского дома, что надел, который предстоит уступить, частично захватит территорию парка, сада, имения; почем знать, он может дойти даже до окон усадьбы.
А если вокруг парка и господского дома стоят десять изб, то, стало быть, помещик будет видеть свой парк изрезанный десятью наделами? И, стало быть, иметь вокруг себя посторонних владельцев?