Грянула Крымская война.

Вместо семи-восьми мужиков на тысячу, которых все помещики должны предоставлять в мирное время, им вменялось теперь в обязанность предоставлять два­дцать.

Управляющий, уже трижды назначавший в рекруты сына конеторговца, назначил его в рекруты в четвертый раз, однако теперь он поднял размер его выкупа до четы­рехсот рублей (тысячи шестисот франков). Отец торговался, предлагал двести рублей, однако управляющий не хотел уступать, и отец заупрямился.

Сын ушел на войну и погиб.

После того как не стало старшего сына, помогавшему ему в торговле, отец запил и хозяйство его пошло пра­хом.

Так что, когда отец умер, младший сын остался ни с чем!

Солдат, вернувшийся после двадцати пяти лет службы в свою деревню, перестает быть крепостным, это правда, но для него это куда хуже, чем если бы он им был!

Он не получает от помещика никакого земельного надела, и никакой помещик не использует его даже в качестве работника. Мы поясним сейчас, что такое работник.

Если отставной солдат имеет семью, он возвращается в нее, помогает ей в работе, и в обмен на это семья его кормит; если же у него нет семьи, он умирает с голоду или просит милостыню; вот почему вы видите здесь столько попрошайничающих солдат с крестом на груди.

Если отставной солдат был кавалеристом, то случа­ется, что помещик дает ему место на своем конном заводе. Тогда он получает средства к существованию и кормится в застольной.

Скажем, что это такое.

У каждого помещика, как это принято на Востоке, есть челядинцы, которых называют дворовыми; поме­щик обязан давать им месячину (от слова месяц): это мука, из которой они пекут хлеб.

Месячина наряду с застольной, то есть общей трапезой, — вот и все, что они получают для своего существования.

Однако великодушные помещики добавляют к этому двадцать копеек в месяц.

Мужчины работают в пользу своего господина столя­рами, поварами, стремянными и садовниками; женщины трудятся на молочне, работают в мастерских, чинят и гладят белье, моют посуду — и тоже в пользу госпо­дина.

Тяжелая и грязная работа, не требующая навыков и умения, называется черной.

Если дворовые хотят улучшить свое положение, они нанимают у мелких помещиков работникови создают какой-нибудь промысел, с чем хозяин мирится, поскольку он получает от такого промысла доход. Этим доходом обычно является четверть выручки.

Что же касается помещика, который предоставляет работников внаем, то он берет за их работу деньги.

Наряду с этим доходом помещика следует упомянуть еще и о б р о к.

Оброк — это денежная повинность, которую выпла­чивает крестьянин, отправляющийся на заработки далеко от своей деревни.

Оброк составляет довольно значительную сумму, в среднем двадцать рублей (восемьдесят франков) в год.

Почти все извозчики, то есть возницы дрожек, пла­тят оброк.

Многие из богатейших купцов Санкт-Петербурга и Москвы являются крепостными и платят оброк.

Такие купцы, сделавшиеся миллионерами, предлагали в качестве выкупа за себя двадцать, тридцать, пятьдесят тысяч рублей.

Когда вышел указ об освобождении крестьян, один богатый московский купец предложил своему хозяину сто тысяч рублей (четыреста тысяч франков) в качестве выкупа, но тот отказался. Теперь он станет свободным за двести рублей, а то и меньше.

Сказанное выше было попыткой разъяснить, в каком положении находились крестьяне у добрых, богобояз­ненных, как говорят в России, помещиков; мы говорили о правах, а теперь поговорим о злоупотреблениях.

Напомним, что помещик может помешать крестьянам вступить в брак или женить их против их воли.

Если девушка отказывается распутничать со своим господином — хотя редко случается, чтобы у нее хватило на это смелости, — он отдает ее замуж за какого-нибудь бродягу, калеку или омерзительного урода и отрезает ей косы — позорное наказание, которому несчастная девушка подвергается за то, что она не хотела быть опо­зоренной!

Закон, правда, запрещает священнику венчать кре­стьянина или крестьянку, которые упорно твердят «нет» перед алтарем, но священник зависим от помещика и делается глухим, когда речь идет о его собственных инте­ресах; он не слышит «нет» несчастной девушки или несчастного парня и все равно венчает их.

Если замужняя женщина не хочет становиться любов­ницей своего господина, тот может назначить ее мужа в рекруты.

Само собой разумеется, такое происходит повсе­местно.

Помещик не имеет больше права разлучать семьи, но он продает их без земли, разлучая таким образом кре­стьянина с избой, где тот родился и где умер его отец.

Мы могли бы назвать имя помещика, который, про­веряя, как идут работы в поле, и обнаружив, что какая-та женщина работает, на его взгляд, плохо, запряг ее в свои дрожки и заставил бежать наравне с лошадью!

Нередко помещики заставляют работать женщин даже если они беременны, и многие из них рожают прямо во время работы.

Нам рассказывали, что один помещик, наказывавший розгами беременных крестьянок, приказывал делать на земле углубление для живота: это была утонченная пред­упредительность, направленная на то, чтобы у женщины, которую секли розгами, не случился выкидыш.

Другой помещик, не предпринимавший подобной пре­досторожности, в один и тот же год довел до выкидыша двух женщин.

К счастью, такие случаи происходят достаточно редко.

По закону все подобные действия подлежат наказа­нию, но к кому, по-вашему, обращаться бедному крестья­нину или несчастной крестьянке? К губернатору? Но губернатор дружен с помещиком, учиняющим эти низо­сти. К предводителю дворянства? Но предводителя дво­рянства избирают помещики, и он не будет из-за какого-то ничтожного крестьянина или какой-то ничтож­ной крестьянки лишаться голоса, который может стать решающим для его избрания.

Желаете услышать нечто похуже всего этого?

До начала нынешнего века большинство крупных помещиков, бывших заядлыми охотниками, заставляли выкармливать своих собак кормящих женщин. Бытовало поверье, что собаки становились от этого лучше.

Один помещик лишается суки, которая исдохла, оста­вив двух щенков; и тогда он заставляет выкармливать осиротевших щенков двух женщин, отправив при этом их собственных детей на кухню. Муж одной из них воз­вращается домой и видит, как его жена кормит грудью щенка вместо своего ребенка; он хватает щенка и раз­бивает ему голову о стену. Помещик приказывает запо­роть его до смерти.

Закон не разрешает давать более двадцати ударов роз­гами, но кто в России тревожится из-за закона? Разве что те, кто недостаточно богат, чтобы заставить его мол­чать.

До Петра III, в те времена, когда дворяне, не получив еще вольности, подвергались телесным наказаниям, они отдавали наказывать вместо себя рабов, точно так же, как во Франции наказывали приставленного к дофину молодого дворянинаа, если дофин плохо готовил уроки.

Великое несчастье России состоит в том, что все эти злоупотребления известны, но не изобличены.

В России нет общественного мнения. А как раз общественное мнение служит наказанием для тех, кто находится вне досягаемости закона.

Точно так же, как помещик может наказать невино­вного, ему нередко удается спасти виновного.

Мы уже говорили, что всякий серьезный проступок передается на суд мира, но правонарушения и преступле­ния должны передаваться на суд закона.

Однако закон, который приговаривает крестьянина к каторжным работам в рудниках, наносит помещику ущерб, поскольку лишает его работника, бесплатно рабо­тающего на него три дня в неделю, сто шестьдесят два дня в году.

В таких случаях помещик договаривается с местной полицией: с общего согласия виновного наказывают, и работник остается у хозяина; тем самым правосудие лишается преступника.

Как известно, у правосудия на глазах лежит повязка.

Мне неизвестно, с какой целью ему кладут эту повязку во Франции. В России же это делают для того, чтобы оно не видело злоупотреблений.