Тиберий Гракх, — займемся вначале им, — был самым честным и самым красноречивым человеком своего вре­мени, помимо того, что он был также одним из самых храбрых людей той эпохи: он первым поднялся на стены Карфагена. Что же касается его честности и красноре­чия, то они явствуют из его выступления, а точнее, отрывка выступления, сохраненного для нас Плутархом:

«Я вел себя в провинции, как мне представляется, сооб­разуясь с вашими интересами, а не с честолюбивыми рас­четами. В доме у меня не было попоек, я не держал при себе красивых мальчиков, и за моим столом ваши сыновья должны были проявлять большую сдержанность, чем в генеральском шатре ...Я вел себя в провинции так, что никто не может обоснованно утверждать, будто я полу­чил хотя бы один асе в качестве подношения или ради своих служебных дел ввел кого-либо в издержки. Я провел там два года; если за это время хоть одна блудница пересту­пила порог моего дома или я домогался хоть одного чьего- либо юного раба, можете считать меня самым подлым, самым испорченным из людей! И по тому, как целомудренно я обращался с чужими рабами, вы можете судить о том, как я проводил время с вашими сыновьями ... Вот почему, квириты, те кошельки, какие при моем отъезде из Рима были полны золота, я привез из провинции пустыми, тогда как другие увозили с собою амфоры, полные вина, а домой привозили их полными денег».^[367]

По характеру Тиберий Гракх был человеком мягким и миролюбивым, однако несправедливость подтолкнула его к насилию.

Когда консул Манцин заключил в Испании позорный договор, сенат объявил этот договор лишенным закон­ной силы, выдал Манцина врагам и хотел сделать то же самое с Тиберием, находившимся под его началом. Лишь влияние Сципиона Назики и Сципиона Эмилиана, кото­рые тогда еще не были врагами Тиберия, спасло его.

Вот тогда-то Тиберий, будучи народным трибуном, и предложил свой первый аграрный закон. Этот закон, который мы намереваемся сейчас разъяснить и который вплоть до появления нынешних историков неправильно истолковывали, справедливейший из всех, был предме­том споров между Тиберием, Аппием, его тестем, вели­ким понтификом Крассом и знаменитым правоведом Муцием Сцеволой.

Задолго до них Лициний Столон предлагал ограничить земельную собственность богачей, позволяя им занимать не более пятисот югеров. Тиберий, напротив, выступал за то, что эта собственность может быть расширена. Однако для того, чтобы читатель воспринял аграрный закон правильно, так, как его понимал Тиберий, нам необходимо разъяснить, как использовалась тогда земель­ная собственность.

Мы уже говорили, что римская земельная собствен­ность возникла в результате завоеваний.

Завоеванные земли были разделены на три части: одна отошла богам, другая — завоевателям, третья — респу­блике.

Та часть, что отошла богам, находилась в ведении жре­цов, прекрасно обрабатывалась, и жрецы получали доходы, полагавшиеся богам; часть, отошедшая завоева­телям, была той, какую разделили между гражданами, отслужившими двадцать пять лет в армии, но, привыкнув

к оружию, а не к земледелию, они сдавали землю в аренду, продавали, отдавали в залог, а то и просто лиша­лись ее; часть, отошедшая республике, то есть находи­вшаяся в собственности государства, что вело к злоупо­треблениям, спекуляциям и казнокрадству, сдавалась в аренду богатым землевладельцам.

Вначале закон предусматривал переуступку прав на землю и вводил ограничение на сроки землепользования; он устанавливал, что аренда не может предоставляться более, чем на пять лет, а площадь арендуемой земли не должна превосходить определенную меру. Но два этих ограничения удавалось обойти: одному и тому же арен­датору, благодаря взяткам, предоставляли внаем до трех тысяч гектаров и вовсе не на пять или десять лет, а в долгосрочную аренду на девяносто девять лет.

Однако все обстояло бы не так уж плохо, если бы тре­бования закона, пусть даже искаженные по форме, в конечном счете все же соблюдались бы. Огромное коли­чество площадей, отданных под пашенное земледелие, могло бы снизить цены на зерновые, но арендаторы осо­знали, что им куда выгоднее стать скотоводами и отда­вать свои земли под выпас скота, а не засеивать их и собирать с них урожай зернового хлеба, ячменя или овса.

Таким образом, треть территории Италии оказалась изъята из состава пашенных земель и обращена в паст­бища. Это вело к дороговизне зерна, а в неурожайные годы — к голоду.

Итак, вот что предложил Тиберий.

Признать аренду, даже если она получена незаконно, такой, какая она есть; оставить в пользовании аренда­тора пятьсот югеров земли, а сверх того — по двести пятьдесят югеров на каждого имеющегося у него ребенка мужского пола; излишки земли распределить среди бед­ных граждан, выплатив арендаторам денежное возмеще­ние.

Как видим, Тиберий потребовал раздела государствен­ных, а не частных земель, и, в то время как было бы справедливо, действуя в соответствии с законом, разо­рвать все арендные договоры, заключенные на срок более пяти лет, и сократить арендованные земли до законных размеров, он оставлял пятьсот югеров захваченных земель захватчикам, по двести пятьдесят югеров — сыновьям этих захватчиков и выплачивал денежное возмещение за то, что он у них отбирал.

Вместо того чтобы согласиться с этими разумными предложениями, арендаторы возмутились, стали ссы­латься на срок давности и раскричались так, как если бы речь шла не о захваченной ими земле, а об их наслед­ственных владениях.

Но тогда, в свой черед, вознегодовал и Тиберий. Чув­ствуя поддержку народа, он, не колеблясь, от поблажки перешел к строгому исполнению закона, что у него нередко напоминало беззаконие: он отменил предостав­ление арендаторам по пятьсот югеров земли, упразднил денежные возмещения и приказал самозваным владель­цам безотлагательно покинуть государственные земли.

Поскольку Октавий, коллега Тиберия по должности, налагает вето на аграрный закон и тем самым останав­ливает его исполнение, Тиберий смещает Октавия, заме­няет его одним из своих ставленников и, дабы претво­рить в жизнь предложенный им закон, провозглашает себя триумвиром, взяв себе в помощники своего тестя Аппия и своего младшего брата Гая. Наконец, своей лич­ной властью он берет на откуп и раздает народу земли Аттала, пергамского царя, который перед смертью заве­щал свои владения Риму.

Само собой разумеется, что, объявив таким образом войну крупным арендаторам государственных земель, Тиберий порывал со всеми, кто представлял денежную аристократию.

Не имело особого значения, будет ли он переизбран трибуном, однако выборы пришлись как раз на то время, когда велись полевые работы. Так что он остался в городе наедине с чернью, которая не работала в полях и не собирала жатву, поскольку не имела во владении земли.

Тиберий обратился за поддержкой к всадникам, обе­щая предоставить им судебную власть наряду с сенато­рами, но было уже слишком поздно: он не завербовал себе среди них сторонников и оттолкнул от себя народ.

С этого времени он считал себя погибшим.

Когда ему стало понятно, что пришел момент сра­жаться, он удалился на Капитолий вместе с теми, кто остался у него из числа друзей, а также клиентов из черни.

Тиберий не располагал никаким другим оружием, кроме длинного кинжала, носившего название дол о н.

Началось голосование за избрание Тиберия трибуном на второй срок.

Внезапно в дверях сената появляется Сципион Назика, зять Тиберия и один из основных арендаторов государ­ственных земель; за ним следуют все сенаторы, а позади сенаторов идут их слуги и рабы; вместе с отрядом, кото­рый он ведет за собой, Сципион Назика бросается на малочисленную свиту Тиберия и прижимает трибуна и его приверженцев к обрыву холма.

Тиберий хочет укрыться в храме, но жрецы закрывают перед ним двери. Преследуемый врагами, он трижды обе­гает храм; наконец, настигнутый одним из своих коллег по должности, он падает, получив удар по голове облом­ком скамьи.