Возможно, кому-нибудь покажется, что мы слишком часто обращаемся к этой теме и говорим о ней слишком многословно, но выдвинутые нами взгляды настолько противоречат принятым представлениям, что нам хотелось бы, по крайней мере, быть ясно понятыми, доказывая нашу убежденность, раз уж мы не в состоянии передать ее читателям.
Возникновение республик во Фландрии[322] и в Швейцарии связано с нашей историей лишь в качестве эпизодов, и, поскольку эти события известны всем, мы ограничимся только указанием их дат.
Стоило Филиппу Красивому завоевать Фландрию, как там повсюду вспыхнули волнения; в нескольких ее городах произошли кровавые бойни французов, наподобие той, что случилась в Палермо; самая известная из них имела место в Брюгге.
Филипп направил против фламандцев армию в сорок тысяч человек под командованием своего брата Роберта, графа Артуа, и Рауля де Неля, коннетабля Франции. Фламандцы двинулись навстречу этой армии и остановились у деревни Грунинге возле Куртре. Ими командовал ткач Питер Конинк[323], который вступил в бой, облачившись в рыцарские доспехи. На этот раз крестьяне и горожане разгромили знать и доказали, что отвага не является достоинством одних лишь рыцарей. Двенадцать тысяч французских дворян, среди которых были командующий армией Роберт Артуа, коннетабль Франции Рауль де Нель, губернатор Фландрии Жак де Шатильон, король Майорки Иоанн, Годфруа Брабантский со своим сыном, графы д'Э, де Ла Марш, де Даммартен и де Тан- карвиль, полегли на поле боя[324], и четыре тысячи пар золоченых шпор были сняты с четырех тысяч рыцарей фландрскими простолюдинами.[325] Этот разгром произошел в середине июля 1302 года; пятьдесят девять лет спустя союз шестидесяти городов образовал ганзейскую республику.
Ночью 17 октября 1307 года тридцать человек собрались на небольшой лужайке Грютли, находящейся на плато, которое нависает над южной частью Люцернского озера; из них десять были из кантона Ури, десять — из кантона Швиц и десять — из кантона Унтервальден. Перед лицом Неба они поклялись освободить Швейцарию и предать смерти ее тиранов: 1 января 1308 года Гесслер был мертв, а Швейцария стала свободна.
Филипп Призванный умер в конце 1314 года от неизвестной врачам болезни[326], что добавило достоверности молве, будто его смерть была наказанием Божьим. Климент V ушел из жизни еще раньше.[327]
Филипп Красивый был первым королем, принявшим титул короля Франции и Наварры. Это второе королевство было принесено ему в качестве приданого его женой Жанной. После него последовательно правили три его сына: Людовик X Сварливый, Филипп V Длинный и Карл IV Красивый.
«Последовательное правление трех братьев, — пишет г-н де Шатобриан, — случалось в нашей истории еще дважды и каждый раз в недобрые времена: Франциск II, Карл IX, Генрих III; Людовик XVI, Людовик XVIII, Карл Х».[328]
После Филиппа Красивого первым на трон взошел Людовик X Сварливый.
Его царствование, длившееся всего лишь шестнадцать месяцев, сделали известным три события:
тройной судебный процесс по обвинению в нарушении супружеской верности, возбужденный Людовиком и двумя его братьями против королевы и двух ее сестер;
смерть Ангеррана де Мариньи;
указ об освобождении крепостных.
Приведем относящиеся к каждому из этих событий факты, которые донесла до нас история.
В царствование Филиппа Красивого и в отсутствие Людовика, находившегося в Наварре, три сестры, Бланка, Маргарита и Жанна, почти каждый вечер собирались вместе в Нельском дворце, жилище Жанны, супруги Филиппа Красивого.[329] Там, в башне, подножие которой омывала Сена, все было приготовлено для разгульного пиршества, в котором вскоре предстояло принять участие трем мужчинам, причем окажутся они сеньорами или деревенщинами, для этих женщин не имело значения: другие женщины, молодые и красивые, выбирали для них этих мужчин повсюду и приводили их, завязав им глаза, в натопленные и надушенные покои, где избранников ожидал безудержный разгул. Ночь проходила в исступленном восторге; когда же начинался рассвет, все три венценосные куртизанки уходили в соседнюю комнату, а стражники хватали этих мужчин, разгоряченных любовью и вином, и бросали их в Сену.
Чтобы такая расправа наверняка имела смертельный исход, мужчин перед этим засовывали в мешок. Тем не менее один юный школяр, Жан Буридан, спасся и прославился обнародованием тезиса: «Reginam interficere nolite timere, bonum esse». То была вся месть, какую он мог позволить себе по отношению к венценосной убийце. В пятнадцатом веке это происшествие, по-видимому, считалось общеизвестным и бесспорным, так как Вийон писал в своей «Балладе о былых временах»:
... Die королева, Чьим веленьем Буридан В мешке был сброшен в Сену?
Возвращение Людовика положило конец этому разгулу в Нельской башне; однако на смену мимолетным любовникам пришли любовники постоянные. История сохранила нам имена тех, кто пользовался благосклонностью Маргариты, жены Людовика X, и Бланки, жены Карла IV. Этими любовниками сестер были братья: их звали Филипп и Готье д’Оне. Они были приговорены к смерти: с них заживо содрали кожу, проволокли их привязанными к хвосту лошади по свежескошенному лугу в Мобюиссоне, затем им отрубили конечности и голову, а потом за обрубки плеч прилюдно повесили на виселице.[330]
Что же касается женщин, то двух из них, Маргариту и Бланку, заточили в Шато-Гайар, а третью, Жанну, — в Дурдан.
Первым двум в наказание за супружескую измену обрили головы; Маргарита была задушена — по словам одних, полотенцем, а по словам других, саваном, в котором ее положили в гроб — и похоронена в Верноне, в церкви братьев-миноритов.
Бланка, как рассказывает продолжатель Гильома из Нанжи, «забеременела от какого-то слуги, которому было поручено ее охранять». Покаранная лишь разводом, она постриглась в монахини в Мобюиссоне.
Суд над Мариньи, как и суд над тамплиерами, к которому этот министр был причастен, остался загадкой, погребенной между могилами судьи и жертвы. Вот как автор того времени рассказывает о суде над Мариньи и его смерти.
«Ангерран де Мариньи, дворянин с прекраснейшими манерами, благоразумный, рассудительный и находчивый, поднявшийся высоко над людьми и обладавший огромным влиянием и властью, был главным и особым советником покойного французского короля Филиппа. Сделавшись, так сказать, более чем майордомом, он стоял во главе правительства всего Французского королевства; именно он улаживал все трудные дела, и все вместе и каждый в отдельности повиновались ему, по малейшему его знаку, как самому могущественному человеку. Брошенный в парижский Тампль, он был перед всеми, в присутствии короля Людовика, позорно обвинен в чудовищных преступлениях графом Валуа, дядей короля Людовика, и многими другими, которых поддержала в этом масса простонародья, питавшего против него злобу, в основном из-за неоднократной порчи монеты и многочисленных поборов, тяжким бременем ложившихся на народ в царствование покойного короля Филиппа, что приписывали дурным советам министра.
Хотя упомянутый дворянин весьма часто и чрезвычайно настоятельно требовал, чтобы ему позволили выступить в свое оправдание, он не сумел добиться такой возможности, ибо своей властью ему препятствовал в этом названный граф Валуа. Жену и сестер Ангеррана также заключили в тюрьму, а сам он, приговоренный в присутствии дворян, был повешен в Париже на виселице для воров.[331]Тем не менее он е признался в злодеяниях, вменявшихся ему в вину, и заявил лишь, что не он один был виновником поборов и порчи монеты и что ему не дали возможности выступить в свое оправдание, несмотря на его настойчивые просьбы, а также данные ему в начале суда обещания; вот почему его казнь, причины которой многим были непонятны, вызвала столь большое удивление и изумление».[332]