«В 1282 году от Рождества Христова, — пишет Гильом из Нанжи, — жители Палермо и Мессины, охваченные ненавистью к королю Карлу и французам, обосновавшимся на острове, убили их всех, не разбирая ни пола, ни воз­раста. Отвратительнее всего было то, что они вспарывали утробы местным женщинам, зачавшим от французов, и убивали плод, прежде чем он появлялся на свет».

Всем известно, что это побоище случилось в час вечерни, колокольный звон к которой послужил сигна­лом к восстанию, и что французов распознавали, застав­ляя их произносить слово «cicero»^[300], точно так же, как через двадцать лет их заставят повторять в Брюгге фразу на нижненемецком: «seilt ende vrient»^[301].

Карл Анжуйский, находившийся во время этой резни в Риме, тотчас же направил во Францию своего сына Карла, принца Салернского, чтобы попросить помощи у Филиппа, своего племянника. Сам же он проследовал мимо маяка Мессины и осадил этот город. А в это время жители Палермо встречали у себя в порту Педро Арагон­ского и его войско. Вся Сицилия приветствовала его как освободителя, и он был избран ее королем. При виде этого Карл снял осаду Мессины и вернулся во Францию. Оттуда он направился в Апулию и умер там 7 января 1284 года.

И тогда папа Мартин отлучил Педро Арагонского и отдал его королевство Карлу, сыну короля Филиппа, как прежде он отдал королевство Конрадина Карлу Анжуй­скому. Король Франции собрал армию и двинулся через Пиренеи, чтобы ввести сына во владение дарованным ему королевством, пересек эти горы по дорогам, счита­вшимся непроходимыми, и осадил Жирону.

Педро Арагонский немедленно отправился защищать свое королевство. Его известили, что в порт Росас, где стоял королевский флот, должен прибыть французский конвой, чтобы взять там провизию и доставить ее в лагерь; и тогда он, желая захватить провизию, которую вез этот конвой, вместе с пятью сотнями рыцарей и тремя тысячами пехотинцев устроил засаду на дороге, где тот должен был пройти.

Узнав об устроенной засаде, Рауль, сеньор де Нель, коннетабль Франции, граф де Ла Марш и Жан де Аркур двинулись впереди конвоя, имея сто пятьдесят шесть вооруженных рыцарей. Арагонцы, видя столь малочис­ленный отряд, бросились на него; однако французы хра­бро защищались, как это делают люди, которые держатся начеку. В итоге, несмотря на численное превосходство противника, они разбили арагонцев, и при этом граф де Ла Марш смертельно ранил, не узнав его, Педро, обла­ченного в простые доспехи и незаметно для французов отправившегося умирать в одно из аббатств.

Филипп, не знавший о смерти своего врага, но виде­вший приближение зимы и чувствовавший себя боль­ным, оставил гарнизон в Жироне, сдавшейся при изве­стии о победе французов, распустил свой флот и отступил в Перпиньян, где его болезнь стала развиваваться так быстро, что уже 15 октября 1285 года, через два месяца после смерти Педро, он в свой черед скончался, находясь почти рядом с портом Эг-Морт, откуда его отец отпра­вился умирать в Тунис. Его плоть и внутренние органы были погребены в главной церкви Нарбонны, а кости и сердце привезены в Сен-Дени.^[302]

Филипп выдал первую из грамот о пожаловании дво­рянства и тем самым нанес первый удар по аристокра­тии, введя в ее ряды горожан. Тот, кто удостоился этой милости, был ювелир по имени Рауль. Не прошло и двух веков с тех пор, как народ стал бороться за то, чтобы не быть рабом, и вот его уже возводят в дворянство.

Филипп IV взошел на престол и был коронован в том же году.^[303]

Его царствование, ставшее рубежом между правлением чисто феодальным и правлением феодально-монархи­ческим, царствование, отмеченное общественными пре­образованиями, стало одним из важнейших для монар­хии, если судить то тому, сколько за это время рухнуло старого и появилось нового.

Рухнул религиозный дух, являвший собой суть кресто­вых походов; рухнула власть пап, исполнившая свою демократическую миссию; рухнул могущественный орден тамплиеров, которых судили как преступников и, воз­можно, превратили в мучеников.

Появились парламент и третье сословие; появилась республика Вильгельма Телля в Швейцарии; появилась республика Артевелде во Фландрии; и земля монархий вздрогнула от двух этих первых извержений народного вулкана.

Вот как рухнул религиозный дух крестовых походов.

Клятва вернуться в Палестину, данная крестоносцами над телом Людовика Святого, унеслась вместе с бурей, которая разметала их флот. Распри между Педро Арагон­ским и Карлом Анжуйским окончательно стерли эту клятву из памяти христианских народов, так что на той земле, которую за два века до этого они стремились заво­евать, осталось лишь два города, принадлежавших хри­стианам: Триполи и Сен-Жан-д'Акр.

Да и то, второй из них защищали только король Кипра, два военно-духовных ордена, тамплиеров и госпиталье­ров, и тысяча пятьсот воинов, нанятых папой Нико­лаем.

В 1288 году, через три года после вступления Филиппа Красивого на трон, Триполи был захвачен султаном Вавилонским. Все укрывавшиеся там христиане были либо убиты, либо обращены в рабство, и устрашенная Акра тотчас запросила двухлетнее перемирие, которое было ей предоставлено.

Однако через некоторое время после заключения пере­мирия наемный гарнизон этой крепости вышел из ее стен, вопреки воле тамплиеров и госпитальеров, и стал совершать набеги на города сарацин, полагавшихся на соблюдение договора, и безжалостно убивать всех встре­чавшихся им неверных, не различая ни возраста, ни пола.

Султан, узнав об этом нарушении договора, тотчас же потребовал у обитателей Сен-Жан-д'Акра выдать ему тех, кто был виновен в гибели его соплеменников, а в случае отказа грозил истребить всех горожан и обратить город в развалины, как это произошло в Триполи. Горожане отказались.

И тогда султан выступил против них, ведя с собой огромное войско; однако, заболев по дороге, он ощутил, что охватившая его болезнь смертельна; уверившись в этом, он собрал у своего ложа семь эмиров, предоставил каждому из них по четыре тысячи всадников и по два­дцать тысяч пехотинцев и направил их к Сен-Жан-д'Акру. При этом столь же значительное войско еще оставалось стоять лагерем вокруг шатра султана.

Султан приказал, чтобы на его место избрали сына, велел ему сразу же после кончины отца присоединиться к первому выступившему отряду и возложил на него исполнение миссии, взятой им в отношении жителей Сен-Жан-д'Акра, — залить этот город кровью и разру­шить его.

Стоило султану закрыть глаза, как сын начал испол­нять данное отцу обещание. Он двинулся к Сен-Жан- д'Акру, разбил лагерь в миле от города и немедленно стал устанавливать и готовить к бою множество стенобитных машин и других военных орудий.

Четвертого мая 1290 года, несмотря на сопротивление осажденных, эти неповоротливые посланцы смерти при­близились к стенам города и, как только он оказался в пределах досягаемости, обрушили на него град камней, продолжавшийся два дня. Испуганные жители посадили на корабли и отправили на Кипр стариков, больных, женщин и детей, которые не могли содействовать обо­роне крепости. Вместе с ними они погрузили на эти суда сокровища, дорогие товары и церковные святыни; так что в Акре осталось всего двенадцать тысяч человек, среди которых насчитывалось не более пятисот рыца­рей.

Пятнадцатого мая сарацины предприняли штурм: они атаковали ту часть укреплений, оборона которой была доверена королю Кипра. Крепость была бы взята, если бы на помощь ему не пришли рыцари-храмовники. На следующий день, выставив предлогом усталость, король Кипра перепоручил оборону этой позиции командиру германского отряда и ночью бежал морским путем, забрав с собой всех своих приближенных и около трех тысяч воинов.

На рассвете следующего дня сарацины, видя, как мало солдат защищают ту часть укреплений, которую они уже чуть было не взяли, во множестве двинулись к этому месту, засыпали ров, пробили каменную стену и про­никли в город, но подоспевшие госпитальеры и храмов­ники отбросили их еще раз. Однако это был последний успех осажденных. Наутро сарацины вновь ворвались в город, теперь уже через ворота Святого Антония, и снова столкнулись со своими вечными и неутомимыми вра­гами, рыцарями-храмовниками и госпитальерами. Однако на этот раз силы рыцарей ослабли и удача отвернулась от них. Монахи-воины пали почти все, призывая сражаться, исповедуясь друг другу и до последней минуты славя Господа, за которого они умирали. Когда они погибли, город был взят.