Литературу новую, звучную, наивную и блистатель­ную, которая ничего не заимствует у других наций, все черпает в себе самой и, как всякая первичная литература, становится историей создавшего ее народа.

И пока совершается и занимает умы литературная революция, упрочивается революция политическая.

Король не признает права Генриха Бургундского, сво­его дяди, умершего без потомства, распорядиться своим герцогством в пользу Оттона Гильома, сына герцогини от ее первого брака. Он нападает на Бургундию, покоряет ее в результате пятилетней войны и отдает эту провин­цию своему второму сыну, принцу Генриху.

По возвращении в Париж он узнает о возникновении в государстве новой секты, которая отвергает таинства веры и святое причастие и во главе которой стоят Этьенн, духовник королевы, и Лизуа, каноник церкви Сент-Круа в Орлеане. Церковный собор, собравшийся в Орлеане и имевший целью судить этих еретиков, приговорил их всех к сожжению. Король присутствовал при совершении казни, а королева, держа в руке прут, выколола им глаз Этьенну, своему бывшему духовнику. Этой казни в еще большей степени, чем сочиненным им латинским гим­нам, король Роберт обязан своим прозвищем «Благоче­стивый».

Столетия прошли с рождения Господня: Увы, сколь грешны мы, сколь мерзостны сегодня! Обычаи свои кроим на новый лад, Меняем чин благой на варварский обряд. Пристрастье к новизне в пучину нас ввергает, Веков минувших блеск тщетою забавляет. Гнуснейший жалкий вздор теперь по нраву нам. Порок нам не претит, и пищи нет умам. Честь, совесть, праведность давно уже не в моде. Милее нам тиран, фальшивый по природе, В нарядах расписных. Ему доверья нет, Но с радостью его приветствует весь свет. Насилье и обман повсюду без предела. Почтенья нет к святым, и вера захирела. Царят здесь глад и мор, повелевает меч. Заблудшим не помочь, бесчестья не пресечь. И коль не снизойдет Всевышний к пастве грешной, Всем в адском быть огне или во тьме кромешной. Сколь закоснели все в беспутстве и грехах! Чем более грешат, тем меньше мучит страх. Не чувствуя вины, творят что пожелают,

Но Божий суд грядет — они об этом знают!* (Примеч. автора.)

* Перевод А.Долина.

187

Хельгальд, «Roberti vita»*. (Примеч. автора.)

* «Жизнеописание Роберта» (лат.).

188

«Они были преданы суду и осуждены; и сколько их было, стольким и вынесли смертные приговоры». (Хельгальд, «Vita Roberti».) (Примеч. автора.)

189

«Он был высокого роста, с гладкими, аккуратно причесанными воло­сами, со скромным взором, с приятными и нежными устами, дарующими поцелуй мира, с довольно густой бородой и широкими плечами. Когда же он садился на своего королевского коня (удивительное дело!), пальцы его ног доходили чуть ли не до пяток, что в те времена представлялось тем, кто это видел, каким-то чудом». (Хельгальд, «Vita Roberti».) (При­меч. автора.)

190

«Ист. фрагм.», Дюшен, том IV, стр. 148. (Примеч. автора.)

191

Но уже не как знатные вассалы, а как владетели уделов. (Примеч. автора.)

192

Они длились шестьдесят четыре года. (Примеч. автора.)

193

«Смуты, среди которых протекало царствование Генриха, были слиш­ком слабыми, чтобы поколебать основы государства». (Жан де Серр.) (Примеч. автора.)

194

Мы видели, как при первой династии, в лоне Церкви и в облике мона­шеской общины родился тот народ, который вскоре предстанет перед нашим взором рука об руку со всей нацией и в облике гражданской общ­ности: это видоизменение, только и всего; народ, в рясе священника вошедший в свой кокон, вышел из него в камзоле буржуа. (Примеч. автора.)

195

 Оно длилось с 1060 по 1108 год, то есть сорок восемь лет. (Примеч. автора.)

196

Мельчайшие подробности этого великого события стали широко известны с тех пор, как нашелся великий историк, способный их опи­сать. Теперь, когда имя г-на Тьерри знают все, было бы слишком поздно повторять вслед за всеми, что он представляется нам единствен­ным автором, сумевшим на столь высоком уровне соединить вместе добросовестность исследования, понимание причин, ясность изложе­ния, мощь стиля и точность подробностей. Но все равно мы не можем противиться желанию выразить свое восхищение, которое и читающей публикой, и самим г-ном Тьерри должно восприниматься тем более искренним, что мы знакомы с ним лишь по его трудам. (Примеч. автора.)

197

Камбре. (Примеч. автора.)

198

«Эдуард Английский, не имевший сына, усыновил Вильгельма Неза­коннорожденного и оставил ему свое королевство; однако после его смерти короной завладел некий английский граф по имени Гарольд. Вот почему упомянутый Вильгельм собрал значительное войско и отплыл в Англию, имея в своем распоряжении семьсот кораблей. Гарольд же, узнав, что упомянутый Вильгельм вторгся в Англию, во главе огромной армии устремился ему навстречу. Они сошлись в битве, и жестоко бились с обеих сторон. Но в конце концов Гарольд потерпел поражение и был убит. Во время этой битвы в войске Вильгельма насчитывалось сто пять­десят тысяч человек; после сражения он двинулся на Лондон, встретил там день Рождества Господня и был коронован». (Туго Флёрийский.) (Примеч. автора.)

199

Король Вильгельм, став чересчур тучным, долгое время оставался в постели. Однажды Филипп, смеясь, поинтересовался, «кто мог бы ска­зать, когда этот толстяк разрешится от бремени». Вильгельм велел пере­дать ему, «что он не может в точности определить время, когда произой­дут эти роды, однако король Франции узнает о них одним из первых, поскольку он, Вильгельм, придет творить послеродовые молитвы в парижское аббатство святой Женевьевы, причем с десятью тысячами копий вместо восковых свечей». Вероятно, английский король сдержал бы слово, если бы, упав с лошади после того, как им был захвачен и сожжен Мант, он не умер вследствие этого падения. (Примеч. автора.)

200

Тогрул-бек, сын Михаила, сына Сельджука, был их первым султаном. Он был избран в 1038 году и правил ими вплоть до 1063 года. Вот как Вильгельм Тирский рассказывает о его избрании: «Так что когда с общего согласия было решено поставить над собой царя, они распорядились провести смотр всего их бесчисленного населения; сто семей из этого населения были признаны более именитыми, чем прочие. Каждой из этих семей приказали принести по одной стреле, и, когда это было сде­лано, сто стрел собрали в пучок. Этот пучок накрыли плащом; затем, позвав маленького и невинного ребенка, велели ему просунуть руку под плащ и вытянуть оттуда одну-единственную стрелу, а перед этим всем народом решили, что та стрела, на какую выпадет жребий, укажет семью, из которой будет выбран царь. Ребенок вытянул стрелу, принадлежавшую семье Сельджуков. Тогда в этом племени выбрали сто мужчин, превос­ходивших всех прочих возрастом, благонравием и добродетелями; было решено, что каждый из этих мужчин принесет одну стрелу, на которой будет написано его имя; эти стрелы собрали в новый пучок и накрыли его с прежней тщательностью. Ребенку опять было велено вытянуть стрелу, и на извлеченной им стреле снова стояло имя Сельджука, ибо она принадлежала Тогрул-беку, сыну Михаила, сына Сельджука». {Примеч. автора.)

201

Вильгельм Тирский. (Примеч. автора.)