Литературу новую, звучную, наивную и блистательную, которая ничего не заимствует у других наций, все черпает в себе самой и, как всякая первичная литература, становится историей создавшего ее народа.
И пока совершается и занимает умы литературная революция, упрочивается революция политическая.
Король не признает права Генриха Бургундского, своего дяди, умершего без потомства, распорядиться своим герцогством в пользу Оттона Гильома, сына герцогини от ее первого брака. Он нападает на Бургундию, покоряет ее в результате пятилетней войны и отдает эту провинцию своему второму сыну, принцу Генриху.
По возвращении в Париж он узнает о возникновении в государстве новой секты, которая отвергает таинства веры и святое причастие и во главе которой стоят Этьенн, духовник королевы, и Лизуа, каноник церкви Сент-Круа в Орлеане. Церковный собор, собравшийся в Орлеане и имевший целью судить этих еретиков, приговорил их всех к сожжению. Король присутствовал при совершении казни, а королева, держа в руке прут, выколола им глаз Этьенну, своему бывшему духовнику. Этой казни в еще большей степени, чем сочиненным им латинским гимнам, король Роберт обязан своим прозвищем «Благочестивый».
Столетия прошли с рождения Господня: Увы, сколь грешны мы, сколь мерзостны сегодня! Обычаи свои кроим на новый лад, Меняем чин благой на варварский обряд. Пристрастье к новизне в пучину нас ввергает, Веков минувших блеск тщетою забавляет. Гнуснейший жалкий вздор теперь по нраву нам. Порок нам не претит, и пищи нет умам. Честь, совесть, праведность давно уже не в моде. Милее нам тиран, фальшивый по природе, В нарядах расписных. Ему доверья нет, Но с радостью его приветствует весь свет. Насилье и обман повсюду без предела. Почтенья нет к святым, и вера захирела. Царят здесь глад и мор, повелевает меч. Заблудшим не помочь, бесчестья не пресечь. И коль не снизойдет Всевышний к пастве грешной, Всем в адском быть огне или во тьме кромешной. Сколь закоснели все в беспутстве и грехах! Чем более грешат, тем меньше мучит страх. Не чувствуя вины, творят что пожелают,
Но Божий суд грядет — они об этом знают!* (Примеч. автора.)
* Перевод А.Долина.
187
Хельгальд, «Roberti vita»*. (Примеч. автора.)
* «Жизнеописание Роберта» (лат.).
188
«Они были преданы суду и осуждены; и сколько их было, стольким и вынесли смертные приговоры». (Хельгальд, «Vita Roberti».) (Примеч. автора.)
189
«Он был высокого роста, с гладкими, аккуратно причесанными волосами, со скромным взором, с приятными и нежными устами, дарующими поцелуй мира, с довольно густой бородой и широкими плечами. Когда же он садился на своего королевского коня (удивительное дело!), пальцы его ног доходили чуть ли не до пяток, что в те времена представлялось тем, кто это видел, каким-то чудом». (Хельгальд, «Vita Roberti».) (Примеч. автора.)
190
«Ист. фрагм.», Дюшен, том IV, стр. 148. (Примеч. автора.)
191
Но уже не как знатные вассалы, а как владетели уделов. (Примеч. автора.)
192
Они длились шестьдесят четыре года. (Примеч. автора.)
193
«Смуты, среди которых протекало царствование Генриха, были слишком слабыми, чтобы поколебать основы государства». (Жан де Серр.) (Примеч. автора.)
194
Мы видели, как при первой династии, в лоне Церкви и в облике монашеской общины родился тот народ, который вскоре предстанет перед нашим взором рука об руку со всей нацией и в облике гражданской общности: это видоизменение, только и всего; народ, в рясе священника вошедший в свой кокон, вышел из него в камзоле буржуа. (Примеч. автора.)
195
Оно длилось с 1060 по 1108 год, то есть сорок восемь лет. (Примеч. автора.)
196
Мельчайшие подробности этого великого события стали широко известны с тех пор, как нашелся великий историк, способный их описать. Теперь, когда имя г-на Тьерри знают все, было бы слишком поздно повторять вслед за всеми, что он представляется нам единственным автором, сумевшим на столь высоком уровне соединить вместе добросовестность исследования, понимание причин, ясность изложения, мощь стиля и точность подробностей. Но все равно мы не можем противиться желанию выразить свое восхищение, которое и читающей публикой, и самим г-ном Тьерри должно восприниматься тем более искренним, что мы знакомы с ним лишь по его трудам. (Примеч. автора.)
197
Камбре. (Примеч. автора.)
198
«Эдуард Английский, не имевший сына, усыновил Вильгельма Незаконнорожденного и оставил ему свое королевство; однако после его смерти короной завладел некий английский граф по имени Гарольд. Вот почему упомянутый Вильгельм собрал значительное войско и отплыл в Англию, имея в своем распоряжении семьсот кораблей. Гарольд же, узнав, что упомянутый Вильгельм вторгся в Англию, во главе огромной армии устремился ему навстречу. Они сошлись в битве, и жестоко бились с обеих сторон. Но в конце концов Гарольд потерпел поражение и был убит. Во время этой битвы в войске Вильгельма насчитывалось сто пятьдесят тысяч человек; после сражения он двинулся на Лондон, встретил там день Рождества Господня и был коронован». (Туго Флёрийский.) (Примеч. автора.)
199
Король Вильгельм, став чересчур тучным, долгое время оставался в постели. Однажды Филипп, смеясь, поинтересовался, «кто мог бы сказать, когда этот толстяк разрешится от бремени». Вильгельм велел передать ему, «что он не может в точности определить время, когда произойдут эти роды, однако король Франции узнает о них одним из первых, поскольку он, Вильгельм, придет творить послеродовые молитвы в парижское аббатство святой Женевьевы, причем с десятью тысячами копий вместо восковых свечей». Вероятно, английский король сдержал бы слово, если бы, упав с лошади после того, как им был захвачен и сожжен Мант, он не умер вследствие этого падения. (Примеч. автора.)
200
Тогрул-бек, сын Михаила, сына Сельджука, был их первым султаном. Он был избран в 1038 году и правил ими вплоть до 1063 года. Вот как Вильгельм Тирский рассказывает о его избрании: «Так что когда с общего согласия было решено поставить над собой царя, они распорядились провести смотр всего их бесчисленного населения; сто семей из этого населения были признаны более именитыми, чем прочие. Каждой из этих семей приказали принести по одной стреле, и, когда это было сделано, сто стрел собрали в пучок. Этот пучок накрыли плащом; затем, позвав маленького и невинного ребенка, велели ему просунуть руку под плащ и вытянуть оттуда одну-единственную стрелу, а перед этим всем народом решили, что та стрела, на какую выпадет жребий, укажет семью, из которой будет выбран царь. Ребенок вытянул стрелу, принадлежавшую семье Сельджуков. Тогда в этом племени выбрали сто мужчин, превосходивших всех прочих возрастом, благонравием и добродетелями; было решено, что каждый из этих мужчин принесет одну стрелу, на которой будет написано его имя; эти стрелы собрали в новый пучок и накрыли его с прежней тщательностью. Ребенку опять было велено вытянуть стрелу, и на извлеченной им стреле снова стояло имя Сельджука, ибо она принадлежала Тогрул-беку, сыну Михаила, сына Сельджука». {Примеч. автора.)
201
Вильгельм Тирский. (Примеч. автора.)