Карл Великий — это образец завоевателя, достигшего вершины своего могущества: его трон — это самая высо­кая вершина франкской монархии, которая вскоре усту­пит место французской монархии; его преемники будут лишь спускаться вниз, не в силах подняться выше, и если время нисхождения кажется несопоставимым со време­нем восхождения, то это потому, что на подъем всегда уходит больше времени, чем на спуск.

Миссия Карла состояла в том, чтобы воздвигнуть посреди Европы IX века огромную империю, об углы которой предстояло разбиваться остаткам тех диких народов, чьи многократные нашествия, сметая всякую зарождающуюся цивилизацию, мешали слову Христа приносить плоды, так что долгое правление великого императора посвящено только одному: варвар отражает натиск варварства. Он отбрасывает готов за Пиренеи и преследует вплоть до Паннонии гуннов и аваров; он уни­чтожает королевство Дезидерия в Италии; упорный побе­дитель Видукинда^[107], продолжающего упорствовать, несмо­тря на свои поражения, он, устав от войны, длящейся в течение тридцати трех лет, и желая одним ударом покон­чить с сопротивлением, изменой и идолопоклонством, переходит из города в город, посредине каждого из них вонзает в землю свой меч, сгоняет на городскую площадь жителей и приказывает отрубить все людские головы, оказывающиеся выше рукоятки его меча.

Лишь один народ ускользает от него: это норманны, которым позднее, в смешении с другими народами, уже обосновавшимися в Галлии, предстоит образовать фран­цузскую нацию; Карл тотчас появляется всюду, где они ступают на землю его империи, и тотчас, как только он появляется, они возвращаются на свои корабли и поспешно отплывают, словно испуганные морские птицы, во весь дух уносящиеся с побережья.

Послушайте монаха из обители Санкт-Галлен: он рас­скажет вам сейчас об одной из их вылазок.

«Карлу, который вечно странствовал, случилось неожи­данно прибыть в какой-то приморской город Нарбонской Галлии; и пока он, никем еще не узнанный, там обедал, в гавань стали заходить корабли норманнских пиратов; когда чужеземные суда были замечены, за столом разгорелся спор, из каких краев прибыли эти купцы: одни сочли их евреями, другие — африканцами, а третьи — бретонцами; только один император распознал по удлиненной форме этих кора­блей, по их тонким вытянутым мачтам, по их зубчатым парусам, напоминавшим крылья хищной птицы, что при­везли они не купцов, а пиратов; и тогда он обратился к одному из своих и сказал: “Эти корабли, которые вы там видите, не товарами нагружены, а наполнены врагами”. При этих словах все франки наперегонки бросились к кора­блям, но напрасно: норманны, поняв, что там находится тот самый великий император, которого они обычно назы­вали “Карл Молот”, испугались, что весь их флот может быть захвачен или сожжен в гавани, и, с невероятной быстротой обратившись в бегство, избегли не только мечей, но и взглядов тех, кто их преследовал.

Тем не менее богобоязненный Карл, исполненный великого страха, поднялся из-за стола, подошел к окну, выходящему на восток, и долго стоял там со скрещенными руками, рыдая и не осушая слез; затем, поскольку никто не осмели­вался спросить его, в чем причина столь глубокой его печали, он произнес: “Преданные друзья мои, знаете ли вы, почему я так горько плачу? Вовсе не их страха, конечно, что эти люди своим ничтожным пиратством сумеют при­чинить мне вред; однако я глубоко удручен тем, что еще при моей жизни они осмелились пристать к этому берегу, и терзаюсь великой печалью, предвидя, сколько зла прине­сут они моим потомкам и их подданным”».^[108]

А теперь не угодно ли вам узнать, каким Карл Вели­кий представал в глазах поколения, пришедшего на смену его современникам? Послушайте следующий рассказ: это страница грандиозной истории, это поэзия, достойная Гомера.

«За несколько лет до этого один из первых вельмож королевства, по имени Откер, навлек на себя гнев грозного Карла и нашел убежище у Дезидерия, короля лангобардов. И когда эти двое услыхали о приближении страшного вла­стителя франков, они поднялись на вершину башни, откуда можно было увидеть его подход еще издалека, и прежде всего заметили, как со всех сторон надвигаются осадные машины, какие, надо думать, были у легионов Дария и Юлия Цезаря.

“А нет ли в этом войске самого Карла?” — спросил Откера лангобардский король.

“Нет”, — ответил тот.

Дезидерий, видя огромную толпу простых воинов, собран­ных со всех концов нашей обширной империи, вновь обра­тился к Откеру:

“Наверное, победоносный Карл приближается посреди этой толпы?”

“Нет, и теперь еще нет ”, — ответил Откер.

“Что мы сможем сделать, — встревоженно спросил Дезидерий, — если он придет сюда с еще большим числом воинов?”

“Ты разглядишь его, когда он явится, — ответил Откер, — а вот что будет с нами, я не знаю”.

Пока он произносил эти слова, показалась дворцовая гвардия, никогда не знавшая покоя; при виде ее Дезидерий в ужасе воскликнул:

"Но теперь-то это Карл?”

"Нет, и даже теперь еще нет ”, — промолвил Откер.

Позади отрядов гвардии шли епископы и клирики коро­левской капеллы со своими слугами; и тогда Дезидерий, полагая, что вместе с ними идет смерть, в слезах вскри­чал:

"О! Сойдем вниз и скроемся в недрах земли подальше от лика и гнева столь ужасного врага!”

Однако Откер, хотя и дрожа от страха, ибо ему по опыту были известны сила и мощь Карла, остановил лан­гобардского короля, ибо был уверен, что императора среди этого войска тоже нет, и произнес:

“О король! Вот когда ты увидишь, как хлеба на полях всколыхнутся и склонят свои колосья, словно под дыханием бури, когда ты увидишь, как реки По и Тицин в испуге затопят своими волнами, потемневшими от железа, стены твоего города, — вот тогда и нужно будет думать, что приближается сам Карл Великий”.

И не успел он договорить эти слова, как на западе по­явилось нечто вроде черной тучи, гонимой северо-западным ветром, и тотчас же ясный свет заволокло тьмой. Но ору­жие, сверкавшее посреди этой тучи, сияло светом, кото­рый людям, запертым в городе, казался мрачнее любой ночи; вот тогда-то и появился сам Карл, этот железный чело­век: его голова была покрыта железным шлемом, руки пря­тались под железными латными рукавицами, мощную грудь и широкие плечи защищал железный панцирь, в левой руке он держал железное копье, ибо правая рука у него всегда была протянута к его непобедимому мечу; внутреннюю сторону бедер, которая у других освобождена даже от ремней, чтобы легче было сесть на коня, у него покрывали железные пластины. Что уж тут говорить о его железных поножах? Все воины имели привычку постоянно носить такие. На его щите не было видно ничего, кроме железа, и даже его конь обладал железной мастью и железной мощью; все, кто шел впереди монарха, все, кто шагал рядом с ним, все, кто следовал позади него, да и все главные силы войска имели подобные доспехи, насколько каждому из воинов позволяли его средства: железо покрыло поля, железо покрыло дороги; острия железных клинков отражали сол­нечные лучи, и все это железо, столь твердое, нес на себе народ, сердце которого было таким же твердым, как и оно. Сияние железа породило ужас в рядах защитников города, и все они в испуге бросились бежать, крича: “Сколько железа! Ах, сколько железа!”^[109]

Карл, как и все люди, наделенные мощным гением, был прост для своей семьи, велик для своего народа, чванлив для чужестранцев; именно в хронике монаха из Санкт-Галлена в основном следует искать сведения о чертах характера императора, позволяющие судить о нем с поэтической точки зрения. Что же касается его воен­ных экспедиций, то Эйнхард, его секретарь и друг, при­водит в хронологическом порядке, хотя и опуская под­робности, достаточно сведений об этих походах, чтобы современный писатель мог составить их список: всего их было пятьдесят три.