Несмотря на все выпавшие на его долю испытания, войско еще являло собой великолепное зрелище: два­дцать тысяч конников, цвет рыцарства, и сорок тысяч пехотинцев, лучшие из всех, двигались по правому берегу Нила вверх по его течению. В то же время сама река на целое льё была покрыта лодками, галерами, большими и малыми судами, нагруженными оружием, ратными доспе­хами, военным снаряжением и людьми. На следующий день была сделана остановка в Фарискуре, где кресто­носцев подстерегали первое препятствие и первая неожи­данность.

Войско подошло к одному из многочисленных рукавов Нила, отделяющихся от него и впадающих в море между Пелузийским и Канопским устьями, и, хотя эта река не была широкой, она все же оказалась слишком глубокой, чтобы перейти ее вброд. В те времена, когда военное искусство еще не владело секретом перекидных мостов, по которым сегодня наши армии переправляются с одного берега на другой, в подобных случаях оставался лишь единственный способ — прорыть отводные каналы, благодаря чему вода в реке постепенно убывает и откры­вается место, подходящее для брода. Все принялись за дело, и оно быстро продвигалось вперед, как вдруг кре­стоносцы увидели, что к ним приближаются, подавая мирные знаки, пятьсот сарацин в великолепных доспехах и верхом на прекрасных лошадях. Людовик выслал навстречу им разведывательный отряд, чтобы спросить у них, чего они хотят. Сарацины ответили, что, поскольку султан умер и у них нет желания служить его преемнику, они явились предложить свои услуги королю Франции. Этот предлог показался французам не очень правдопо­добным, но, так как в силу своей малочисленности сара­цины были в полной власти крестоносцев, король при­казал под страхом обвинения в неповиновении и, следовательно, под угрозой смертной казни не наносить никаких оскорблений новым союзникам. И вот на глазах у них крестоносцы начали переходить реку.

Тамплиеры, шедшие первыми под предводительством Рено де Вишье, внезапно увидели, как на них, сплотив ряды и пустив коней в стремительный галоп, летят пять­сот сарацин; крестоносцы остановились, чтобы понять, как будут развиваться события дальше, и ограничились лишь тем, что заняли оборонительную позицию, ибо они никак не могли поверить, что столь малочисленный отряд намеревается атаковать целую армию. Их сомне­ния длились недолго: один из турок, опередив других на расстояние в четыре-пять копий, ударил булавой там­плиера, оказавшегося на фланге отряда, и тот покатился прямо под копыта лошади Рено де Вишье. И тогда Рено де Вишье выхватил меч и, привстав на стременах, крик­нул:

— Вперед, братья! Клянусь Господом, нам не пристало сносить такое!

С этими словами он пришпорил коня, и все эти гроз­ные монахи, которых Богу было угодно посвятить в рыцари, бросились на сарацин и начали теснить их к воде и наносить им удары мечами, пока часть из них не осталась лежать на берегу, а остальных не поглотил Нил; в итоге никому из этого отборного отряда не удалось спастись, и все его воины либо были убиты, либо уто­нули. Затем тамплиеры, исключительно своими силами совершив эту кровавую расправу, вновь встали во главе авангарда и без всяких других происшествий перешли реку. Войско последовало за ними и на следующий вечер достигло городка Шармезах.

Тем временем слух о приближении крестоносцев, обго­няя их, разносился вверх по течению Нила, и, по мере того как они приближались к Мансуре, этому послед­нему оплоту перед Каиром, ужас охватывал весь Египет, повергнутый в тревогу и смятение недавней смертью сул­тана. Еще ничего не было слышно о юном принце Туран- шахе, ни один из посланных к нему гонцов пока не вер­нулся, и ответственность за государственные дела полностью лежала на вдове султана. Правда, египетский историк Макризи утверждает, что она превосходила всех женщин по красоте, а всех мужчин по уму.

Беспокойство усилилось еще больше, когда эмир Фахр ад-Дин прислал в Каир письмо с призывом ко всем истинным мусульманам взяться за оружие. В час молитвы муфтий поднялся на возвышение, а затем, объявив, что ему следует сообщить народу нечто важное, развернул письмо Фахр ад-Дина и прочел его. Оно было составлено в следующих выражениях:

«Во имя Аллаха и пророка его Магомета!

Поднимайтесь все, от мала до велика. Аллах нужда­ется в вашем оружии и в ваших богатствах. Франки, да будут они прокляты Небом, пришли в нашу страну, раз­вернув знамена и обнажив мечи, дабы разорить наши города и опустошить наши земли. Кто из мусульман откажется выступить против них и отомстить за поруганную честь ислама?!»

Содержание этого послания, прочитанного в главной мечети, вскоре стало известно всему Каиру. Трусы помышляли о том, чтобы скрыться, храбрецы — о том, чтобы идти навстречу опасности. В течение трех дней горожане предавались унынию и проливали слезы, словно эти ужасные франки уже стояли у ворот города. А крестоносцы тем временем продолжали идти вперед, не имея ни малейшего представления о здешней мест­ности, но поднимаясь вверх по течению Нила и твердо зная, что на его берегу им встретится Мансура, а после Мансуры — Каир.

Неожиданно в нескольких льё за Бермуном авангард остановился, издавая громкие крики: впереди был виден Город победы, а по другую сторону канала Ашмун, по обоим берегам реки, виднелись два неприятельских стана, поддерживаемые флотом, который преграждал путь по воде, тогда как турецкое войско преграждало путь по суше. На этот раз предстояло преодолеть настоя­щую реку, а не отвести воду из ручья, и разгромить целое войско, а не побороть пять сотен сарацин. Наконец-то крестоносцы пришли на место, отмеченное знаком судьбы, и здесь должен был решиться исход войны. Флот христиан остановился напротив Мансуры, а их конники достигли берегов канала, не подвергшись нападению и не встретив сопротивления. Корабли бросили якорь, а войско разбило лагерь. Насир Дауд, эмир Карака, наблю­дал за этими действиями, став лагерем на западном берегу Нила. Все это происходило 19 декабря 1249 года, в 13-й день месяца рамадан.

Крестоносцы тотчас же наметили пояс укреплений на том самом месте, где за тридцать лет до этого стояли лагерем войска короля Жана де Бриенна, и Людовик IX отдал приказ переправляться через канал.

Этот канал, отдельной прядью выбивавшийся из кос­матой головы Нила, возле Мансуры шириной не уступал Сене. Русло его было глубоким, берега — обрывистыми; на нем не существовало никакого моста, не было ника­кого разведанного брода, и нескольких человек, расстав­ленных на другом его берегу, оказалось бы достаточно для того, чтобы уничтожить целую армию, которая попы­талась бы пересечь его вплавь. И потому Людовик решил соорудить насыпную дорогу, строителей которой должны были защищать две передвижные многоярусные башни. Эти башни были построены за несколько дней, а затем строители принялись за устройство насыпи.

Тем временем сарацины привезли шестнадцать мета­тельных орудий и расставили их на южном берегу реки, чтобы метать на ее северный берег камни и стрелы. Ко­роль тотчас же приказал выставить в противовес им восемнадцать орудий. Среди этих восемнадцати одно отличалось особой смертоносностью: его изобретателем был рыцарь по имени Жослен де Корно. Пока размещали все эти башни и орудия, братья короля и рыцари днем и ночью несли караул на берегу.

За это время, несмотря на град камней и стрел, обру­шивавшихся на строителей, башни были построены, и насыпь начала постепенно вдаваться своей головной частью в канал. Но сарацины тотчас же принялись рыть землю как раз напротив насыпи, так что берег отступал под напором усилий, подобных тем, с какими пытались его достичь. В течение трех дней насыпная дорога с тру­дом продвигалась вперед, облитая потом и обагренная кровью, но к концу третьего дня оказалось, что кресто­носцев отделяет от противоположного берега такое же водное пространство, как и до начала работ.

Тем временем Фахр ад-Дин отдал многочисленному отряду сарацин приказ спуститься по левому берегу Нила; отряд переправился через реку в Шармезахе и, проделав за ночь тот самый путь, какой прошли христи­ане, двинулся вперед, чтобы напасть на них; эмир обо­дрял своих воинов, клянясь именем Пророка, что в день святого Себастьяна он будет ночевать в шатре короля Франции.