Виновных поставили полукругом рядом с нами, и минуту губернатор молча смотрел на них таким свире­пым взглядом, что у бедняг тотчас же исчезла та слабая надежда, какую мы успели вселить в них; наконец, уви­дев, что они достаточно подавлены и раскаиваются в содеянном, он произнес:

— Жалкие сыны Пророка, не исполнившие свой долг по отношению к тем, кто доверился вам! Первым нашим побуждением было отрубить вам головы, чтобы наказать за ваше преступление, но, тронутые настоятельными просьбами, с которыми обратились к нам посланник французского султана и сопровождающие его достопоч­тенные европейцы, мы даруем вам помилование. Так что вы отделаетесь тем, что каждый из вас получит по пять­десят палочных ударов по пяткам. Ступайте.

Однако это было не вполне то, что устроило бы наших арабов; разумеется, для них предпочтительнее было полу­чить палочные удары, а не лишиться головы, но не вызы­вало сомнения, что они сочли бы за лучшее освободиться и от палочных ударов; к счастью для них, мы придержи­вались точно такого же мнения. Господин Тейлор подал им знак немного подождать и, повернувшись к губерна­тору, удивленному нашей настойчивостью, выразил от имени всех нас благодарность за радушный прием, кото­рый он нам оказал. Наша признательность так велика, продолжал г-н Тейлор, что мы никоим образом не нуж­даемся в новой любезности, какую ему угодно нам ока­зать в ущерб пяткам наших арабов. И потому он призвал пашу проявить великодушие и освободить их от всякого наказания, ибо если эти люди, терзаемые голодом, и отступили от своего прямого долга, то во многих других случаях они проявляли предупредительность и самоот­верженность, выходившие за пределы взятых ими на себя обязательств; к тому же, после всех тех услуг, какие они нам оказали, мы смотрим на них не как на проводников, получающих за свой труд плату, а как на друзей, име­ющих право на свою долю. Зная наши чувства, они и действовали соответствующим образом; единственная их вина состоит в том, что они чересчур небрежно поделили продукты, вследствие чего на нашу долю ничего не оста­лось, но это недосмотр, а не кража. А поскольку все люди, совершившие ошибку и искренне признавшиеся в ней, достойны прощения, он просит, чтобы дарованное помилование было полным и теперь, когда спасены головы, пощаду получили бы и пятки; к тому же, доба­вил г-н Тейлор, такое желание есть не только у него самого, но и у двух сопровождающих его европейцев, в чем губернатор может удостовериться, если он соизволит выслушать их. Губернатор повернулся к нам с недоверчи­вым видом, но по нашим молящим взглядам он и без наших слов понял, что г-н Тейлор говорит правду, и на минуту замолк в нерешительности и в раздумьях, словно искал выход из безвыходного положения. Тем временем арабы слушали перевод речи, которую произносил наш друг, с выражением горячей признательности, подкре­пляя каждую его просьбу о милосердии красноречивыми жестами; так что стоило им увидеть, что мы присоедини­лись к их защитнику, они поняли, что настал подходя­щий момент, бросились на колени и, протягивая руки к колеблющемуся судье, хором начали молить его о пощаде. Наконец губернатор взглянул на нас в последний раз, словно спрашивая, хотим ли мы полного и безоговороч­ного прощения виновных, и прочитал в наших взглядах и жестах все ту же мольбу; после этого он повернулся к солдатам и со вздохом подал им знак удалиться; те под­чинились. Тогда, зная, что Талеб и Отец Победы были шейхами, он обратился к ним с длинным нравоучением, из которого мы поняли лишь одно: им чрезвычайно повезло, что они имеют дело с такими снисходительными хозяевами, как мы. Когда эта речь была с подобающим достоинством закончена, наши арабы, не произнеся ни слова, поспешно удалились.

Что же касается нас, то мы выразили губернатору бла­годарность за его добрый поступок и заверили его, что, если когда-нибудь нам снова доведется проезжать через Суэц, первый свой визит мы непременно нанесем ему. Он, со своей стороны, поблагодарил нас за дружеское расположение и взял с нас обещание написать ему из Каира, как вел себя конвой по отношению к нам в оста­вшейся части путешествия. Взяв на себя два эти обяза­тельства, мы распрощались с губернатором.

В десяти минутах ходьбы от дворца, за углом первой же улицы, нас поджидали арабы. Увидев нас, они броси­лись целовать нам руки, проявляя пылкость, не остав­лявшую никаких сомнений в их признательности. Эти изъявления благодарности сопровождались к тому же заверениями в нерушимой и непоколебимой преданно­сти. Более всего их тронуло не то, что мы вступились за их головы, а то, что нам удалось устоять от искушения посмотреть на наказание палками, являющееся, по их мнению, весьма интересным и любопытным зрелищем. Однако после первых же излияний благодарности они предложили нам отправиться в путь немедленно: мило­сердие губернатора казалось им настолько неестествен­ным, что они не вполне в него верили. Тогда мы поинте­ресовались, где находятся наши верблюды. Как выяснилось, они уже были оседланы и навьючены и ждали нас на дороге в Каир. Едва наши проводники вышли из дворца, четверо из них отправились сделать все приготовления к отъезду, так что наш караван мог выехать из Суэца в ту же минуту. Понимая поспешность наших арабов, мы последовали за ними, не переставая смеяться. Около западных ворот города мы и в самом деле обнаружили наших дромадеров и в одно мгновение, словно по волшебству, оказались в седле. Арабы же не стали тратить время, дожидаясь, пока верблюды опу­стятся на колени; они вскарабкались на них на бегу, как это на глазах у меня сделал Бешара при выезде из Каира; едва утвердившись в седле, Талеб и Абу-Мансур, которых угрожавшая им общая опасность связала отныне брат­скими узами, встали во главе колонны и заставили ее двигаться галопом, так что менее чем за два часа мы ока­зались на расстоянии около двенадцати льё от губерна­тора Суэца, от которого нашим арабам хотелось быть как можно дальше.

Однако, пока мы преодолевали последние два льё, спустилась ночь, и нужно было устраивать привал. Палатку поставили в одно мгновение. Арабы были весе­лыми и проворными как никогда, особенно Бешара, радость которого граничила с безумием: он бегал и пры­гал без видимой причины, словно желая удостовериться, что с его ногами не приключилось ничего дурного; мы уже давно укрылись в палатке, но все еще слышали, как он о чем-то рассказывает, проявляя говорливость, выда­вавшую нервное возбуждение, которое оставили в нем события прошедшего дня.

На следующее утро наш караван чуть свет тронулся в путь; как и по дороге из Каира, мы ехали вдоль лежа­вших на песке костей; скелет дромадера с еще уцеле­вшими кое-где кусками плоти, от которого при нашем приближении отпрянули два или три шакала, свидетель­ствовал о том, что уже после нас здесь прошел караван, заплатив дань этой зловещей дороге. Проехав без оста­новки мимо одиноко растущего в пустыне дерева, мы установили колья палатки среди окаменелого леса: страх, пережитый арабами накануне, нарушил все их привычки, связанные с топографией. Впрочем, день выдался тяже­лым; мы проехали не менее двадцати льё, а отдыхали от силы час.

Еще не рассвело, а наш караван уже двигался по труд­ным и извилистым тропам Мукаттама; солнце появилось на горизонте, когда мы достигли вершины горы, и его первые лучи отразились в золотых куполах Каира. Мы приветствовали многолюдный город, весь ощетини­вшийся минаретами и усыпанный куполами, и необозри­мый горизонт, окружающий его, со всей той радостью, какую всегда вызывает возвращение домой, и устроили на самом верху горы десятиминутный привал, чтобы охватить взглядом все подробности этой изумительной картины, которая в час рассвета еще великолепнее, чем в любое другое время дня; затем, едва мы оказались на западном склоне Мукаттама, хаджины, словно угадав наши желания, бросились в галоп и быстро покрыли рас­стояние, отделявшее нас от гробниц халифов. Оттуда до Каира оставался лишь один шаг. На этот раз мы возвра­щались в город триумфаторами, не опасаясь, что вер­блюды сыграют с нами злую шутку. Мы уже стали уме­лыми наездниками, и в нас, с нашими арабскими одеяниями и загорелыми лицами, по-настоящему трудно было распознать христиан. В десять часов мы явились к г-ну Дантану, вице-консулу Франции, явно обрадован­ному тем, что он видит нас целыми и невредимыми. Вице-консул сразу же послал за заложниками племени аулад-саид, которые, хотя их и отличала большая сдер­жанность, явно были не менее его рады видеть наш отряд вернувшимся в полном составе и в добром здравии: напомню, что они отвечали за наши жизни своими голо­вами.