Между тем арабы, казалось, были искренни и торопились заполучить деньги г-на Дюранда ничуть не меньше, чем г-н Дюранд — пленников. Они отправили одного из своих предводителей на борт и тот проверил мешки. Мешков было шесть: в пяти — по 1 000 дуро и в одном — 1 100, что в точности составляло требуемую сумму, то есть 32 000 франков. Он вернулся на берег, захватив три мешка, и тогда на борт отправили половину пленников.
Затем был доставлен остаток выкупа, а в обмен вторая часть пленников получила возможность присоединиться к своим товарищам. Все они почувствовали себя спасенными лишь тогда, когда очутились среди французов и ощутили под ногами настил французской лодки, когда каждый из них взял в руки карабин. Четырнадцать месяцев и двадцать дней пробыли они в плену у арабов.
Пленники были перевезены в Мелилью и провели там ночь, а на следующий день, около двух часов, баланселла отплыла к Джема-р'Азуату.
В числе выкупленных пленных были: подполковник Курби де Коньор; лейтенант Ларразе; младший лейтенант Тома; врач Кабас; лейтенант Марен из 15-го полка легкой пехоты; сержант Барбю из 2-го гусарского полка; Тестар, гусар; Мец, гусар; Тротте, стрелок из 8-го батальона; Мишель, стрелок из 41-го линейного пехотного полка, а также женщина Тереза Жилль. Офицера, который умер накануне, не дождавшись встречи со своими соотечественниками, звали Иллерен — он был лейтенант 41-го линейного пехотного полка.
Таковы точные факты, которые я записал под диктовку самого дона Луиса Каппы; при этом Дебароль служил мне переводчиком, а юнга — пюпитром.
ДЖЕМА- РАЗУАТ
Пленники, в своем вполне простительном нетерпении не пожелавшие дожидаться прибытия "Быстрого", чтобы подняться на его борт, опередили нас, стало быть, на восемнадцать часов.
Но ветер дул встречный, а баланселла была слабым судном. За пленников следовало опасаться по трем причинам. Во-первых, существовала вероятность кораблекрушения; во-вторых, их могло выбросить на берег; в-третьих, арабы способны были устроить за ними погоню на пяти или шести лодках и, получив деньги, снова захватить пленников.
Правда, те скорее погибнут все до единого, чем позволят захватить себя снова. Однако цель переговоров заключалась вовсе не в этом.
Капитан Берар не стал терять ни минуты: машина не была остановлена. Мы обнялись с доном Луисом, крепким рукопожатием распрощались с достойнейшим молодым человеком. Дон Луис спустился в свою лодку, и тут же был отдан приказ идти на всех парах.
К несчастью, как мы уже говорили, "Быстрый" отличался тихоходностью. Нам требовалось от двадцати восьми до тридцати часов, чтобы доплыть из Мелильи в Джема-р'Азуат. Тридцать часов и восемнадцать, на которые опередили нас пленники, составляли уже сорок восемь. И вполне вероятно, что до Джема-р'Азуата мы их не встретим.
Но в Джема-р Азуате они наверняка должны будут остановиться, и мы догоним их: по мнению всех офицеров, г-н Дюранд был слишком хорошим моряком, чтобы на таком слабом судне подвергать своих пассажиров опасностям более длительного плавания.
На море поднималось волнение, встречный ветер усиливался. Когда мы проходили мимо островов Зафаринес, капитан поставил сигнальщика на фор-марсель. Наступила ночь, темная, скоротечная и дождливая. К рассвету мы находились примерно на уровне бухты Маллуенас. Ночь миновала, но никакой баланселлы мы так и не увидели. Около одиннадцати часов наше судно обогнуло мыс Трес-форкас.
Мы шли вдоль берега на довольно близком расстоянии, чтобы ничего не пропустить между нами и сушей. Нашим глазам предстало устье М'Луйи, которая служит границей владениям Марокко и течет параллельно Исли. После уэда М'Луйя появился мыс Милония, тот самый мыс, на который генерал Кавеньяк загнал арабское племя бени-снассен, обманувшее полковника Монтаньяка ложным сообщением и способствовавшее катастрофе при Сиди-Брагиме.
Четыре или пять тысяч арабов были перебиты там или сброшены в море. Наши разъяренные солдаты не щадили никого. Генерал Кавеньяк чуть было не лишился своей популярности в армии, спасая остатки этого несчастного племени. Горнист Роллан, единственный, кому удалось спастись во время бойни у М'Луйи, участвовал в этом деле; он жаждал страшного реванша и получил его, заявив вечером, что вполне удовлетворен: один лишь он убил более тридцати арабов.
На подходе к Джема-р'Азуату две баланселлы привлекли наше внимание: одна прижималась к скалам, собираясь войти в порт, другая всеми силами пыталась выйти из него. При помощи подзорной трубы мы смогли убедиться, что это были всего лишь рыбацкие суда.
Перед глазами у нас начинал разворачиваться Джема-р'Азуат. Он простирался к югу от гор, со своими вновь выросшими кое-где домами и своим лагерем, укрывшимся, словно гнездо, в дуге холмов. За этими холмами находились места двух памятных событий, равных Фермопилам и Марафону: сражения у Сиди-Брагима и битвы при Исли.
Мы бросили якорь примерно в полульё от Джема-р'Азуата; в порту царило поразительное оживление, многочисленные кавалеристы скакали по нему во все концы. Видны были заполненные людьми улицы нового города; зато лагерь казался пустым.
Несколько вельботов стояло на якоре в порту; но тщетно искали мы среди них баланселлу г-на Дюранда; против всякого ожидания, пленники, казалось, продолжили путь к Орану.
Едва мы бросили якорь, как движение в порту усилилось. Кавалеристы и пехотинцы устремились к берегу, а вестовые, явно доставлявшие срочные приказы, принялись галопом бороздить все это пространство. Видимо, предметом всеобщего внимания был "Быстрый". Через десять минут в море вышла шлюпка и направилась к нам: в ней находился комендант порта. Как только расстояние позволило расслышать слова, мы спросили о новостях. Пленники остались в Джема-р'Азуате, завершив таким образом после четырнадцати месяцев круг своей одиссеи.
За эти четырнадцать месяцев сколько же они испытали страданий, опасностей, мучений, страха и надежды! За эти четырнадцать месяцев сколько же у них было порывов к родине, которую пленники не надеялись больше увидеть и тень которой, однако, они только что вновь обрели в Джема-р'Азуате, этом уголке Франции, перенесенном в Африку.
Господин Дюранд продолжил свой путь в Оран, чтобы сообщить там об освобождении пленников. Легко понять, что отважный молодой человек хотел не теряя ни минуты лично известить генерала д'Арбувиля о счастливой развязке драмы, в которой он сыграл одну из главных ролей.
Было около двух часов пополудни, и, поскольку мы хотели отплыть в тот же вечер, нельзя было терять время; капитан потребовал свою шлюпку, а самые нетерпеливые, и я в их числе, прыгнули в шлюпку коменданта порта, которая тут же направилась к берегу Джема-р'Азуата. Море страшно разбушевалось.
Шлюпка капитана, хотя и отчалившая после нас, вскоре поравнялась с нами, а потом и обогнала; несмотря на свое воодушевление, ничуть не уступавшее нашему, Маке и Жиро пребывали в плачевном состоянии. Я видел, как один, проплывая мимо, откинулся назад, а другой наклонился вперед; в тот миг я подумал, что рыбьи детки, должно быть, возносят хвалу Жиро с не меньшим жаром, чем птичьи — Всевышнему.
Мы причалили через несколько минут после капитана: у первых двух человек, которых я заметил, были знакомые, я бы даже сказал дружеские лица. Один был командир эскадрона Пико, другой — полковник Трамбле. Они подтвердили новости, которые сообщил нам комендант порта: г-н де Коньор и его товарищи прибыли в одиннадцать часов утра; их встретили восторженными приветствиями, а вечером их ждет торжественный банкет.
Мы направились к городу — так называют несколько домов, разбросанных на песчаном берегу Джема-р'Азуата, — и пересекли загон, который был заполнен скотом, захваченным во время недавнего набега. Однако вместе со скотом прихватили заодно и блох, так что до ворот города мы добрались черные по колено.
На площади нам встретился полковник Мак-Магон, командующий колонной. Он пригласил нас на банкет, который должен был состояться вечером, и мы, конечно, не могли отказаться от такого приглашения; затем нас отвели в самый изящный из всех бараков, и там мы должны были дожидаться г-на де Коньора и его товарищей, которых пошли предупредить о нашем прибытии. Сердца у нас бились почти так же, как это было в Мелилье.
