Так что я позволю себе утверждать, что это непрерывное состояние — Поль ест, пьет, спит, падает. Точнее говоря, я должен был бы добавить: «Поль встает и вновь взбирается на мула» — таким образом я описал бы весь цикл его дневного времяпрепровождения. «А как можно без конца падать и не ломать себе кости?» — спросите Вы.
Я ждал этого вопроса, сударыня, и готов к ответу. Вот он: «Я не знаю!» Вернувшись в Париж, я буду добиваться создания при Медицинской школе специальной комиссии по изучению Поля. Наверное, он сделан из каучука; это самая вероятная гипотеза, особенно если учесть, что он цветной. Когда Поль падает, этого совершенно не слышно: он просто подскакивает, и все. Потом он поднимается на ноги, его рот распахнут в улыбку, и тридцать два зуба сверкают на солнце.
«Подумать только, — говорит он, — я упал сегодня во второй… в третий… в четвертый раз». Как видите, он не жалуется, он доволен, что может пересчитать свои падения. Поль прекрасно считает: до ста. Так что у нас его падения вызывают только относительное беспокойство. Каждый раз, когда слышатся взрывы хохота наших погонщиков, мы поворачиваемся и видим, как Поль в своем черном бурнусе с красными кисточками вылезает из какой-нибудь рытвины и, произнося привычную фразу, только что приведенную мной, с помощью Хуана и Антонио забирается на свое прежнее место.
Я сказал «относительное беспокойство» потому, что такие падения Поля не проходят без значительного ущерба для него и для всех нас. Он теряет то свое вино, то свою флягу, то наши капсюли, то наш порох, то наш свинец и потерял даже несколько поэтических сборников, доверенных ему. Поэтому при каждом падении Поля мы поочередно обследуем место его падения, но поиски эти безрезультатны: найти никогда ничего не удается, и только вечером обнаруживается, что днем случилась пропажа. А поскольку наши погонщики — люди честные и неспособные на злой умысел, то, по-видимому, наше добро поглощает земля или нас обворовывают гномы. Вот, кстати, один пример, сударыня.
В первый же день, в полдень, когда мне тоже захотелось пополнить наши запасы провизии несколькими жаворонками, я слез с мула и, ощутив в кармане своих брюк какую-то стеснявшую мои движения вещь, засунул туда руку и вытащил шестизарядный пистолет. Вероятно, Вы помните, что мы уже говорили о паре таких пистолетов. Итак, я вытащил шестизарядный пистолет и, подняв руку, воскликнул: «Есть ли доброволец с пустым карманом?» Два-три голоса мне ответили, и шесть или восемь карманов оказались к моим услугам. Но тут явился злой дух и стал давать мне советы. Пистолет мне мешал, и я опасался, что он точно так же будет мешать кому-нибудь из моих друзей. Я сказал Полю: «Держите пистолет и спрячьте его куда-нибудь!» Поль положил его в карман. Упомянув это, я возобновляю основной ход моего повествования.
К вечеру сильно похолодало; возможно, во Франции такую температуру сочли бы умеренной, но здесь она казалась леденящей. Погонщики изо всех сил хлопали себя по груди руками. Маке и Жиро спешились и пошли впереди колонны, преследуя двойную цель: согреться быстрой ходьбой и подготовить наше размещение в Алькала-ла-Реале. Все остальные с трудом тянулись за ними на своих уставших мулах; с наступлением темноты туман сменился дождем, и постепенно наша одежда пропиталась холодной изморосью. Так что нам очень хотелось поскорее добраться до места, но два обстоятельства препятствовали тому, чтобы мы ускорили шаг мулов. Во-первых, наши мулы сами по себе отказывались идти быстрее, а во-вторых, мы окоченели до такой степени, что все наши навыки верховой езды стали бесполезными, так как мы не чувствовали под собой мулов. Лично мне казалось, что при первом неосторожном шаге моего мула я свалюсь на землю, как Поль.
Однако вскоре мы стали различать в темноте конусообразную гору, у подножия которой раскинулся город. Грязная, разбитая меловая дорога с огромными лужами извивалась, будто раковина улитки. Наконец, мы добрались до какого-то подобия крепостного вала, по виду довольно живописного. Луна пробивалась сквозь облака и расцвечивала белыми и золотыми отблесками лужи воды, более глубокие, чем те реки, что попадались нам в течение дня. Мы проехали под стрельчатым сводом и оказались в предместье города.
Не успели мы сделать и десяти шагов, как вынуждены были спешиться, ибо мулы скользили от малейшего толчка, а на этой неровной мостовой таких толчков было двадцать в минуту. Я никогда не видел такого скользкого гололеда, как на этой мостовой Алькалы. Поль, заупрямившись, остался на муле и дважды слетал с него. Эти два падения вместе с предыдущими составили дюжину.
Наконец, мы добрались до площади; на другой ее стороне располагалась гостиница, более желанная в наших глазах, чем гавань в глазах матросов, уцелевших во время урагана. Я, несчастный иностранец, еще плохо различающий связь между внешним видом и внутренним убранством помещения, весь промерзший, на секунду остановился у двери, любуясь фасадом здания. Это был настоящий дворец с гербовыми щитами, лепными окнами и карнизами с узорами из листьев и цветов.
Я вошел. Маке и Жиро времени не теряли. Нас встретили приветливые веселые лица. Огонек гаванской сигары, торчащей во рту хозяина, объяснял, какому жертвоприношению мы обязаны столь любезным приемом. Росный Ладан, невероятно суетясь, устремился в гостиницу. От этой активности у меня, как всегда, мороз по коже пробежал. Я позвал его. Он сделал вид, что не слышит. Я повысил голос, он обернулся и по моему повелительному жесту подошел ко мне.
«Что вы потеряли, Поль?» — спросил я. Росный Ладан опустил голову. «Ну, так что вы потеряли?» — повторил я вопрос. «Сударь, всего в двухстах шагах от города». — «И что?» — «Мой мул споткнулся». — «И вы перелетели через голову?» — «Нет, прошу прощения, сударь, на этот раз я упал набок». — «Ну, это не так уж важно». — «Очень даже важно, сударь!» — «Почему?» — «Когда я перелетаю через голову мула, я падаю на спину». — «Да, и что?» — «А когда я падаю набок, то падаю на голову». — «Ну хорошо». — «Прошу прощения, сударь, совсем нехорошо, пожалуй даже очень плохо! Когда я падаю на голову, ничто не держится у меня в карманах». — «Ах, несчастный! Вы потеряли пистолет?!» — «Теперь вы поняли, сударь?» — удовлетворенным тоном воскликнул Поль. — Да, я его потерял», — продолжал он льстивым голосом. «Как?! — воскликнуло двадцать голосов. — Потерял пистолет?!» — «Да, потерял», — стыдливо потупился Поль, разводя ладонями в знак признания этого факта. «Так вы его потеряли? И где это случилось?» — «В четверти льё от Алькалы». — «Вы уверены?» — «Конечно, сударь. Он был у меня за четверть часа да падения, а через десять минут после падения я его не обнаружил; значит, я потерял его, когда падал». — «Так вы заметили, что потеряли пистолет? Заметили через десять минут после потери и не вернулись?» — «О сударь! Шел дождь, и к тому же было холодно». — «Но тогда, — сказал Маке, — есть еще возможность найти пистолет». — «Каким образом?» — «Сейчас темно, холодно, идет дождь, как говорит Поль, вся Алькала спит, и пистолет некому подобрать». — «Эй! Хуан! Эй! Антонио!» — позвал я.
Погонщики подбежали. «Вы заметили место, где Поль упал в восьмой раз?» — «Извините, сударь, в девятый». — «Пусть в девятый». — «И где это было?» — «Рядом с дорогой, ведущей в замок, в нескольких шагах от креста, указывающего на развилку двух дорог». — «Да, и что?» — «А то, что Поль, падая, потерял шестизарядный пистолет. Сбегайте туда, ребята! Я дам по пятнадцать франков каждому, если пистолет найдется, и пять франков, если вам так и не удастся его найти». Они схватили фонарь и выбежали из трактира.
Через полчаса они вернулись, ничего не отыскав. «Как странно! — бормотал Поль. — Как странно! Я потерял его именно там».
А теперь, сударыня, я объясню Вам, почему все это так серьезно. Дело вовсе не в самой потере, а в возможных последствиях ее. Слушайте и трепещите!
Шестизарядный пистолет — разрушительное оружие, совершенно неизвестное в Испании, где распространены еще эскопеты Жиля Бласа. Он менее всего похож на пистолет; я бы даже сказал, что он скорее похож на мотовило. Действительно, каждый раз, когда указательный палец дергает за кольцо, заменяющее здесь гашетку, ствол, который состоит из шести трубок, скрепленных друг с другом, поворачивается вокруг оси, и при каждом повороте происходит выстрел. А теперь представьте бедного испанца, который либо уже сегодня нашел пистолет, либо найдет его завтра утром. Сначала он обрадуется, увидев этот привлекательный с виду предмет; потом, чтобы разобраться в его предназначении, он начнет искать механизм именно в ту минуту, когда дула всех шести заряженных пулями стволов будут смотреть ему в лицо. «Боже мой!» — восклицаете Вы.
