Мы добрались до ворот города. Именно там нас и ожидала настоящая таможенная служба: таможенники, встреченные нами на молу, были всего лишь передовым охранением. Особое подозрение у господ мытарей вызвал наш арсенал: они непременно желали знать, зачем нам нужно такое количество ружей. Подобного снаряжения в Кадисе не видели со времени взятия Трокадеро.
В Севилье нам дали адрес гостиницы «Европа», так что мы велели доставить нас туда. Нам было сказано, что это лучшая гостиница Кадиса.
Действительно, по сравнению с теми жуткими постоялыми дворами обеих Кастилий, Ла-Манчи и Андалусии, в каких нам довелось останавливаться, это заведение было настоящим дворцом. Нас поместили на втором этаже в самых лучших комнатах гостиницы. Не успели мы туда вселиться, как явился лакей и спросил, не угодно ли мне принять г-на Виаля, старшего помощника командира корвета «Быстрый». «Еще бы! — воскликнул я. — Впустите его!»
Вошел лейтенант Виаль. Это был сорокалетний мужчина с открытым и приятным лицом. Само известие о приходе офицера с «Быстрого» подсказывало нам, что должно произойти нечто важное, и мы не ошиблись. Лейтенант Виаль пришел сообщить нам от имени капитана Берара, что по приказу генерал-губернатора Алжира паровой корвет «Быстрый» и его команда отвлекаются от службы и передаются в наше распоряжение. Мы переглянулись с довольным видом, что не укрылось от глаз лейтенанта.
Он передал мне также очень любезное письмо майора Фере, шурина г-на Сальванди и зятя маршала Бюжо. Господин Фере писал мне от имени генерал-губернатора Алжира и приглашал приехать в Алжир, где, по его словам, меня с нетерпением ждут. Судно, приведенное капитаном Бераром, было совершенно определенно обещано мне г-ном Сальванди накануне моего отъезда. Я даже поставил это в качестве одного из условий моего путешествия, но, признаюсь, не ожидал, что правительство соизволит выполнить такое требование. И вот, словно Хартия, пароход стал реальностью. Оставалось лишь отыскать Александра.
Мы пригласили лейтенанта Виаля принять участие в нашем обеде. Он принял это предложение с готовностью, расположившей нас к нему; в эту минуту мы поняли, что станем наилучшими друзьями. Обед был сервирован отчасти на французский лад, что доставляло удовольствие глазу. Однако радость, которую вызывал в нас этот отблеск далекой родины, слегка омрачилась, когда в полутени дверного проема мы увидели контуры Хулии. Ясно было, что она решила компрометировать нас и на суше, и на море. Короче говоря, с очаровательной наивностью эта девушка вошла и села рядом с нами. Мы поинтересовались, обедала ли она. Она ответила: «Нет!» Спрашиваю Вас, сударыня, могли ли мы вечером поступить более сурово, чем утром? Нас могло удержать лишь одно щекотливое обстоятельство — присутствие лейтенанта Виаля. Но, по правде говоря, он не показался нам человеком, способным испугаться хорошенького личика, даже если выражение его отличалось привлекательностью несколько в большей степени, чем благонравием.
Поэтому, естественно, у всех нас одновременно вырвались слова: «Официант, тарелку!» Хулия не заставила себя упрашивать: как видно, бедная девушка совершенно не умела оказывать сопротивление. Увы, сударыня! Эта учтивость нас погубила: с этого времени Хулия возомнила себя членом нашей компании. Вечером она с великим трудом нас оставила и на следующее утро появилась снова. Вы спросите, как ее встретили мои спутники? Не знаю, ибо утром я отправился по делам: нанес визит нашему консулу, г-ну Юэ.
Сударыня! У меня остается время лишь на то, чтобы сказать Вам, какой милый человек г-н Юэ. Час отправки почты приближается, как приближается всякий роковой час, то есть галопом, а я еще должен написать в Кордову Парольдо и в Севилью Бюиссону, чтобы выяснить, нет ли новостей об Александре. Вам ведь известно, что Александр потерялся, да еще похуже, чем это случилось с Мальчиком с пальчик.
XLII
Увы, сударыня, я должен рассказать Вам нечто чрезвычайно грустное, а главное, чрезвычайно для нас оскорбительное. Нас только что выселили из гостиницы «Европа» за недостойное поведение. Само собой разумеется, что мы подверглись этому унижению из-за несчастной Хулии. Не буду Вам объяснять, кто оказался новоявленным Одиссеем, преследуемым современной сиреной, но факт заключается в том, что матушка в Кадисе была лишь предлогом. Я не собираюсь утверждать, что у Хулии вообще нет матери или что Хулия не питает к ней никакой нежной привязанности, но, кроме дочерней любви, у бедняжки была и иная. Я уже рассказывал Вам, сударыня, как, покоряясь этой любви, а возможно, чуточку еще и своему аппетиту, Хулия явилась к нам вчера в обеденное время и сегодня утром к завтраку.
Она пришла сегодня и к обеду. Но Вам следует знать, сударыня, что Испания — это страна строгих нравов, а владельцы гостиниц здесь просто пуритане. Наш хозяин был возмущен этими тремя визитами и на третий раз объявил Хулии, что он больше ее не впустит. Бедняжка решила, что это сделано по нашему распоряжению, и ушла в слезах. Однако, поскольку она считала нас добрыми малыми, у нее появились сомнения в отношении владельца гостиницы. Ей пришло в голову написать нам письмо, и она в самом деле его написала. Письмо раскрыло нам глаза на неучтивое поведение нашего хозяина. Конечно, на самом деле он оказывал нам большую услугу, но, как Вы знаете, сударыня, есть услуги, которые йредпочтительнее не оказывать. Эта была из числа тех, о каких просят и какие принимают исключительно в подобных случаях. Мы вызвали хозяина к себе и прочли ему длинное нравоучение по поводу почтительного отношения к дамам. Нам казалось, что негодяй будет оправдываться. Ничего подобного, сударыня: он взял на себя всю ответственность за случившееся и заявил нам, что ему пришлось поступить так во имя сохранения чести своего заведения. Я надменно потребовал счет. Хозяин принес его с надменностью, нисколько не уступавшей нашей. Но какое счастье, сударыня, что достойный владелец оказался так щепетилен касательно чести своей гостиницы! Выяснилось, что счет за пребывание там в течение суток уже достиг двухсот пятидесяти франков! Мы завопили от возмущения.
Надо Вам сказать, сударыня, что наши финансовые ресурсы почти исчерпаны. Я не устаю повторять, поскольку непременно будут повторять обратное, что мы путешествуем по Испании за свой счет, а деньги при такой беспокойной жизни, какую мы ведем, уходят быстро. Итак, увидев в счете сумму в двести пятьдесят франков за один день, мы возмутились. Замечу, что испанские владельцы гостиниц не знакомы с тем, что мы так разумно называем подробным счетом. Они предъявляют общий итог — и все. Им надо верить на слово, как Сиду. К сожалению, мы не такие богатые, как те евреи Бургоса, что дали взаймы золото дону Родриго, и потому нам пришлось натравить на хозяина «Европы» нашего финансиста Маке, урезавшего счет на пятьдесят франков. После этого, поскольку было уже слишком поздно, чтобы отыскивать носильщиков, мы стали перебираться на другое место сами. Вы представляете, сударыня, как мы брели по улицам Кадиса, держа свою поклажу в руках, ни дать ни взять как бродячие акробаты г-на Бильбоке, только без оркестра?
По дороге мы встретили Хулию; она попыталась присоединиться к нашему шествию и даже готова была что-нибудь понести. Однако мы поручили ее Одиссею объяснить ей, что нами и так было сделано предостаточно для поддержания за границей репутации французской галантности. Бедная Хулия со вздохом удалилась, оставив нам свой адрес. После долгих блужданий взад и вперед, вполне естественных для людей, не знающих города, мы добрались до гостиницы «Четыре Нации», где были встречены хозяином, лакеями, поварятами и кухонными служанками.
Наше приключение наделало много шуму; о происшествии стало известно. Естественно, хозяин гостиницы «Четыре Нации» был соперником хозяина гостиницы «Европа», и потому ему следовало быть с нами настолько же обходительным, насколько тот был груб. Стоило нам появиться в конце улицы, как хозяин, лакеи, поварята и кухонные служанки накинулись на нас, словно стая чаек на косяк сардин. Каждый настиг свою жертву и унес в руках какие-то вещи. Мы уже стали опасаться, как бы подобное чрезмерное рвение не обошлось нам дороже, чем крайнее нерадение, но, проверив весь свой багаж, к чести сотрудников гостиницы «Четыре Нации» никаких пропаж не обнаружили.
