"Я покорнейший слуга вашего превосходительства, — заявил полковнику метр Гаэтано, передав поводья лошади одному из слуг и войдя в дом вслед за иностранцем, — и всегда буду гордиться тем, что такой благородный синьор как ваше превосходительство останавливался в гостинице "Циклоп". Как видно, вы, ваше превосходительство, проделали долгий путь, а долгий путь пробуждает аппетит. Что прикажете подать вам на обед?"
"Милейший господин Пакка, — с сильно выраженным мальтийским акцентом ответил иностранец, своим высокомерным видом резко пресекая довольно фамильярную учтивость метра Гаэтано, — сделайте одолжение, ответьте сначала на вопрос, который я вам задам, а затем мы вернемся к вашему любезному предложению".
"Я весь к услугам вашего превосходительства", — ответил хозяин "Циклопа".
"Очень хорошо. Я хотел бы узнать, сколько миль отделяют Кастро Джованни от замка моего почтенного друга князя ди Патерно".
"Вы, ваше превосходительство, конечно, не собираетесь проделать столь долгий путь сегодня, да еще в такой поздний час?"
"Простите, любезный Пакка, — продолжал иностранец тем же насмешливым тоном, уже сквозившим в акценте, с которым он говорил. — Но разве вы не замечаете, что ответили на мой вопрос другим вопросом. Я спросил у вас, сколько отсюда миль до замка князя ди Патерно: неужели не ясно?"
"Семнадцать миль, ваше превосходительство".
"Очень хорошо: с моей лошадью дорога займет три часа, и, если только я уеду в восемь часов вечера, то буду на месте до полуночи: приготовьте мне и моим слугам ужин и накормите наших лошадей".
"Господи, Боже мой! — воскликнул хозяин гостиницы. — Неужели вы, ваше превосходительство, намереваетесь путешествовать ночью?"
"Почему бы и нет?"
"Но разве вы, ваше превосходительство, не знаете, что на дорогах небезопасно?"
Иностранец рассмеялся с невыразимым презрением; затем, после минутного молчания, он спросил, продолжая смахивать хлыстом пыль со своих панталон:
"И чего же следует опасаться?"
"Чего следует опасаться? И вы еще это спрашиваете!"
"Да, спрашиваю".
"Разве вы, ваше превосходительство, не слышали о Луиджи Лане?"
"О Луиджи Лане? Кто этот человек?"
"Этот человек, ваше превосходительство, самый страшный разбойник, когда-либо живший на Сицилии".
"Неужели?" — спросил иностранец тем же насмешливым тоном.
"Не говоря уж о том, что он сейчас очень сердит, — продолжал хозяин гостиницы, — и, я ручаюсь, никому не даст пощады".
"На что же он сердится, метр Гаэтано? Ну-ка, расскажите".
"На то, что сейчас судят одного из членов его шайки".
"Где же?"
"Прямо здесь, ваше превосходительство".
"И этот негодяй будет осужден?"
"Боюсь, что да, ваше превосходительство".
"Почему же вы этого боитесь, метр Гаэтано?"
"Почему, ваше превосходительство? Да потому, что Луиджи Лана способен в отместку спалить весь Кастро Джованни".
Иностранец вновь рассмеялся.
"Могу ли я узнать, над чем вы смеетесь, ваше превосходительство?" — спросил ошеломленный трактирщик.
"Я смеюсь над тем, что один храбрый человек наводит ужас на восемь или десять тысяч таких трусов, как вы, — с еще большим презрением ответил иностранец. — И вы полагаете, — продолжал он, выдержав минутную паузу, — что этот человек будет осужден?"
"Я в этом не сомневаюсь, ваше превосходительство".
"Жаль, что я не приехал раньше, — произнес иностранец, как бы разговаривая сам с собой, — я был бы не прочь взглянуть, как будет выглядеть этот негодяй, когда ему вынесут приговор".
"Может быть, еще не поздно, — сказал метр Гаэтано, — и если вы, ваше превосходительство, желаете развлечься, пока будет готовиться ужин, я напишу записку судье Бартоломео, кумом которого я имею честь быть, и у меня нет сомнений, что благодаря моей рекомендации он посадит ваше превосходительство туда же, где сидят адвокаты".
"Спасибо, милейший господин Пакка, — ответил иностранец, вставая и направляясь к двери, — спасибо, но, пожалуй, уже слишком поздно. Я слышу на улице громкие крики возвращающихся людей; наверное, приговор уже оглашен".
В самом деле, толпа, десять минут назад теснившаяся возле здания суда, теперь заполнила все улицы, и слова: "К смертной казни! К смертной казни!", повторяемые пятью или шестью тысячами голосов, гремели, словно гроза, разразившаяся над городом.
Несмотря на то что обвиняемый, не сумевший предъявить ни одного свидетеля защиты, неоднократно отрицал свою вину, его приговорили к смертной казни через повешение.
Молодой полковник стоял на пороге до тех пор, пока толпа, на которую он смотрел, хмуря брови и покусывая усы, не разошлась; затем, когда улица опустела, не считая нескольких кучек людей, видневшихся там и сям, он повернулся к хозяину гостиницы, который почтительно держался за его спиной и вставал на цыпочки, пытаясь что-нибудь разглядеть поверх его плеча.
"Как вы думаете, милейший господин Пакка, когда казнят этого человека?" — осведомился иностранец.
"Наверное, послезавтра утром, — ответил г-н Гаэтано, — сегодня — приговор, ночью — исповедь, завтра — тюремная церковь, послезавтра — виселица".
"В котором часу?"
"Около восьми часов утра — это обычное время".
"По правде сказать, у меня возникло одно желание", — сказал полковник.
"Какое, ваше превосходительство?"
"Я не видел, как судили этого негодяя, но, по крайней мере, могу увидеть, как его повесят".
"Нет ничего проще; вы можете, ваше превосходительство, уехать завтра утром, навестить своего друга князя ди Патерно и вернуться сюда завтра вечером".
"Вы говорите, словно святой Иоанн Златоуст, милейший господин Пакка, — ответил полковник, одергивая выступавшее из его красного мундира батистовое жабо, — и я последую вашему совету. А теперь займитесь-ка моим ужином и моей комнатой; постарайтесь, чтобы все это было если и не отличным, то хотя бы сносным; как вы советуете, я уеду завтра утром и вернусь завтра вечером. А вы тем временем раздобудьте мне какое-нибудь хорошее место, откуда я мог бы увидеть казнь: скажем, какое-нибудь окно; я заплачу за него любую цену".
"Я сделаю больше этого, ваше превосходительство".
"Что же вы сделаете, любезнейший господин Пакка?"
"Известно ли вашему превосходительству, что судья, так уж заведено, наблюдает за казнью, сидя на помосте?"
"О! Так заведено? Нет, я этого не знал. Но не суть важно, продолжайте".
"Так вот! Я попрошу у судьи, кумом которого, как, помнится, мною уже было сказано, я имею честь быть, место рядом с ним для вашего превосходительства".
"Чудесно, господин Гаэтано! А я обещаю, коль скоро вы сумеете раздобыть мне это место, что я не стану проверять поданный вами счет, а буду полагаться на общую сумму".
"Хорошо, хорошо, — сказал метр Гаэтано, — я понимаю, что все это, разумеется, уладится, и вы, ваше превосходительство, уедете из моего дома довольный, надеюсь, и хозяином, и гостиницей".
"Я также на это надеюсь, любезнейший господин Пакка, но в ожидании ужина, который, я боюсь, заставит себя ждать, нет ли у вас чего-нибудь почитать, чтобы я мог развлечься?"
"Конечно, ваше превосходительство, конечно, — ответил метр Гаэтано, открывая шкаф, где пылилось несколько старых потрепанных книг. — Вот "Путеводитель по Сицилии" знаменитого доктора Франческо Феррары; вот два тома "Легкой поэзии" аббата Мели; вот "Научное сочинение о сглазе" маэстро Николао Валлетты, а вот "История страшного разбойника Луиджи Ланы" с его портретом, написанным с натуры..."