Требовательность начальника полиции, взявшего с капитана обещание, что ноги Камы не будет на берегу, как видите, сулила повару весьма приятное путешествие.
Джованни не стал кичиться своей победой. В назначенный нами час обед был готов и оказался отменным. Капитан разделил с нами трапезу, после чего было решено, раз и навсегда, что впредь так оно и будет ежедневно. Во время десерта я заметил, что господин Пеппино до сих пор не появился, и справился о нем. В ответ я услышал, что мать мальчика оставила его при себе. Кроме того, Гаэтано, у которого было что-то вроде воспаления глаз, остался на берегу.
За обедом капитан сообщил нам новые сведения о буре, в которую мы попали. Она не напрасно напугала его жену: шесть судов пропали без вести в течение восемнадцати часов, пока эта буря продолжалась.
Вплоть до наступления темноты мы шли по середине пролива примерно на одинаковом расстоянии от берегов Сицилии и берегов Калабрии. Заросли пышной растительности, к корням которой подступало море, соперничали между собой на тех и других берегах в мощи и великолепии. Таким образом мы проплыли мимо Контессе, Реджо, Пистореры и Сайт'Агаты; наконец, в вечерней дымке перед нами предстала живописная деревня Скалет-та, название которой совпадает с ее обликом, — это было то самое место, где у капитана состоялась дуэль с Гаэтано Сферра. Затем на землю спустилась ночь, одна из тех восхитительных, ясных и благоуханных ночей, представить себе которые совершенно невозможно, если вы никогда не покидали северных краев.
Мы вытащили матрасы на палубу, легли на них и уснули, убаюканные одновременно движением волн и пением матросов, которые около десяти часов вечера, почувствовав, что ветер стихает, вновь мужественно взялись за весла.
Когда мы открыли глаза, было четыре часа утра и наше судно бросало якорь в порту Таормины.
КАТАНИЯ
Вид Таормины поверг нас в восторг. Слева от нас, украшая перспективу, возвышалась Этна, столп небосвода, как называл ее Пиндар; ее фиолетовая громада вырисовывалась на фоне красноватого горизонта, пронизанного лучами восходящего солнца. На втором плане, ближе к нам, у ног великанши съежились две горы рыжеватого цвета, как бы накрытые огромной львиной шкурой, в то время как перед нами, в глубине небольшой бухточки, почти незаметные в тени, стояли на берегу моря, похожего на зеркало из вороненой стали, несколько убогих домиков, над которыми по правую руку возвышался древний город наксосцев Тавромений. Над самим же городом возвышается гора, точнее пик, на вершине которого теснится сарацинская деревня Мола, куда можно подняться только по каменной лестнице.
Вдоволь налюбовавшись этим зрелищем — столь грандиозным, великолепным и роскошным, что Жадену даже не пришло в голову зарисовать его с натуры, — мы обратили свои взоры на восток. Солнце медленно и величественно всходило за выступом Калабрии, озаряя своим пламенем вершины ее гор, в то время как все их западные склоны оставались в полутени, в которой можно было явственно различить расселины, долины и балки по их более темному полутону, а также города и деревни, напротив, по их белому матовому цвету. По мере того как солнце поднималось выше, все меняло окраску — и горы, и дома; бурое море стало сверкающим, а когда мы обернулись назад, то обнаружили, что пейзаж, который мы увидели вначале, уже утратил невероятные сказочные тона и вновь обрел свой естественный, богатый и величественный колорит.
Мы сошли на берег и после получасового восхождения по довольно крутой, узкой и каменистой дороге добрались до городских стен, сложенных из черного базальта, желтоватого камня и красного кирпича. Хотя на первый взгляд город кажется мавританским, стрельчатая арка ворот выполнена в норманнском стиле. Мы прошли через ворота и оказались на грязной и узкой улочке, ведущей к площади, посреди которой возвышается фонтан, увенчанный странной скульптурой: это бюст ангела XIV века, пересаженный на туловище античного быка. Ангел сделан из белого мрамора, а бык — из красного гранита. Ангел держит в левой руке державу с водруженным на ней крестом, а в другой руке — скипетр. Стоящая напротив церковь являет взору две достопримечательности: во-первых, шесть мраморных колонн, подпирающих ее свод, и, во-вторых, двух готических львов, возлежащих возле крестильных купелей и несущих на себе городской герб в виде кентаврессы: эта вторая скульптура служит объяснением той, что находится на площади.
Выйдя из церкви, мы наткнулись на какого-то беднягу, который был портным по роду занятий и благодаря великодушию неаполитанского короля возвысился до ремесла чичероне. По первым же словам, которыми мы с ним обменялись, нам стало понятно, кто перед нами, но, нуждаясь в проводнике, наняли его в этом качестве, чтобы нас не обобрали. Он и в самом деле почти сразу же повел нас в театр, показав по дороге один дом, который, судя по готической надписи, опоясывавшей его карниз, служил убежищем Хуану Арагонскому после поражения, нанесенного его армии французами. Шагах в восьмидесяти от этого дома находятся руины женского монастыря: от него уцелели лишь квадратная башня с тремя готическими окнами и нависающая над ней стена из каменных глыб, у подножия которой произрастают гранатовые и апельсиновые деревья, а также олеандры. Посреди этой группы деревьев возвышаются две пальмы, придающие этим живописным развалинам сходство с африканским пейзажем, что довольно правдоподобно выглядит в тридцатипятиградусную жару.
Наконец, мы добрались до руин театра; до того, как были раскопаны театры в Помпеях и Геркулануме и стал известен театр в Оранже, это был, как считалось, лучше всего сохранившийся древний театр. Как и в Оранже, зодчие, воспользовавшись неровностью местности, сделали в горе полукруглый вырез и высекли в граните ступени, на которых сидели зрители — театр Тавромения мог вместить двадцать пять тысяч человек.
Впрочем, в наши дни этот театр, построенный из кирпича, являет собой всего-навсего лишенные величия руины; путешественник, пришедший их осмотреть, садится и видит перед собой лишь бесконечное, простирающееся до горизонта небо.
В самом деле, справа открывается Этна во всей безмерности своего гигантского основания, достигающего семидесяти льё в окружности, и во всем величии своей высоты, составляющей десять тысяч шестьсот футов, то есть всего лишь на две тысячи футов меньше, чем Монблан, и на шесть тысяч двести футов больше, чем Везувий. Слева, позади Реджо, тянется, понижаясь, цепь Апеннин, похожая на стоящего на коленях быка, который вытягивает голову и подставляет рога морю, бьющемуся о мыс делл'Арми. Море и небо сливаются на горизонте; если перевести свой взор правее, от самой дальней точки горизонта до основания театра, то можно увидеть берег, изрезанный заливами и сплошь усыпанный городами, причем городами, которые называются Сиракуза, Аугуста, Катания.
Если вы наблюдали это великолепное зрелище в течение часа, то, признаться, у вас недостанет любопытства для всего остального; поэтому я лишь для очистки совести, в то время как Жаден делал зарисовки театра и окружающего пейзажа, осмотрел навмахию, бассейны, купальни, храм Аполлона и пригород Рабато, сарацинское название которого свидетельствовало об арабском нашествии и пережило его.
После двухчасовой прогулки среди скал, виноградников и, что хуже, по улицам Таормины, во время которой я насчитал пятьдесят пять монастырей, как мужских, так и женских, что показалось мне более чем достаточно для города с населением в четыре тысячи пятьсот человек, я вернулся к Жадену, измученный диким голодом, и обнаружил, что он, несмотря на свою недавнюю болезнь, пребывает в состоянии, нисколько не уступающем моему. Поскольку мне следовало для завершения своей археологической прогулки посетить еще дорогу гробниц, а дорога гробниц располагалась непосредственно под нами, мы не стали снова идти ради этого через весь город, а принялись спускаться, скользя и падая, по поросшему сухой травой обрыву, где было так же трудно удержаться на ногах, как и на льду; вопреки всем ожиданиям, мы добрались вниз без происшествий и оказались на дороге гробниц.
