На четвертый день были замечены еще две лодки, прибывшие, как и первые, из Сицилии, но посланцы, которые там находились, были еще более озабоченными и печальными, чем предыдущие.

На первой лодке приплыли два рыцаря из Палермо, а на второй — двое горожан из Мессины; все они были в черных одеждах, на их лодках были черные паруса, и они шли под черными флагами. Едва увидев короля, эти люди, как и первые посланцы, встали перед ним на колени, но с еще более жалобными и умоляющими криками, чем те, ибо они прибыли сообщить о том, что король Карл осадил Мессину, и в таком отчаянном положении им поистине оставалось уповать лишь на Бога и на короля дона Педро Арагонского.

Однако король дон Педро Арагонский, казалось, еще колебался, но тут к нему подошел граф де Пальярс и, говоря от себя и от имени окружавших его баронов и рыцарей, сказал:

— Государь, почему вы сомневаетесь и что вас удерживает? Проявите сострадание к несчастному народу, только что молившему вас о пощаде, ибо нет на свете столь жестокосердного человека, будь-то сарацин или христианин, который не сжалился бы над ним. Ваше величество, голос народа — это глас Божий, и, когда народ просит, Бог приказывает это сделать. Не медлите же больше, государь; не раздумывайте больше, ваше величество, ибо я заверяю вас от своего имени и от имени моих соратников, что все мы как один последуем за вами куда угодно и что мы готовы погибнуть ради славы Господа, ради вашей чести и ради возрождения народа Сицилии.

И вся армия тотчас же принялась кричать:

— На Сицилию! На Сицилию! Во имя Бога, ваше величество, не бросайте этот бедный народ, который вам принадлежит, а после вас будет принадлежать вашим детям. На Сицилию, государь! На Сицилию!

И тогда король, слыша эти удивительные речи и видя готовность своей армии, воздел руки к небу и сказал:

— Господи, действуя от твоего имени и повинуясь твоей воле, я предпринимаю этот поход; Господи, я вверяю тебе свою судьбу и судьбу своих солдат.

Затем, повернувшись к своему войску, он прибавил:

— Хорошо! Раз уж этого хочет Бог и хотите вы, давайте двинемся в путь с Божьего благословения, под защитой Бога, пресвятой девы Марии и всех небесных заступников, и отправимся на Сицилию.

И все закричали:

— Ура! Ура! На Сицилию! На Сицилию!

Все воины преклонили колено в едином порыве и принялись петь "Salva Regina"^[66] в знак благодарения.

В ту же ночь две первые лодки были посланы на Сицилию с доброй вестью о том, что скоро туда прибудет король дон Педро Арагонский со всей своей армией.

На следующий день король, посадив всех — мужчин, женщин и детей — на суда, поднялся на борт последним; затем, когда посадка была закончена, еще две лодки, в свою очередь, отбыли на Сицилию с известием, что они были свидетелями того, как король и вся армия приготовились к отплытию.

Дай нам Бог удовлетворение, подобное тому, какое испытали жители Сицилии, узнав эту отрадную новость!

Плавание короля Арагонского оказалось благополучным, ибо Провидение не для того столь чудесным образом вело его до сих пор, чтобы внезапно бросить в пути: таким образом, он без всяких происшествий добрался до Трапани и высадился там 30 августа 1282 года.

Старшины Трапани тотчас же отправили гонцов во все уголки Сицилии, и этих гонцов, говоривших на своем пути народу: "Король дон Педро Арагонский прибыл с мощной армией", встречали торжествующими криками; города, деревни и замки иллюминировали, так что можно было проследить путь этих посланцев по ликующим крикам и цепочке огней, которые они оставляли после себя.

Что касается короля, то все устремлялись ему навстречу с сердцем, переполненным радостью, с охапками цветов в руках, и каждый восклицал, увидев его:

— Добрый и благочестивый государь, пусть Бог дарует тебе жизнь и победу, дабы ты смог избавить нас от этих проклятых французов!

При этом сицилийцы пели, плясали и обнимались; на протяжении более месяца никто не работал, так как все пребывали со сложенными ладонями, воздавая Богу хвалу.

На четвертый день после приезда короля дона Педро к нему явились самые видные люди города Палермо, которые принесли ему от имени своих сограждан все деньги, какие им удалось собрать; однако король дон Педро, любезно приняв посетителей, заявил, что он не нуждается в деньгах, так как привез с собой свою собственную казну, и что он прибыл не для того, чтобы взимать с них новые налоги, а для того, чтобы принять их в число своих вассалов и защищать от врагов.

Еще через день король дон Педро отправился в Палермо, и нетрудно себе представить, что если подобные торжества состоялись в таком незначительном городе, как Трапани, то эти празднества были куда более пышными в Палермо, столице всей Сицилии.

Там звонили во все колокола, из церквей то и дело выходили процессии с крестами и хоругвями, и каждый день все горожане — мужчины, женщины и дети — собирались на площади перед Королевским дворцом и так долго, так громко кричали: "Да здравствует король, наш добрый государь!", что король, дабы оправдать ожидания всех этих людей, которые не могли поверить собственному счастью, был вынужден раз пять-шесть в день показываться на балконе своего окна.

Тем временем старшины Палермо направили вестников во все остальные города Сицилии, чтобы те прислали свои ключи, которые следовало преподнести королю, и своих представителей, которым предстояло от имени всех жителей Сицилии возложить на его голову корону.

Король дон Педро, в свою очередь, послал непосредственно к королю Карлу, осаждавшему Мессину, четырех баронов, которым было поручено передать, что король Арагонский требует и приказывает ему уйти из Сицилийского королевства, ибо оно принадлежит королеве Арагонской, его супруге, и его детям, как это королю Карлу известно; вследствие этого он призывает его покинуть эти владения, а если тот откажется внять этому предупреждению, то король дон Педро самолично изгонит его из них.

Однако король Карл ответил, что он не собирается отказываться от своего королевства ни ради короля дона Педро, ни ради кого бы то ни было на свете, и, раз уж это королевство было даровано ему милостью Божьей, он сумеет отвоевать его с помощью своего меча.

В ответ на этот отказ король дон Педро без лишних слов приказал своим сухопутным и морским силам двинуться на Мессину.

При виде этих грандиозных сборов старшины Палермо спросили у короля:

— С вашего позволения, ваша светлость, угодно ли вам будет сказать нам, куда вы направляетесь?

Король дон Педро ответил:

— Разве вы сами не видите? Я иду сразиться с королем Карлом и выдворить его с сицилийской земли.

И тогда старшины воскликнули:

— Ради Бога! Ваша светлость, не отправляйтесь туда без нас, ибо вы, конечно, понимаете, что мы покрыли бы себя позором, если бы при столь сильно затрагивающих нас обстоятельствах не помогли вам всем, что в наших силах.

Король дон Педро согласился подождать, и по всей Сицилии было объявлено, что каждый мужчина в возрасте от пятнадцати до шестидесяти лет должен явиться в Палермо не позже, чем через две недели, со своим оружием и запасом хлеба на месяц. Тем временем дон Педро, желая придать мессинцам бодрости, приказал двум тысячам альмогаваров как можно скорее явиться в осажденный город и объявить там о скором прибытии короля.

Он выбрал две тысячи альмогаваров вместо двух тысяч рыцарей, потому что легко вооруженные горцы, привычные к походным тяготам, не имеющие другой поклажи, кроме суконной или кожаной куртки на теле, сеточки на голове и холщовых туфлей на ногах, и несущие в котомках за спиной столько хлеба, сколько требовалось для определенного количества дней перехода, могли преодолеть это расстояние быстрее, чем какие-либо другие отряды.

Таким образом, в то время как все добирались из Палермо в Мессину за шесть дней, две тысячи альмогаваров прибыли туда к вечеру третьего дня, причем так незаметно, что они от первого до последнего вошли в город через ворота Каперны, и ни один караульный, ни один конный часовой французской армии не догадался об их прибытии.