Следуя вдоль берега канала, мы вернулись в город. Когда мы добрались до края лимана Репоссе, г-н Винь повел нас направо и показал нам остатки древней стены, относящейся к двенадцатому или тринадцатому веку. Эти развалины, называемые Ла-Фейрадой, служат еще одним свидетельством того, что во времена крестовых походов море не подходило к стенам Эгморта.
Немного существует на свете дорог, столь же печальных, как та, что ведет от Ле-Гро-дю-Руа к городу, однако сумерки делали ее еще печальнее. Мы прошли три четверти льё, не встретив ни одного человека, хотя временами по правую руку от нас видели жалкие лачуги, погрузившие свои прогнившие опоры в стоячие воды лиманов, а по левую руку — вспышки огня, вслед за которыми слышались ружейные выстрелы. Это стрелял какой-то укрывшийся в засаде крестьянин, подстерегавший уток и турпанов, которые по своей прихоти перемещались стаями по две-три сотни и, пролетая над островами, поросшими тамариском, сами подставляли себя под огонь охотников: дело в том, что все жители Эгморта, получившие от Людовика Святого различные свободы, сохранили дарованное им право на охоту и рыбную ловлю, и каждый из них держал в своем доме или хижине рыбацкую сеть и ружье для охоты на уток.
Было всего лишь восемь часов вечера, когда мы вернулись в Эгморт, но все окна там были уже закрыты и все двери заперты; ни один огонек не давал знать, что в этом мертвом городе еще тлеет жизнь. Мы пересекли несколько улиц, столь же пустынных, как улицы Геркуланума или Помпей; наконец, мы добрались до дома мэра, и нам достаточно было увидеть веселые огни, встретившие нас там, и приветливое лицо брата хозяина, пришедшего провести с нами вечер, чтобы сбросить с души груз печали.
Следующее утро мы посвятили тому, чтобы обойти стены города и осмотреть его изнутри. Первое занятие отняло у нас примерно сорок минут, а второе — часа два. Стены, как я уже говорил, сохранились превосходно; что касается города, то он ничем не примечателен, а его церкви Серых и Белых Кающихся не заслуживают ни того, чтобы их именовали историческими памятниками, ни того, чтобы тратили время на их осмотр.
В три часа пополудни мы распрощались с нашим провожатым; гостеприимный до конца, он не расстался с нами, пока не посадил нас в перевозное судно, которое направлялось в Бокер и по пути должно было высадить нас в Сен-Жиле.
ФЕРРАДА
Бокерский канал тянется вдоль Малой Роны, и, следовательно, примыкает к Камаргу. К несчастью, из-за того что он проложен между двумя дамбами высотой в двенадцать-пятнадцать футов каждая, из нашего судна нельзя было увидеть ничего, кроме двух тянувших его лошадей и погонявшего их крестьянина. Исчерпав все подсказанные нашим воображением возможности обозреть пейзаж и осознав, что нам это не удастся, мы смирились со своей участью и, устроившись за столом, занялись каждый своим делом: Жаден наносил последние штрихи на свой набросок Эгморта, а я приводил в порядок записи, накопившиеся у меня за те два дня, что мы там провели. Путешествие на подобном судне удобно тем, что движение его совсем не чувствуется и во время поездки можно писать и рисовать. Правда, общество там собирается такое, что обычно оно мало располагает к раздумьям, но на этот раз мы были на борту судна почти одни, а потому, делая записи и рисуя, незаметно для себя добрались до Сен-Жиля.
Древнее название Сен-Жиля — Рода, а Рода — это один из двух городов, построенных родосцами, которые, если наши читатели припомнят, пытались вслед за финикийцами насаждать цивилизацию в Галлии. Один из его епископов, носивший латинское имя Эгидий, переделанное на французский лад в Жиля, был покровителем христианского города, в котором, впрочем, не осталось никаких памятников античности, за исключением нескольких надгробных надписей, нескольких стволов от мраморных колонн и двух или трех капителей из порфира. Зато церковь Сен-Жиль представляет собой самый совершенный образчик византийского искусства из всех, какие сохранились во Франции, а возможно, и во всей Европе.
Эта церковь знаменита не только своими архитектурными достоинствами, но и связанными с ней историческими событиями: именно возле ее паперти Раймунд VI Старый, племянник короля Людовика Молодого и зять короля Ричарда Львиное Сердце, с веревкой на шее, босой и в рубахе, отрекся от вальденсской ереси и прилюдно покаялся в умерщвлении Петра де Кастельно, легата папы Иннокентия III, ибо если даже тот был убит не по приказу графа, то он, по крайней мере, не помешал этому злодеянию и не взял на себя труд наказать убийц.
Под базиликой расположена подземная церковь, не менее интересная, чем та, что стоит сверху. В ней находятся две кровавые реликвии религиозной распри — гробница Петра де Кастельно, убитого вальденсами, и колодец, куда протестанты бросали детей из церковного хора, которые, падая туда, кричали: «Hosanna! Christe, fili Dei, miserere nobis![51]»
Посещение церкви и изучение всех ее достопримечательностей заняло у нас все утро субботы, так что мы смогли отправиться в Ним только в два часа, причем пешком: городок Сен-Жиль не смог нам предоставить внаем ни кабриолета, ни лошадей.
К счастью, дорога длиной в четыре льё не была тем, что могло нас испугать; напротив, мы с большим удовольствием воспользовались возможностью шаг за шагом знакомиться с местностью; я даже полагаю, что, будь у нас возможность носить с собой багаж, необходимый для путешествия в течение целого года, мы бы никогда не прибегали к какому-либо иному способу передвижения. И в самом деле, я обращаюсь ко всем, кто путешествовал, держа под мышкой альбом для стихов, а на плече — папку для рисунков: скажите, есть ли на свете большее счастье, чем эта бродячая жизнь, свободная от всего; когда можно пойти в любую сторону горизонта, куда глянется; остановиться там, где найдется что-то интересное; без всяких сожалений тронуться в путь, едва наскучит, унося в себе богатство прошедшего дня и не опасаясь дня завтрашнего, зная, что каждый рассвет принесет с собой росу, каждый полдень одарит солнцем, а каждый вечер — сумерками и прохладой? Я никогда не могу понять тех, кто, имея возможность путешествовать всегда, не делает этого почти никогда.
Что касается меня, то, признаюсь, самые лучшие и самые сладостные воспоминания в моей жизни связаны с путешествиями по Швейцарии, Германии, Франции, Корсике, Италии, Сицилии и Калабрии, независимо от того, проделывал ли я их с другом или наедине со своими размышлениями. Те предметы, которые на ваш взгляд имеют самый обыденный вид, принимают, когда вы воскрешаете их в памяти, поэтичную окраску, какую, казалось бы, не могли придать им ваши воспоминания. Вот почему не стоит посещать снова те места, какие вы уже видели, если вам хочется сохранить свежесть первого впечатления. Некоторые пейзажи похожи на людей — если вы желаете восхищаться ими в целом, не надо пристально изучать их, вдаваясь в подробности.
Дорога от Сен-Жиля до Нима ничем не примечательна, и все же я вспоминаю ее с огромным удовольствием; мне не запомнились холмы и овраги, попадавшиеся на нашем пути: ни один из них не сохранился в моей памяти; однако я вспоминаю дивный день южной осени, звон колоколов, льющийся в прозрачном, легком для дыхания воздухе, и, наконец, праздничный вид, который имела вся окружающая местность и который придавали ей направляющиеся в Ним кучки крестьян, разодетых с субботы ради воскресной феррады.
Подойдя к Ниму по возвращении из Эгморта, мы были поражены странным зрелищем: город походил на гигантский улей, у летков которого кружатся тысячи пчел; отовсюду неслись гул и гудение, какие всегда слышатся во время народных волнений. Среди этого шума можно было различить барабанную дробь и взрывы петард. Мы ускорили шаг, не желая ничего упускать из этих приготовлений к празднику, и, войдя в ворота, сразу же попали в середину шествия, возвещавшего о начале торжества. За барабанщиками и гобоистами, из которых состояло это шествие, шел мальчишка лет двенадцати — пятнадцати, босой, одетый в рубаху и простые хлопчатобумажные штаны, державшиеся на одной лямке, и несший что-то вроде шеста, поперек которого наверху была прибита доска с надписью: «БОЛЬШАЯ ФЕРРАДА». Следом за этим своеобразным знаменосцем двигались, взявшись за руки, чуть ли не все мастеровые и гризетки города; остальные выглядывали из окон. Мы пристроились в конец этого шествия и добрались до гостиницы.
