В то время, когда разыгрывалась страшная драма, о какой мы будем рассказывать, Авиньон был полностью отдан в руки этой горстке людей, творивших бесчинства, которые гражданские и военные власти не желали, не смели или не могли пресечь. И тут стало известно, что маршал Брюн, находившийся с шеститысячным войском в Ле-Люке, был вызван в Париж, чтобы отчитаться перед правительством в своих действиях.
МАРШАЛ БРЮН
Маршал Брюн, зная обстановку на Юге и понимая, какая опасность его там подстерегает, попросил разрешения отправиться в путь морем, однако в этом ему было категорически отказано. Герцог де Ривьер, губернатор Марселя, дал ему охранное свидетельство. Убийцы взревели от радости, услышав, что республиканец 89-го года, маршал Империи, собирается проследовать через Авиньон. Тотчас же поползли зловещие слухи: поговаривали, и это была гнусная клевета, уже сотни раз опровергнутая, будто бы 2 сентября 1792 года маршал носил на острие своей пики голову принцессы де Ламбаль, хотя на самом деле он. прибыл в Париж только 5 сентября.
Вскоре Авиньон обошло известие, что Брюн едва не был убит в Эксе; новость подтвердилась. Маршал был обязан спасением исключительно быстроте своих лошадей. И тогда Пуантю, Фарж и Рокфор поклялись, что в Авиньоне все будет иначе.
Следуя избранной им дорогой, маршал мог добраться до Лиона лишь двумя путями: либо проехать через Авиньон, либо обогнуть город, свернув за два льё до него с дороги, ведущей к Ле-Понте, на проселок.
Убийцы предвидели такую возможность, и 2 августа, в день, когда маршала ждали, Пуантю, Маньян и Надо, в сопровождении четырех своих людей, сели в шесть часов утра в двуколку и выехали из Ронских ворот, намереваясь устроить на дороге к Ле-Понте засаду.
Маршал был предупрежден о том, насколько враждебно настроены по отношению к нему авиньонцы, и, подъехав к развилке, решил свернуть на боковую дорогу, которая лежала перед ним и на которой его ждал Пуантю со своими сообщниками, но возница категорически отказался туда ехать, заявив, что его почтовая станция находится в Авиньоне, а не в Ле-Понте или в Сорге. Один из адъютантов маршала решил заставить возницу следовать куда приказано, угрожая ему пистолетом, но маршал воспротивился какому-нибудь насилию над этим человеком и распорядился ехать через Авиньон.
В девять часов утра карета въехала в город, остановилась у гостиницы «Пале-Рояль», служившей в то время почтовой станцией. Пока меняли лошадей и у Лулльских ворот отмечали подорожные и охранное свидетельство, маршал вышел из кареты, чтобы выпить чашку бульона. Он не пробыл в гостинице и пяти минут, как у ее дверей собралась большая толпа. Хозяин гостиницы, г-н Мулен, увидев эти знакомые ему угрюмые, зловещие лица, тотчас поднялся к маршалу и посоветовал ему уехать немедленно, не дожидаясь возврата документов; при этом он пообещал маршалу послать вслед за ним верхового, который должен был примерно в двух или трех льё от города передать ему охранное свидетельство и подорожные адъютантов. Маршал спустился вниз; лошади были запряжены, и он сел в коляску, сопровождаемый ропотом черни, среди которой уже стал раздаваться страшный возглас «3 у — у!» — боевой клич, заключающий в себе, в зависимости от того, как он произносится, все мыслимые угрозы, и означающий в одном слове: «Рвите! Крушите! Режьте! Убивайте!»
Маршал помчался во весь опор, беспрепятственно миновал Лулльские ворота, преследуемый завываниями черни, которая ему угрожала, но пока еще не остановливала его. Ему уже показалось, что он находится вне досягаемости для своих врагов, но, поравнявшись с Ронскими воротами, обнаружил группу вооруженных людей под командованием Фаржа и Рокфора. Наведя на него ружья, они приказали вознице поворачивать обратно. Пришлось подчиниться. Через пятьдесят шагов карета столкнулась с теми, кто преследовал ее от гостиницы «Пале-Рояль». Возница остановился; в одну минуту постромки лошадей были перерезаны. Маршал открыл дверцу, вместе со своим камердинером вышел из кареты и двинулся через Лулльские ворота, сопровождаемый второй каретой, где находились его адъютанты; вернувшись к гостинице «Пале-Рояль», маршал постучал во входную дверь; она распахнулась перед ним и его свитой и тотчас же закрылась за ними.
Маршал попросил предоставить ему комнату. Господин Мулен провел его в комнату № 1 с окнами на улицу. Спустя десять минут трехтысячная толпа заполнила площадь: чернь словно выползала из-под мостовых. Тем временем показалась карета, которую маршал был вынужден оставить: ею управлял возница, сумевший связать постромки; перед ней открылись ворота во двор гостиницы. Толпа попыталась ринуться в них, но грузчик Верне и г-н Мулен, люди колоссальной физической силы, налегли на створки ворот, сумели соединить их, а затем крепко заперли ворота. Адъютанты, до этого времени остававшиеся в своей карете, тут же вышли, намереваясь последовать за маршалом, но г-н Мулен отдал распоряжение грузчику Верне спрятать их в каретном сарае. Верне схватил одной рукой первого адъютанта, другой — второго, и, несмотря на то что они сопротивлялись, потащил их в сарай; там он затолкал их позади пустых бочек, накинул на них сверху старый ковер и торжественным голосом пророка произнес: «Если шевельнетесь — вы погибли!» Адъютанты остались немы и недвижимы.
В это самое время во двор гостиницы устремился префект Авиньона г-н де Сен-Шаман, всего лишь за час до этого приехавший в город. Между тем толпа уже начала бить окна и выламывать уличную дверь; площадь была заполнена людьми, и повсюду слышались призывы к расправе, перекрывавшие страшное «Зу-у!». Господин Мулен понял, что все будет кончено, если не удастся продержаться до прихода отряда майора Ламбо. Он велел Верне взять на себя тех, кто пытался выбить дверь, а сам собрался заняться теми, кто пролезал в окно; два эти человека, встав против ревущей черни, решили не дать ей пролить кровь, которой она жаждала.
Один из них бросился в проход к дому, другой — в обеденную залу. Дверь и окна были уже распахнуты и несколько нападавших ворвались в гостиницу. При виде Верне, сила которого им была хорошо известна, они попятились назад; грузчик воспользовался этим и захлопнул дверь. Что касается г-на Мулена, то он, схватив свое двуствольное ружье, висевшее над камином, прицелился в пятерых, проникших в обеденную залу, и пригрозил им, что откроет огонь, если они не уберутся сию же минуту. Четверо послушались, пятый остался. Видя, что теперь ему надо бороться один на один, г-н Мулен отложил ружье, схватил своего противника в охапку, поднял как ребенка и выбросил из окна. (Три недели спустя этот человек умер, но не от последствий падения, а от того, что он был сдавлен г-ном Муленом.) После этого г-н Мулен кинулся к окну, чтобы закрыть его.
Затворяя оконные створки, он почувствовал, что кто-то схватил его за голову и с силой наклонил ее к левому плечу. В ту же минуту оконное стекло разлетелось вдребезги, и по плечу г-на Мулена скользнуло лезвие топора. Это г-н де Сен-Шаман, заметив, что на голову г-на Мулена опускается топор, успел отвести в сторону не само смертельное орудие, а цель, которую оно должно было поразить. Господин Мулен схватил топор за рукоятку и вырвал его из рук человека, собиравшегося нанести удар, который ему удалось столь счастливо избежать; затем он затворил окно, заградил его внутренними ставнями и поднялся к маршалу.
Он застал маршала ходившим широким шагом по комнате. Его красивое и благородное лицо было совершенно спокойно, будто все эти люди, все эти голоса, все эти крики не требовали его смерти. Господин Мулен перевел маршала из комнаты № 1 в комнату № 3, которая находилась в задней половине дома и выходила во двор, а потому, в отличие от предыдущей, давала хоть какой-то шанс на спасение. Там маршал попросил почтовую бумагу, перо, чернила и, после того как г-н Мулен все это ему принес, сел за маленький столик и принялся писать.
В эту минуту снова послышались крики. К толпе вышел г-н де Сен-Шаман и приказал ей разойтись. Тысячи голосов тотчас же стали спрашивать у него, кто он такой, чтобы отдавать подобные приказы; в ответ он назвал им свою должность. «Мы признаем префекта только когда он в мундире!» — закричали ему со всех сторон. К несчастью, сундуки г-на де Сен-Шамона следовали дилижансом и еще не прибыли. Префект был одет в зеленый сюртук, светло-желтые панталоны и пикейный жилет — наряд, недостаточно внушительный в подобных обстоятельствах. Он взобрался на скамейку, чтобы обратиться с речью к толпе, но тут раздался крик: «Долой зеленый сюртук! Хватит с нас всяких шарлатанов!» Префекту пришлось спуститься. Верне открыл ему дверь. Несколько человек хотели воспользоваться этим и проникнуть в дом вместе с ним, но Верне трижды опустил свой кулак, и три человека свалились на землю, как быки под ударом дубины мясника. Остальные тут же отступили. Дюжина таких защитников, как Верне, могла бы спасти маршала. А между тем Верне ведь тоже был роялистом; он придерживался таких же взглядов, как и те, с кем он дрался, и для него, как и для них, маршал был смертельным врагом; однако у него было благородное сердце — он хотел правосудия, а не расправы.
