Утром следующего дня тело моего бедного деда нашли на том же самом месте, где за год до этого нашли тело Тома Пише.

Похоже, Жером Палан умер несколько часов тому назад.

Он лежал на спине.

Руки деда держали за горло огромного белого зайца, сжимая его окостеневшими пальцами так сильно, что пришлось отказаться от попыток высвободить из них чудовищное животное.

Само собой разумеется, что и заяц был мертв.

Луидор, который дали деду два иностранца, пошел на оплату его гроба, заупокойной мессы и погребения.

Хозяин гостиницы смолк.

На этом месте его рассказ закончился.

— Черт возьми, — произнес Этцель, — я надеялся, что все кончится иначе: мне казалось, что огромный белый заяц превратится в рагу, и мне было бы любопытно узнать, нужно ли умертвить дьявола, прежде чем поместить его в кастрюлю.

Вот, дорогие читатели, рассказ моего друга Шервиля, такой, каким мы его слышали в доме № 73 на бульваре Ватерлоо 6 ноября 1853 года, по возвращении Шервиля из Сент-Юбера.

Рассказ этот стоил мне трех бессонных ночей, и я набрался мужества изложить его письменно только через два с половиной года, как вы можете увидеть по нижеследующей дате.

Суббота, 22 февраля 1856 года, без четверти два часа ночи.

РУСАЛОЧКА

I

Если вам, дорогие дети, доводилось когда-нибудь видеть море, вы должны были заметить, что чем больше его глубина, тем ярче синева его поверхности.

К тому же синеву моря определяет еще и синева неба, поскольку море — это огромное зеркало, сотворенное Господом Богом на земле, чтобы в нем отражались небеса.

И чем ближе широты к экватору, тем лазурнее там небо, а значит, тем лазурнее море.

К тому же там оно самое глубокое, настолько глубокое, что лот, опущенный более чем на тысячу метров, так и не касается дна. Если двенадцать, а то и пятнадцать колоколен, таких, какие стоят в вашем городе или селении, поставить одну на другую, получится высота, равная той глубине, на которую опускали этот лот.

В глубинах этой бездонной водной пучины обитают те, кого называют морским народом.

Помимо рыб, ежедневно подаваемых к столу ваших родителей и потому хорошо вам знакомых, таких, как мерлан, сельдь, сардина, тунец и скат, население моря состоит еще из великого множества живых существ, совершенно неизвестных вам, начиная с огромных кальмаров, ни формы, ни размеры которых установить еще никому не удалось, и кончая неосязаемыми медузами, которых мириадами поглощают киты, растирая их своими усами, а усы эти не что иное, как зубы китов, используемые для изготовления корсетов, которые носят ваши мамы.

Не думайте, дорогие дети, что на дне этих пропастей нет ничего, кроме мокрого песка, какой отхлынувшее море при отливе обнажает на побережье Дьеппа или Трувиля. Нет, думать так означало бы впасть в заблуждение. Растения, порой поднимающиеся до самой поверхности воды, свидетельствуют о том, что эти глубины покрывает гигантская растительность: по сравнению с ней допотопные папоротники высотой в восемьдесят или даже сто футов, какие находят в каменоломнях Монмартра, всего лишь жалкие травинки.

И как пальма, это дерево африканских побережий, воспеваемое поэтами как символ изящества, гнется и качается по прихоти ветра, точно так же повинуются всем движениям моря эти леса из шатких стволов.

И как в наших лесах птицы порхают в листве наземных деревьев, переливаясь в солнечных лучах своим многоцветным оперением, точно так же среди стеблей и листвы морских деревьев скользят разнообразные рыбы, мерцая в прозрачной водной синеве серебряными и золотыми отсветами.

Посреди самого большого из всех на свете океанов, то есть Тихого океана, между островами Чатем и полуостровом Банкс, как раз там, где обитают наши антиподы, высится дворец морского короля. Стены этого дворца возведены из красных, черных и розовых кораллов, а окна его сделаны из тонкого, чистого и прозрачного янтаря; крыши дворца сложены не из черепицы, а из красивых раковин, черных, голубых и зеленых — таких, какими украшены часы у торговцев диковинками в Гавре и Марселе.

Король, обитавший в этом дворце в то время, когда происходили события, о которых мы собираемся рассказать вам, давно уже овдовел, и поскольку покойная супруга доставляла ему немало огорчений, он не пожелал вступить в новый брак.

Распоряжалась всем во дворце его мать, женщина в общем-то превосходная, но отличавшаяся одним большим недостатком, а именно невероятным высокомерием. По этой причине она носила на шлейфе своего платья целую дюжину жемчужниц, в то время как самые знатные придворные дамы и даже сама покойная королева носили их не более полудюжины на платье.

Но самой ее большой заслугой в глазах правящего короля, заслугой, не оспариваемой даже ее недругами, была огромная любовь, которую она питала к морским принцессам, своим внучкам.

По правде говоря, все шесть принцесс были очаровательны, но, следует признать, самой красивой из них была самая младшая. Кожа ее отличалась нежностью и прозрачностью, присущими лепестку розы. Глаза ее сияли голубизной, словно небесная лазурь; но, так же, как ее сестры, она была русалкой, а это значит, что вместо ног ее бедра завершались книзу рыбьим хвостом.

Принцессы любили играть целый день с утра до вечера в огромных дворцовых залах, где произрастали цветы таких богатых красок, каких на земле не увидишь. Принцессы приказывали открыть окна из янтаря, и рыбы заплывали во дворец, чтобы принять участие в их играх почти так же, как это делают ласточки, ради забавы залетающие в наши открытые окна; правда, ласточки обычно остаются неприрученными, в то время как рыбки не боялись брать угощение прямо с ладошек принцесс.

Перед дворцом располагался большой сад, где стволы деревьев были из кораллов, а листья — из изумрудов. На ветвях висели плоды граната из рубинов и апельсины из золота.

Аллеи этого подводного сада были усыпаны тонким песком такого красивого голубого тона, что он походил на сапфирную пыль.

Вообще на всем, что находилось в этом морском царстве, лежал лазурный отсвет, и потому казалось, что небо простирается и над головой, и под ногами.

В безветрие сквозь спокойную воду можно было хорошо разглядеть солнце. Оно походило на огромный фиолетовый цветок, из чашечки которого лились потоки света.

У каждой из принцесс был свой уголок в этом саду, где она могла посадить любое растение, какое только ей хотелось.

Одна придала своему цветнику форму кита, другая — форму омара; а вот самая юная из принцесс сделала свой цветник круглым, как солнце, и цветы там посадила фиолетовые, которые напоминали само солнце, увиденное сквозь толщу воды.

Впрочем, сама она была ребенком странным, тихим и задумчивым; в то время как ее сестры украшали себя драгоценностями, упавшими с тех судов, что потерпели кораблекрушение, она из всех богатств, хранившихся на морском дне, подобрала только мраморную статую какого-то юноши.

То было одно из выдающихся творений древнегреческой скульптуры, которое губернатор Мельбурна распорядился доставить из Лондона, чтобы украсить им свой дворец, но вследствие караблекрушения оно скатилось с палубы судна, его перевозившего, и таким образом попало во владение юной морской принцессы.

Она стала расспрашивать свою бабушку о том, откуда взялось это неведомое ей двуногое существо, и та объяснила ей, что подобное существо — человек и что вся земля заселена существами этого вида.

Тогда принцесса поставила эту статую на скале, возвышавшейся посреди ее садика. Рядом с ней принцесса посадила розовую плакучую иву, от тонких ветвей которой падала на статую фиолетовая тень; но объяснение, данное старой королевой, внучка сочла недостаточным. Она без конца расспрашивала бабушку о мире людей, заставляя рассказывать ей все, что та знала о кораблях, городах, людях и животных этой неведомой земли, которую ей так хотелось увидеть. Особенно прекрасным и удивительным ей представлялось то, что земные цветы обладают запахами, вто время как морские совсем не пахнут. Что еще изумляло принцессу, так это то, что земные леса и сады населены птицами, распевающими на тысячах разнообразных голосов, в то время как рыбы обречены на немоту.