Спустя полчаса после всех этих событий загрохотали пушечные выстрелы, зазвучали трубы и горны, и во дворец явились все гостившие в столице самодержцы, кронпринцы, наследные герцоги и искатели тронов, облаченные в самые великолепные свои наряды; некоторые из них приехали в хрустальных каретах, другие — верхом на парадных лошадях. Король встречал их на дворцовом крыльце и приветствовал с изысканной любезностью и сердечной приветливостью; затем, проводив гостей в пиршественный зал, он с короной на голове и со скипетром в руках сел во главе стола в соответствии со своим положением верховного властителя, а других монархов пригласил занять места в зависимости от положения того или другого гостя среди коронованных особ, кронпринцев, наследных герцогов и искателей тронов.

Стол был заставлен роскошными яствами, и все шло хорошо, пока ели суп и следующее за ним блюдо. Но когда подали ливерные колбасы, государь явно пришел в волнение; когда подали сосиски, он заметно побледнел, а когда, наконец, подали кровяные колбасы, он поднял глаза к небу и из груди у него вырвался такой тяжкий вздох, словно страшное горе разрывало его душу; под конец он откинулся на спинку кресла, закрыл лицо руками и, исполненный отчаяния, зарыдал до того жалобно, что все повскакали со своих мест и окружили его, выражая живейшее беспокойство. Приступ и в самом деле казался тяжелейшим — придворный медик тщетно искал пульс несчастного монарха, раздавленного, по-видимому, под бременем самого глубокого, самого чудовищного и самого неслыханного на свете горя. И только после того как были пущены в ход сильнейшие средства — такие, как жженые перья, английская соль и некоторые другие, — он наконец-то немного пришел в себя, приоткрыл потухшие глаза и прошептал таким слабым голосом, что его едва можно было расслышать:

— Слишком мало сала!..

При этих словах королева в свою очередь побледнела. Она кинулась на колени и прерывающимся от рыданий голосом вскричала:

— О мой бедный, несчастный царственный супруг! Какое же горе я вам причинила, не послушавшись тех предостережений, что вы так часто мне делали! Однако вы видите виновницу у ваших ног и можете покарать ее так жестоко, как только пожелаете!

— Что это значит? — спросил король. — И что такое здесь происходит, о чем мне не говорят?

— Увы! Увы! — отвечала королева, с которой муж никогда еще не говорил так сурово. — Увы! Это госпожа Мышильда со своими семью сыновьями, своими племянниками, кузенами и свойственниками съела все сало!

Но королева не могла больше говорить, силы ей изменили, она упала, потеряв сознание.

Тогда король поднялся и, взбешенный, завопил ужасным голосом:

— Госпожа обер-гофмейстерина, что это значит?

И тогда госпожа обер-гофмейстерина рассказала все, что ей было известно, а именно, как, услышав крик королевы, она прибежала на кухню и увидела ее величество борющейся со всем семейством госпожи Мышильды и как она тогда в свою очередь позвала повара, с помощью поварят сумевшего заставить всех грабителей убраться обратно под печь.

Король тотчас же понял, что речь идет о преступлении, заключающемся в оскорблении королевского величества, и, вновь обретя все свое достоинство и все свое спокойствие, приказал ввиду тяжести злодеяния немедленно собрать тайный совет и поручить самым опытным своим советникам рассмотреть это дело.

Посему совет был созван, и на нем большинством голосов было решено, что, поскольку госпожа Мышильда обвиняется в поедании сала, предназначавшегося для сосисок, а также ливерных и кровяных колбас короля, то необходимо провести судебное разбирательство и что, в случае если ее признают виновной, она вместе со своим народом будет навсегда изгнана из королевства, а все, чем она владеет в нем, включая земли, замки, дворцы и королевские резиденции, будет отобрано в казну.

Однако король, выслушав решение тайного совета, обратил внимание своих опытных советников на то, что все время, пока будет длиться судебное разбирательство, госпожа Мышильда и ее семейство смогут беспрепятственно поедать его сало, а это чревато новыми унижениями, подобными тому, которому он только что подвергся в присутствии шести коронованных особ, бесчисленных кронпринцев, наследных герцогов и искателей трона; поэтому его величество потребовал, чтобы ему были предоставлены неограниченные полномочия в отношении госпожи Мышильды и ее семейства.

Разумеется, совет для порядка провел голосование, и неограниченные полномочия, потребованные королем, были ему предоставлены.

После этого король отправил один из лучших своих экипажей, предшествуемый для большей срочности гонцом, к весьма искусному механику, проживавшему в городе Нюрнберге и носившему имя Кристиан Элиас Дроссельмейер; вышепоименованный механик приглашался прибыть по неотложному делу во дворец его величества.

Кристиан Элиас Дроссельмейер тут же повиновался; поскольку он был настоящим мастером своего дела, у него не было сомнений, что столь славный король вызывает его исключительно для того, чтобы доверить ему изготовление какого-нибудь хитроумнейшего механизма. И, сев в карету, он ехал день и ночь, пока не предстал перед королем. Он так торопился, что не успел даже одеться надлежащим образом и явился ко двору в своем повседневном желтом рединготе. Однако, вместо того чтобы рассердиться на мастера за такое забвение этикета, король был ему признателен, ибо, если прославленный механик и совершил ошибку, то лишь потому, что он стремился без задержки исполнить повеление его величества.

Король пригласил Кристиана Элиаса Дроссельмейера в свой кабинет и объяснил ему положение: как он решил в назидание другим изгнать из своего королевства все мышиное племя; как, прослышав о его великой славе, он обратил на него свой взор, дабы сделать его исполнителем королевского правосудия, опасаясь лишь, что, при всем своем мастерстве, механик встретит непреодолимые трудности при осуществлении замысла, порожденного королевским гневом.

Но Кристиан Элиас Дроссельмейер успокоил короля и дал ему обещание, что не пройдет и недели, как во всем королевстве не останется ни одной мыши.

И в самом деле, в тот же день он принялся изготавливать хитроумные продолговатые коробочки, внутри которых кусочком проволоки был прикреплен ломтик сала. Потянув сало, вор, кем бы он ни был, захлопывал за собой дверцу и оказывался пленником. Менее чем за неделю сто таких коробочек были изготовлены и расставлены не только под печью, но и на всех чердаках и во всех подвалах дворца.

Госпожа Мышильда была слишком мудра и слишком проницательна, чтобы с первого взгляда не понять хитрость метра Дроссельмейера. Она собрала семерых своих сыновей, а также племянников и кузенов, чтобы предупредить их о приготовленной для них западне. Но сыновья, племянники и кузены, притворившись вначале, что они внимательно слушают госпожу Мышильду из уважения к ее сану и из снисхождения к ее возрасту, в конце концов удалились, смеясь над ее страхами, и, привлеченные запахом жареного сала, оказавшимся более сильным, чем любые увещевания, решили воспользоваться удачной находкой, неизвестно откуда взявшейся.

По прошествии суток семь сыновей госпожи Мышильды, восемнадцать ее племянников, пятьдесят кузенов и двести тридцать пять родичей разных степеней родства, не считая тысяч ее подданных, были пойманы в мышеловки и преданы позорной казни.

И тогда госпожа Мышильда покинула вместе с остатками своего двора и кучкой уцелевших подданных эти края, обагренные кровью во время избиения ее близких. Слух об этом решении просочился наружу и докатился до короля. Его величество во всеуслышание поздравлял себя с этим, придворные поэты сочинили множество сонетов, воспевающих его победу, а обычные придворные сравнивали его с Сезострисом, Александром Македонским и Цезарем.

Одна лишь королева была грустна и встревожена: она хорошо знала госпожу Мышильду и нисколько не сомневалась, что та не оставит неотомщенной смерть своих сыновей и своих близких. И в самом деле, в то время, когда королева, желая заставить своего супруга забыть допущенную ею ошибку, готовила для него своими собственными руками паштет из печенки, которым он очень любил полакомиться, перед ней вдруг предстала госпожа Мышильда и сказала ей: