– Вот ведь как бывает-то, как жажда власти людей-то меняет. Готова Татьяне Николаевне горло перегрызть, лишь-бы директором стать, – Клавдия Ильинична покачала головой. – Правду говорят: не делай добра – не получишь зла!

– Вы о чем? – непонимающе посмотрела Даша.

– Так она ведь даже жила у Татьяны Николаевны по первости, как только в город-то приехала…

– Вы давно её знаете? – спросил Вася.

– Да сколько у нас работает, столько и знаю – мы в одном подъезде живем. Татьяна Николаевна на втором этаже, а я на первом.

Через вахтера ребята узнали, что у Татьяны Николаевны случился инфаркт. Экзамены прошли в каком-то коматозном состоянии, но к счастью все четверо выдержали итоговые испытания…

Через две недели директора выписали домой. Друзья, выяснив адрес у Клавдии Ильиничны, решили навестить выздоравливающую.

Позвонив в дверь, ребята уже хотели уйти, когда, наконец, замок щелкнул, и на пороге появилась Татьяна Николаевна. Было очень не привычно видеть её в домашнем халате и без прически.

– Что, страшная? – спросила она в ответ на их озадаченные взгляды. Выглядела Татьяна Николаевна и правда не очень-то бодро. Всегда живые, немного улыбающиеся серые глаза угасли, под ними виднелись большие темные круги. Щеки на бледном землистом лице ввалились, да и вся она как-то осунулась. Она слабо улыбнулась, пропуская ребят, – Вроде откачали пока, жить буду. Проходите, я чайник поставлю.

Квартира оказалась совсем небольшая, со скромной, но очень уютной обстановкой. Проходя в гостиную, Даша заметила маленькую комнатку, в ней определенно жила девушка. На стенах висели плакаты со смазливыми музыкантами, стоял туалетный столик с косметикой, и большой стол с книгами и разными девчачьими мелочами. Даша не осмелилась туда войти без разрешения хозяйки.

В гостиной было много фотопортретов. Осмотревшись, ребята поняли, что на всех фото одна и та же очень улыбчивая девушка, но не знали кто это.

– Вы-то как? Как экзамены? – Татьяна Николаевна опустилась в кресло и указала ребятам на диван.

– Да вроде сдали, – махнул рукой Антон.

– Татьяна Николаевна, что это было-то? – Даша всё рассматривала девушку на большом портрете.

– Ты про Любашкову?

– Эта Изольда совсем с катушек съехала, – Вася сел.

– Несчастная она. Просто,… пожалеть её некому, – отозвалась Татьяна Николаевна.

– Пожалеть? – Даша округлила глаза на директора, резко забыв о портрете, – Да она Сашку подставила, вас до больницы довела!

– Да, Дашенька, пожалеть! Знаешь, какая она раньше-то была? Приехала после института – глаза горят, куча идей в голове. Красавица! Влюбилась без памяти, выскочила замуж, казалось, счастью нет предела. Да вот только муж наркоманом оказался. Лечили его, как могли,… вроде победили заразу. Она носила первенца, когда он снова взялся за старое. Однажды избил её очень сильно, перед самыми родами. Лицо по частям собирали, даже пластику потом делать пришлось. Ребенка она потеряла, и никогда не сможет иметь детей. Синяки прошли, вместе с ними пропало и доверие к людям. Как будто выключили в ней что-то. Появилась эта злость, жажда власти. А тот отсидел, да вышел, правда умер вскоре от передозировки, вот так-то бывает. Три жизни сгубил…

Ребята помолчали, обдумывая услышанное, потом Вася спросил:

– Когда вы ругались, Изольда сказала, мол, по нам психушка плачет. Почему?

После долгого молчания Татьяна Николаевна тяжело вздохнула и наконец, заговорила:

– На вид вам было лет по шесть, когда после больничной передержки вы появились в детском доме. Похожие на маленьких затравленных зверьков вы совсем не разговаривали, даже имен не называли. Просто молчали, на протяжении нескольких месяцев. Любашкова, имея высшее образование психолога-дефектолога, заявила, что с вами работать не возможно, и рекомендовала отправить вас всех в психоневрологический интернат. Не знаю как, но глядя на вас я сразу поняла – вы нормальные дети, вам надо дать шанс, и сама стала с вами работать. Я убедила комиссию дать еще некоторое время на реабилитацию. Тогда решили, если через месяц улучшений не будет, вас направят в диспансер, – Татьяна Николаевна нервно теребила платок. – Я проводила с вами занятия, мы много гуляли, я постоянно с вами говорила: о погоде, окружающем мире, о любой ерунде. Однажды мы вышли за огороженную территорию и отправились на набережную. Мы сидели на лавочке и смотрели на проходящие по реке суда. Я не заметила как ты, – она посмотрела на Антона, – Копошась в листьях, отошел в сторону, к большому дереву. Внезапно откуда-то выскочила огромная собака, и с лаем кинулась к тебе. Ты вскрикнул «МАМА!» и жутко испугавшись, упал и даже отключился на время. Мы все подскочили с лавки и понеслись к тебе. Ребята стали кричать, тормошить, чтобы ты вставал. Тогда-то я и услышала от вас первые слова, – Татьяна Николаевна обвела мокрыми от слез глазами пораженных ребят. – Потом подбежал хозяин собаки. Оказалось, она заметила кошку в расщелине ствола у тебя над головой. Мужчина долго извинялся за поведение псины, но я его не слушала. Самое главное для меня в этот момент, было пришедшее в голову осознание: вы – МОИ. Я решила сделать все от меня зависящее, чтобы вам было хорошо, чтобы вы были вместе. Опеку над всеми вами мне не дали, сами видите, какие хоромы. А разделить вас, взяв кого-то одного,… да я даже подумать об этом не могла. С тех пор я старалась заботиться о вас, как могла, помогать во всем. Простите, что не всегда получалось,… – она замолчала, слезы катились по щекам.

– Да что вы, Татьяна Николаевна! Вы у нас самая лучшая! – Даша, тоже с мокрыми глазами, приобняла её за плечи, – Мы вас очень любим.

– Спасибо Дашенька, – она грустно улыбнулась, и вновь промокнула глаза.

– А как мы оказались в больнице? – спросил Вася.

– Не знаю! – отрезала Татьяна Николаевна. С тревогой посмотрев на него, она вытерла глаза платком в трясущейся руке и более мягко добавила, – Это очень странная и запутанная история, там больше слухов, чем правды, – она умоляюще посмотрела на ребят и покачала головой, – Я не могу… Вы сможете запросить данные об этом в полиции, если решите, что это нужно. Осталось несколько лет, потерпи́те.

– П-п-почему волчата? – Антон ошарашено посмотрел на Татьяну Николаевну.

– Ребята, только не берите в голову все, что говорит Любашкова. Я верю, все зависит только от нас самих. Вы ведь мне родными совсем стали. Вот и билась за вас…

– Сейчас подлечитесь, и снова в бой, – попытался приободрить Саша.

– Судя по всему, ребятки, отвоевалась я, – кисло улыбнулась Татьяна Николаевна. – Мне теперь с Любашковой не справиться. Зельц – мэр, она наверняка к осени займет мой кабинет. Да и врачи советуют работу поспокойней найти, или совсем на пенсию. Я-то хотела поговорить про вас. Судя по всему, в детдом, я уже не вернусь. Во всяком случае, надолго… Мы разругались перед больницей как раз по поводу вас. Любашкова затеяла перевод Саши и Антона в Сосновский филиал.

– Нет! – запротестовали ребята, – Мы не можем разъехаться, мы же всю жизнь!..

– Да знаю я! Поэтому и хочу предложить вам вот что,… обещайте не отказываться сразу,… подумайте сначала, – Татьяна Николаевна сделала паузу, слова давались ей с трудом. – Я предлагаю вам не ходить в десятый класс, а поступить сейчас, сразу, в какой-нибудь колледж. Только не у нас в городе, чтобы уехать из детского дома, подальше от Любашковой и её бредовых идей.

– Предлагаете просто сбежать? – вспылил Саша.

– Саш, я не смогу больше защитить вас. Любашкова теперь от вас не отступится, слишком уж сильно ущемлено её самолюбие. Если поступите в колледж, сможете быть вместе. Как у сирот у вас не должно быть проблем с поступлением и общежитием. Что скажете? Подумайте…

Попрощавшись с Татьяной Николаевной, они вышли на набережную. Напористый ветер трепал тополя. Ребята долго смотрели на волны, бьющие о берег и молчали, переваривая услышанное. Конечно, они и раньше спрашивали Татьяну Николаевну о том, как попали в детдом, но она всякий раз дипломатично уходила прямого разговора.