— Что угодно от меня вашему величеству? — спросил чародей.
— Я наслышан о вас, сударь, и собирался отправиться к вам завтра, чтобы попросить приподнять завесу над моим будущим; эти дамы пожелали присутствовать на нашем сеансе и принять в нем участие, поэтому я послал за вами, быть может, в неурочный час.
— Все часы для меня хороши, государь: я никогда не сплю, и ночь, напротив, благоприятное время для гаданий. Я весь к услугам вашего величества, хотя, признаться, предпочел бы избежать ваших вопросов.
— Почему?
— Я уже составил предсказание судьбы вашего величества.
— О! И это предсказание сулит несчастье?
Колдун не ответил.
— Ничего не бойтесь, сударь, я уже предупрежден. Одна портовая колдунья в Стокгольме предсказала мне насильственную смерть. По ее словам, меня убьют во время праздника. Это совпадает с вашим предсказанием?
— Да, государь, вас застрелят из пистолета.
Никто не проронил ни звука: мы все оцепенели от страха. Это совпадение было столь необычным! Как бы вы ни старались не верить, такое всегда поражает. В этом и состоит секрет могущества астрологов и вещунов. Они всегда пугают нас призраками и опасностями.
— Что ж, — весело продолжал король, — должно быть, это любопытно; что требуется для ваших опытов?
— Не желает ли ваше величество сначала обратиться с вопросом к картам?
— Конечно; давайте обратимся к чему угодно, что может дать ответ.
— Это заведет вас далеко, государь! — надменно отвечал колдун.
— Итак, заглянем в карты. Правда ли, что вы устанавливаете сношения живых с мертвыми?
— Да, государь, если у живых хватает на это духу.
— За этим дело не станет; будьте столь же уверены в себе, как и я.
Слуги принесли большой стол; вещун, чье имя я забыла (он был другом графа де Сен-Жермена, которого я часто встречала у господ де Шуазёль), достал из своей сумки необычные карты, очень широкие и очень длинные, с весьма любопытными изображениями, нарисованными от руки. Рядом кудесник поставил полый стеклянный шар, открытый сверху, нечто вроде бокала без ножки, и налил в него из маленькой бутылки какую-то бурую жидкость.
Кроме того, он достал из своего адского короба нечто вроде деревца из эмали, воткнутого в землю, с цветами в виде бутонов и распустившимися листьями; оно было сделано с удивительным мастерством. Фаянсовый сундучок, в котором хранился этот кустик, был изготовлен в незапамятные времена.
Покончив с приготовлениями, колдун сел к столу и осведомился, кто из дам первой испробует на себе его искусство. Я слушала по ходу дела разъяснения г-на Крейца относительно действий колдуна и досадовала на то, что не могу оценить это сама. Звук голоса этого человек настраивал меня в его пользу: голос был звучным, мелодичным и печальным, без фальши и лицемерия. Однако я не верю вещунам.
Молодая г-жа д’Эгийон встала и заняла место на скамеечке.
— Сударыня, — сказал предсказатель, — никто не должен нас слышать, — следует установить вокруг ширму; вы будете недовольны, если я раскрою всем секреты вашего будущего.
— Вот как! Стало быть, у меня загадочное будущее?
— Будущее всегда загадочно, госпожа герцогиня, и одно из главных наших правил — держать его в тайне. Я только что нарушил этот запрет для его величества короля Швеции, ибо он сам подал мне пример; в противном случае я бы себе такого не позволил.
— Проще всего, если мы перейдем в другую комнату, — заметил Густав, — и освободим место: тогда каждый будет волен в своих поступках.
Мы все вышли, и г-жа д’Эгийон осталась наедине с этим человеком. Она пробыла с ним долго, а мы тем временем предавались догадкам и без конца обсуждали происходящее. Вдовствующая герцогиня заявила, что ни за что не станет беседовать с дьяволом одна, ведь ему ничего не стоит свернуть ей шею.
Наконец, появилась герцогиня, потрясенная и бледная как полотно; все тут же обступили ее.
— Этот человек — чародей, — заявила она, — но он прав, он знает и предсказывает то, что люди не любят рассказывать даже лучшим друзьям. Будь на моем месте господин д’Эгийон, ему бы наверняка пришлось сегодня ночевать в Бастилии.
— Кто из вас пойдет к оракулу следующим? — спросил король.
— Вы, ваше величество, — ответила я, — по месту и почет.
— Вероятно, я пробуду там долго, ибо мне нужны полные сведения; я предупреждаю вас, дамы.
— Ступайте, ступайте, государь, — сказала я, — и, если вы встретитесь с дьяволом, сообщите нам; я была бы не прочь кое-что ему сказать.
Немного посопротивлявшись, его величество король Швеции вошел в логово колдуна. На этот раз гадание продолжалось дольше, чем у герцогини: мы думали, что оно никогда не кончится. Время от времени до нас доносились звуки голосов; несколько раз присутствующие шведы собирались вмешаться, беспокоясь за его величество и опасаясь какого-нибудь вероломства. Молодой принц от волнения приоткрыл дверь.
— Выйдите! — крикнул ему брат. — И не мешайте нам.
Мы были вынуждены подчиниться этому приказу и при этом переглянулись; точнее, все переглянулись, а я лишь почувствовала, что на меня посмотрели.
Не стоит над этим смеяться; с тех пор как я ослепла, я чувствую чужие взгляды; одни невыносимо меня тяготят, а другие согревают, подобно лучам живительного солнца.
Когда король вернулся, он был спокоен, но чрезвычайно бледен и его голос слегка дрожал, невзирая на его усилия держать себя в руках.
Господин Крейц спросил, удовлетворен ли он гаданием.
— Я удивлен, — ответил король, — я видел и слышал то, что считал невозможным, и это смущает мой разум.
— Что же это? — перебил государя брат.
— Я не могу этого сказать; никто ничего не узнает, пока я жив, я дал клятву. Если все это произойдет, Францию и Швецию ждут необычайные потрясения. Тот, кто объявил мне об этом, ныне способен быть сведущим: это король, мой отец.
— Вы его видели?
— Да, брат мой, и, судя по тому, что он предсказал, в будущем у меня появится достаточно оснований быть недовольным вами.
— Возможно ли это, государь!
— Вы свергнете с престола моего сына.
— Как! Нет, нет, тысячу раз нет, государь! О! Скажите все.
— Не могу, я и без того, возможно, сказал чересчур много.
Я не знаю, исполнится ли это пророчество; до сих пор король Швеции продолжает царствовать, хотя, возможно, с некоторыми трудностями, но народ его любит, и никто не собирается его убивать; герцог Зюдерманландский пока не выказывает честолюбивых притязаний, а сын Густава III всего лишь милый ребенок.
Подошла моя очередь встретиться с этим необыкновенным человеком; я колебалась.
— О чем мне его спросить? Какое будущее можно предсказать восьмидесятилетней старухе? Что касается прошлого, разве оно не известно мне лучше, чем колдуну?
— Соглашайтесь, сударыня, соглашайтесь! — возразил его величество шведский король. — Хотя бы побеседуйте с ним: он вас удивит.
Меня проводили к столу, и, усевшись, я спросила прорицателя:
— Сударь, вы можете рассказать мне о моем будущем?
— Да, сударыня, как вам это будет угодно.
— В таком случае давайте поговорим.
XLI
— Вы знаете, кто я, сударь?
— Так точно, сударыня: вы госпожа маркиза дю Деффан, урожденная де Виши-Шамрон; однако в том, что мне это известно, нет моих особых заслуг: вас знают все.
— Вы знаете, сколько мне лет, и знаете, что мне недолго осталось жить; сколько еще лет я проживу, скажите на милость?
— Я не определяю срок смерти.
— Тем не менее вы объявили его нескольким людям.
— Никогда.
— Только что… его величеству королю Швеции.
— Я не называл никаких дат.
— Быть может, это вам неведомо?
— Нет, я это знаю.
— Скажите хотя бы, мне долго осталось жить? Это было бы досадно.
— Достаточно долго, чтобы увидеть смену королевской власти и другие события.
В этом чародей не ошибся. Я подробно описала г-ну Уолполу ужин у Густава III, но даже не упомянула о колдуне: он бы меня выбранил, ведь он бранит меня, как девчонку. Мой друг узнает об этом предсказании из моих мемуаров и будет немало удивлен.