И вот все узнали о посягательствах в духе жены Поти-фара, предпринятых г-жой де Буйон по отношению к молодому воину, который по непонятной причине вел себя с ней жестоко.

— Госпожа де Буйон оказывает мне честь, полагая, что в этом виновата я, — говорила трагедийная актриса, — но я-то знаю, в чем дело. Граф Саксонский изменяет мне с кем попало; я не тревожусь по этому поводу, зная, что он ко мне все равно вернется. Я не стала бы волноваться из-за герцогини, как и из-за других, даже еще меньше. Ему не нравятся женщины такого сорта.

Вот это да, представьте себе!.. Женщины такого сорта! Это о принцессе Лотарингской, герцогине Буйонской! До чего же заносчивы эти театральные принцессы! Актрисы принимают свои роли и любовные связи всерьез и смотрят на нас свысока; хорошо еще, если они соблаговоляют относиться к нам как к равным. Говорят, сегодня эти особы стали еще более наглыми. Все идет наперекосяк и в политике, и в любовных делах. Я благодарю Бога, что уже немолода и жить мне осталось недолго.

Все сказанное мною не означает, что я намерена превозносить г-жу де Буйон и принижать ее соперницу. Я отнюдь не пристрастна и заявляю, что в тех обстоятельствах комедиантка вела себя прекрасно. Госпожа де Буйон была очень скверная женщина с разнузданными чувствами; она не останавливалась ни перед чем, чтобы удовлетворять свои желания и мстить за себя; в данном случае всем это было ясно. Герцогиня превращалась в сущую фурию, когда кто-нибудь посягал на ее любовников. Я иногда ее встречала среди гостей герцогини де Люин. Никто не любил эту особу, и ее принимали у себя из вежливости. Я избегала герцогиню: она меня пугала.

Несчастная Лекуврёр, напротив, была красива и добра. Она бесподобно играла почти все свои роли и была талантливее Клерон.

XV

Прошло несколько месяцев. Герцогиня становилась все более пылкой, по мере того как граф Саксонский делался все более неприступным; у них происходили объяснения, из которых кавалер выкручивался, умирая от смеха, а затем шел рассказать об этом в дом своей любовницы, где эти молодые сумасброды наперегонки потешались над герцогиней.

Я не знаю, какую оплошность совершил аббат де Бернис, однако его товарищи и особенно их инфанты охладели к нему; у него кончились деньги, и никто больше не давал ему в долг; бедняга вернулся в семинарию, чтобы покаяться, разжалобить начальство и попытаться получить какую-нибудь доходную должность. Спутник де Берниса аббат Буре не отваживался показываться без него в свете; этот человек безвестного происхождения, лишенный каких-либо покровителей и друзей, за исключением приятелей по развлечениям, оказался совершенно беспомощным и впал в полнейшую нищету, когда те его покинули. Время от времени он писал портрет какого-нибудь пекаря, чтобы раздобыть кусок хлеба, и какой-нибудь зеленщицы, чтобы положить на него что-нибудь сверху. Из-за поношенной одежды он не мог никуда ходить. Он прозябал в нищете и порой с вожделением поглядывал в сторону Сены, полагая, что лишь в ее объятиях обретет покой.

Герцогиня — я нижайше прошу у нее прощения за эти слова — была не только чудовищем, но к тому же еще и дурой. После того, как ее выставленные напоказ прелести подверглись очередному оскорблению, она пришла в неописуемую ярость и пообещала, что одолеет соперницу, что этой комедиантке не удастся больше одерживать над ней верх и что она, герцогиня, заставит себя уважать.

И вот эта знатная дама, совсем как во времена варварства, открыто посылает за двумя головорезами и сообщает им о своем решении. Ей нужна жизнь этой твари.

— Но, госпожа герцогиня, как это сделать? Невозможно убить такую особу незаметно, нас повесят.

— Я заплачу вам сколько угодно.

— А если нас повесят?

— Вам ничего не сделают: я попрошу вас помиловать.

— Как знать, сударыня, быть может, вашего влияния окажется недостаточно и вам самой придется оправдываться. Парламент не любит шутить. За это надо браться иначе.

— Как?

— Гораздо лучше прибегнуть к яду.

— Кто его подмешает?

— Не мы, мы к ней в дом не вхожи, но можно было бы испробовать какое-нибудь средство…

— Ищите и приходите снова, когда вы его найдете.

— В окружении актрисы, хотя бы среди тех, кто работает на кухне, найдется, должно быть, человек, который за деньги согласится потрудиться вместо нас. Мы все разузнаем.

Эти люди навели справки. У грабителей и разбойников тонкий нюх; они узнали об аббате Буре и указали на него герцогине; она ответила им, что они на верном пути и остается лишь продолжать в том же духе.

Аббат почти каждый день гулял в Тюильри; с коробкой пастелей в руках он гонялся там за удачей, надеясь встретить какого-нибудь честного буржуа или какую-нибудь красивую девушку, которые согласились бы заказать ему портрет. Порой, хотя и редко, такое случалось, причем люди пользовались нуждой художника и платили ему так мало, что этого не хватало даже на питьевую воду.

Однажды Буре увидел двух мужчин подозрительного вида, направлявшихся в его сторону. Бедняга не ел со вчерашнего дня и уже всерьез подумывал о реке. Незнакомцы подошли к нему и завели разговор о погоде, о том, чем он занимается, о невзгодах бедняков — словом, обо всем, что могло привести их к цели.

— Вы выглядите очень несчастным, — заявили они, — и, возможно, были бы не прочь заработать круглую сумму.

— Ах! Еще бы я был бы не прочь!

— Что бы вы для этого сделали?

— Что угодно! Только попросите.

— Что угодно? Без предрассудков?

— Что вы называете без предрассудков?

— Вы не понимаете?

— Нет.

— Стало быть, надо объясниться. Вы знакомы с Лекуврёр?

— Был знаком, увы!

— Вы могли бы попасть к ней в дом?

— Она хорошая женщина и, возможно, вспомнила бы, что видела меня прежде.

‘ Аббат тяжело вздохнул.

— Она вспомнит; к тому же вам дадут все необходимое, чтобы выглядеть прилично.

— Что надо будет ей сказать?

— Такой умный малый, как вы, не растеряется и сумеет поговорить с лицедейкой. Говорите все, что вам угодно. Только с одним условием: вы угостите ее конфетками, которые вам дадут.

— Что еще за конфетки?

— Не все ли равно… За каждую из них вам заплатят по тысяче экю.

— Это не яд?

— А вы думаете, что вам заплатили бы такие деньги за пилюли из хлебного мякиша?

— В таком случае, господа, не рассчитывайте на меня: я не тот, кто вам нужен для подобной затеи.

— Ну, конечно!.. Вы очень зелены, дружище, если полагаете, что вас отпустят с таким секретом. Мы подумали, что вы нам подходите, и теперь вам волей-неволей придется быть с нами; если не согласитесь, то сегодня же вечером лишитесь жизни. Выбор за вами…

Бедный аббат дрожал так, что на него жалко было смотреть; он стоял перед грозным выбором: преступление или смерть. Священник временно выбрал первое в надежде что-нибудь придумать, когда он скроется с глаз ужасных вербовщиков:

— Что ж, раз нет другого выхода, я согласен. Давайте ваши конфетки.

— Хорошо. Только помните, что вам от нас не сбежать, и это вовсе не пустые слова. Вы не получите ни су, пока не выполните задание, просим вас это запомнить, а если проговоритесь, то замолчите навеки. А теперь следуйте за нами.

И вот эти разбойники, нисколько не таясь, средь бела дня, привели свою жертву во дворец Буйонов и поднялись в комнату старшей горничной герцогини, куда они должны были явиться, как было условлено.

Госпожа Буйонская пришла к ним, все одобрила и собственноручно вручила аббату конфеты, сказав ему:

— Они сосчитаны; когда эта женщина умрет, принесите коробку обратно и вам заплатят за недостающее количество конфет.

Можно было не опасаться, что аббат сам попробует угощение; но, не будь преступник дураком, он должен был бы выбросить конфеты в Сену, принести обратно пустую коробку и потребовать восемьдесят или сто тысяч ливров. Все было задумано без всякого смысла.

— Когда мне следует выполнить поручение? — спросил аббат.