- Товарищ Берия, СССР программой ленд-лиза покрывал более четверти своих потребностей во взрывчатых веществах. Не за красивые глаза, знаете ли, получал, а расплачивался с американцами золотом. Разве это дело? Да на эти деньги лучше закупить несколько линий по производству радиоламп и обеспечить радиостанциями наши самолёты и танки. Радиосвязь им вот так нужна! – провёл себе ребром ладони по горлу Николай. – А у нас ещё практически не тронуто такое важнейшее направление как радиолокация. А в части аппаратуры, устанавливаемой непосредственно на самолёты или авиационные эрэсы, вообще конь не валялся.

Сталин, выпустив клуб дыма, согласно кивнул и продолжил:

- Мы пока не вмешиваемся в ваши дела. Но для нас пока остаются загадкой ваши мотивы. Почему вы относитесь ко всему, что пытаетесь сделать, не как к служебным обязанностям, а как к чему-то очень личному? Неудовлетворённые в прошлой жизни амбиции? Жажда славы или наград?

- Я вам расскажу о том, как отразилась Великая Отечественная война на моей семье, товарищ Сталин, - после секундной паузы заговорил Николай. – Мой дядя по отцовской линии был призван в армию в 1943 году после неоднократных обращений в военкомат: у него была бронь как у работника предприятия, выпускавшего продукцию для фронта. Не то, чтобы очень уж передовую – обыкновенные телеги и сани, но и на них подвозили боеприпасы и вывозили в тыл раненых. Прошёл от Курска до Берлина. Большим геройством не отмечен, всего четыре медали: За победу над Германией, За взятие Берлина, За боевые заслуги и За отвагу. На фронте вступил в партию, уже после Победы служил в Союзническом центре связи, обслуживавшем проведение Потсдамской конференции, на которой решалось послевоенное будущее Европы. Все три тётки по отцовской линии потеряли на фронте мужей.

Дед по материнской линии успел повоевать пулемётчиком два или три месяца, на Калининском фронте. Получил две пули немецкого снайпера, одну в руку другую в голову. Год после выписки из госпиталя не мог разговаривать: пулей повредило язык и вырвало кусок челюсти. А медсестра, молоденькая девчушка, которая вытаскивала деда под обстрелом, погибла, по сути, закрыв его своим телом от немецкой пули. В 1970-е его разыскали фронтовые друзья. Из всей их роты до Победы дожили только трое. О войне рассказывать не любил, только однажды рассказал о бое, в котором участвовал: немцы двигались на их позицию, прикрывшись женщинами и детьми, пригнанными из ближайшей деревни. А когда политрук крикнул женщинам, детям и старикам, чтобы они упали на землю, принялись расстреливать тех.

Двоюродный дед по материнской линии, призванный в 1939 году, попал в окружение летом 1941 года, и вернулся из немецких концентрационных лагерей через несколько месяцев после Победы глубоко больным человеком. После этого прожил только восемь лет. И нечто подобное – практически в каждой семье, включая вашу. И вы считаете, что я не должен делать так, чтобы изменить хоть что-то, если у меня появился шанс этого добиться?

- Вы упомянули мою семью, - после недолгого молчания, нахмурившись, произнёс Иосиф Виссарионович. – Кто? Яков? Погиб?

- Хуже, товарищ Сталин. Осенью 1941 года немцы развернули настоящую охоту за батареей старшего лейтенанта Джугашвили. Из-за фамилии её командира. В результате батарея была уничтожена, а сам он раненый в бессознательном состоянии попал в плен. Содержался в концентрационном лагере Заксенхаузен, предназначенном для заключения политически значимых фигур, включая тех отставных марионеток из Европы, которых Гитлер ещё надеялся использовать в своих интересах. В плену вёл себя достойно, вас не опозорил, отвергая многочисленные предложения обратиться с радиообращением к бойцам Красной Армии и к вам о бесполезности сопротивления нацистской Германии. Но в пропагандистских целях сам факт нахождения в плену сына Сталина гитлеровцы постарались использовать по максимуму. В частности, разбрасывая над нашими окопами листовки с фотографиями Якова Джугашвили во время допросов в компании с германскими офицерами. В 1943 году немцы даже обращались к вам с предложением обменять вашего сына на пленённого под Сталинградом фельдмаршала Паулюса. Но вы отказали, якобы заявив: «Я маршалов на солдат не меняю». А Яков погиб от пули охранника в 1944 году, бросившись на колючую проволоку ограждения концлагеря.

Сталин молча встал и тяжёлой походкой вышел из комнаты. Молчал Николай, ни слова не произнёс и Берия.

Вернулся Иосиф Виссарионович минут через пятнадцать. Всё такой же спокойный, но, как показалось Демьянову, немного более сосредоточенный.

- Я, наверное, плохой хозяин, - попытался пошутить он. – Даже чая гостям не предложил.

- Товарищ Сталин, надеюсь, вы не воспримете мою просьбу за наглость, но нельзя ли мне вместо чая приготовить кофе. Не хочу выглядеть невежливым, если вдруг начну зевать.

- Товарища Демьянова можно понять, - усмехнулся нарком. – Он совсем недавно женился и, скорее всего, него по ночам есть более интересные… темы для разговоров, чем политика.

Обе шутки разрядили обстановку, и уже через несколько минут Николай отхлёбывал из чашечки ароматный бодрящий напиток.

- Интересный рассказ о вашей семье. А вы не думали связаться с вашими родственниками? – спросил Сталин.

- Чтобы поднять на руки семимесячного карапуза и сказать ему: «Здравствуй, папа»? Мать вообще должна родиться только через несколько лет. Дедушка умер за несколько лет до моего рождения, а мои воспоминания о бабушке связаны только с её похоронами.

- Но есть ещё одни бабушка и дедушка.

- Дед и бабушка по материнской линии ещё подростки. И если бабушку, помня, в каком селе она живёт, ещё можно разыскать, то с дедом всё намного сложнее: его отец сезонный рабочий. Летом ходит по деревням, кладёт печи, рубит дома. Зимой играет на гитаре и гармошке на свадьбах. Очень любит выпить. А с дедушкой и бабушкой по отцовской линии всё ещё сложнее. И чтобы вы меня восприняли правильно, я расскажу немного более подробно.

Мой прадед переселился по Столыпинской реформе в Южную Сибирь, в те самые земли, что стараниями незабвенного Никиты Сергеевича стали Северо-Казахстанской областью. После безземелья так обрадовался возможности работать на своей и только своей землице, что надорвался и помер. А шестнадцатилетнему деду пришлось в поле принимать роды у собственной матери, разродившейся шестым сыном. К моменту призыва на фронт в Империалистическую уже был женат, имел дочь. Пока воевал, умерла жена, и после Февральской революции он сбежал с Закавказского фронта. Добрался до дома только к декабрю и сразу же открыл пимокатню. Товарищ Сталин по турханской ссылке знает, что такое пимы, - повернулся Николай к наркому.

Едва заметно улыбнувшись в усы, Иосиф Виссарионович кивнул.

- Но случился Дутовский мятеж. «Ах, ты, сволочь, потники для Красной Гвардии катал? Расстрелять!» – распорядились явившиеся в село казачки́. Но поскольку дело было вечером, заперли деда и ещё какого-то человека на ночь в хлеву. Ночью они сбежали, и целый год скрывались в камышах ближайшего степного озера. Вернувшиеся красные их поймали и тоже долго разбираться не стали: «Ах, вы, белые сволочи, от Красной Армии прячетесь? Расстрелять!» На расстрел привели в село, и уже там разобрались и отпустили.

По рассказам отца, дед всегда говорил, что по-настоящему жить, как и весь народ, начал только при Советской Власти. Взял в жёны вдову с ребёнком, стали подрастать и обзаводиться семьями младшие братья. Жили «одним домом», имели несколько лошадей и коров, но батраков не нанимали: своих рабочих рук хватало. И тут подоспели коллективизация и раскулачивание. И как глава самой богатой в селе семьи дед отправился на лесозаготовки в посёлок Плотинка под Златоустом.

Сталин и Берия переглянулись.

- К тридцать седьмому дед уже заслужил доверие к себе со стороны лагерного начальства, и ему разрешили «выписать» семью.

- Заслужил?

- Да, товарищ Сталин. Специфика этого лагеря в том, что он находится в самых верховьях реки Ай, и сплав заготовленного леса возможен лишь весной или осенью. Связанные в воде плоты сплавляют до Златоуста, спустив воду из пруда. А до этого плоты надо связать, работая в ледяной воде. И вот на такой работе дед очень сильно простыл, и его отправили пешком за тридцать километров в городскую больницу. До города дошёл уже ночью, вышел на трамвайные пути и потерял сознание. Там его и нашли ехавшие с первым трамваем. Принесли в больницу, где он пролежал два или три месяца. А когда окреп и вернулся в лагерь, там ему заявили: «А мы тебя уже списали как умершего». В общем, после этого ему ослабили режим содержания и разрешили его семье приехать. А в 1940 году, отсидев «от звонка до звонка», он вместе с семьёй перебрался в посёлок, предназначенный для ссыльно-переселенцев, в восьми километрах от которого я и родился через двадцать два года.