Так, ещё один тест. В описании признаков инсульта говорится, что, в лёгких случаях наблюдается паралич не конечностей, а лицевых мышц. Становится «кривой» улыбка, плохо поворачивается язык, неравномерно поднимаются веки. Нет, моргать получилось и одним глазом, и другим. Правда, перед глазами какая-то пелена стоит, видны лишь смутные очертания окна, стоящей радом кровати и висящей из потолка на проводе одинокой лампочки без плафона. Попробовал «поиграть» уголками губ, изображая кривые улыбки. Получилось. Язык… Ага, вертится. Ещё мальчишкой Демьянов научился изворачивать его так, что он «становится на ребро». Тоже получается! И в одну сторону, и в другую.
- Очухался, что ли? – послышался голос с соседней кровати. – Тогда пойду доктора звать.
Пружины заскрипели, и тёмная масса, вначале со стоном поднялась на две конечности, а потом, шаркая по полу шлёпанцами, проследовала в сторону дверей.
Зрение возвращалось, и достаточно быстро. А мозг уже жадно впитывал информацию от остальных органов чувств. Неповторимый запах больницы, шаги в коридоре, едва бормочущий на грани слышимости голос ведущего то ли по телевизору, то ли по радио. Палата…
Куда же это его упекли? Такого убожества он ни в одной из городских больниц не припомнит: ни в Центральной части города, ни на Машгородке, ни в посёлке Строителей, ни даже в Старом Городе. Разве что, чтобы далеко не возить, могли доставить в больницу Первомайки? А что? От Дома Культуры до неё всего-то пара сотен метров. И в ней Демьянов точно никогда не лежал, насколько она запущенная, не знает.
Стоп-стоп-стоп! Воздух! Воздух свежий, пахнет вымытой недавним дождём зеленью. И тянет этим воздухом из распахнутого настежь окошка. Какая зелень? Апрель на дворе, снег ещё не везде сошёл.
Вошедший в палату доктор напоминал Айболита. Ну, просто как будто с него иллюстрации к стихам Чуковского рисовали: седые волосёшки, седая бородка клинышком, очки-«велосипеды», а на шее на шнурке висит… стетоскоп! Не фонендоскоп, а именно стетоскоп, слуховая трубка начала прошлого века. Нет, вполне можно понять, что доктору прекрасно известна его схожесть с литературным персонажем, и ради прикола он решил полностью соответствовать образу. Только где он ради этого такое чудо откопал?
- Ну-с, батенька. Очнулись, значит? А я, если честно признаться, не очень и надеялся на такой исход. А ну-ка, покажите мне язычок, - улыбаясь, потребовал «Айболит». – Прекрасно! Теперь следите глазами за моими пальцами. Только глазами! Головой не вертеть. Просто прекрасно!
- Надеюсь, у меня не инсульт?
- Надо же, какая у нас образованная молодёжь пошла! Даже такие мудрёные слова знает.
- У меня, между прочим, два высших образования, - обиделся Демьянов.
На «молодого человека» он не обиделся: всё-таки врач его постарше будет. Лет на восемь-десять.
- А по вашему виду и не скажешь… Нет, юноша, не инсульт, а поражение высоковольтным электрическим разрядом, именуемым в народе просто молнией.
- Какой ещё молнией? Я же хорошо помню, что лежал внутри аппарата МРТ, когда произошло что-то похожее на скачок напряжения, потому что светодиодные лампы ярко вспыхнули и тут же погасли. И… я потерял сознание.
- В каком, я не понял, аппарате вы лежали? И какие лампы вспыхнули?
- МРТ, магнито-резонансной томографии. А лампы были светодиодные. Их сейчас все стараются закупать, потому что они считаются экономичными. И не важно, что у всех эти модных девайсов срок службы – шиш да немного. Что у светодиодных ламп, что у многодюймовых айфонов с тачскрином. Машину нормальную тоже уже не купишь. Дошло, блин, до того, что чуть ли не главное достоинство современной тачки – количество пикселей разрешения её мультимедиа-системы и число USB-портов в салоне. Реклама – двигатель торговли! – разошёлся Николай.
- Ну, да. Ну, да, - задумчиво произнёс доктор. – Вы, главное, не волнуйтесь. Память – она такая злодейка, что после подобных ударов ещё и не такие сюрпризы выкидывает. В общем, прописываю вам пока полный покой. Успокоительные порошки вам принесут. Так что лежите, отдыхайте, набирайтесь сил и постарайтесь всё-таки вспомнить, что с вами произошло.
«Айболит» встал, а Николай психанул.
- Вы что, меня здесь за шизика держите?
Он резко откинул простыню, передвинул задницу поближе к спинке кровати, чтобы удобнее усесться, и… обмер. Руки были не его. Такие же крепкие, с удлинёнными пальцами, но мозолистые, с въевшейся в поры то ли землёй, то ли масляной «отработкой». Ногти, где обгрызенные, а где с чернеющей «бахромой». И нет на них привычных шрамов от порезов и юношеских драк. Зато имеются многочисленные другие, неизвестно откуда взявшиеся отметины.
Дверь в палату открылась и в неё вошёл, видимо, сосед Демьянова. А вместе с ним из коридора донёсся и голос диктора радио:
- В ночь на сегодня республиканские войска Испании начали мощное наступление на силы франкистов в районе реки Эбро…
Что? Наступление на силы франкистов? И тут в голове словно щёлкнул выключатель.
- Какой сегодня день, - изменившимся голосом произнёс он.
- Двадцать пятое июля 1938 года с утра было, - хохотнул сосед, шоркая тапками по полу.
2
Пришли довольно быстро. Николай даже не успел толком оклематься от успокоительного, всаженного ему в ягодицу. Перед этим, правда, пришлось нюхнуть нашатырного спирта, поскольку он, как институтка, умудрился рухнуть в обморок. Наговорил он столько, что не могли не прийти. Особенно – в условиях царящей в эти годы шпиономании.
- Собирайтесь, - кинул на кровать рядом с ним какую-то одежду гэбист с двумя «кубарями» в малиновых петлицах.
- На унитаз-то можно сходить?
- На унитаз? – насмешливо поднял брови второй, с тремя «кубиками». – Кузнецов, проводи его до сортира. Вместе с Удовенко.
Ага! Значит, считают ещё и опасным.
Демьянов натянул на кальсоны сатиновые штаны, Кряхтя и поминая добрым словом армейские годы, намотал портянки и надел изрядно ношенную рубашку с отложным воротником.
Ноги ещё держали плоховато, и ему пришлось придерживаться за стеночку, пока доковылял до туалета. А ещё жгло ступни: пока мотал портянки, обнаружил на них красные точки, совпадавшие с расположением гвоздиков на подошве сапог. Пожалуй, тот парень, в которого неизвестно каким образом переселилось его сознание, действительно пережил близкий удар молнии. И «крякнул», убитый шаговым напряжением.
Коридор был пуст. Видимо, гэбэшники распорядились убрать свидетелей задержания. Зато радиоточка бодро гремела «Маршем весёлых ребят»: нам песня строить и жить помогает.
Нет, это всё-таки не сон. Во сне, когда хочется помочиться, ты либо никак не можешь добраться до туалета, либо что-то отвлекает от «дела». А тут «краник» благополучно испустил в нещадно воняющую дырку в полу желтоватую струйку, и мочевой пузырь перестал подавать призывные «звоночки». Нет, всё совершенно реально. И боль в ногах, и шершавая побелка на стене, остающаяся на пальцах, и разогретая кожа заднего сиденья «эмки», на котором его зажали с двух сторон Кузнецов и Удовенко, и запах раскалённого асфальта, врывающийся в приоткрытое окошко.
Автомобильного движения по городу, считай, нет. Ни на Сретенке, ни на Большой Лубянке. Редко-редко попадутся древние Зис-5, Газ-АА или даже АМО, ещё реже – легковые «эмки». И пешеходов намного меньше, чем в то время, когда Николай в последний раз бывал в столице. Понедельник, большинство людей на работе…
Допрос начался, как и положено, с установления личности.
- Имя, фамилия, год рождения.
- Не знаю.
- Что значит, «не знаю»?
- Гражданин начальник, меня забрали из больницы, куда, как говорит доктор, я попал после удара молнии. Я этого совершенно не помню. Как не помню, как меня зовут, когда и где я родился, как я оказался в месте, откуда меня забрали в больницу.
- Сидел, что ли?
- Не знаю.
- Не знаешь, а обращаешься, как будто уже бывал под следствием.
