И Гримо прибег к решительным средствам. Он принялся перетряхивать придворное платье своего господина, чтобы разыскать там письмо д’Артаньяна. Письмо все еще лежало в кармане, и он прочитал следующее:
"Дорогой друг! Рауль потребовал от меня сведений о поведении мадемуазель де Лавальер во время пребывания нашего юного друга в Лондоне. Я бедный капитан мушкетеров, и уши мои весь день набивают казарменными и альковными сплетнями. Если бы я сообщил Раулю все, что думаю и что слышал, бедный мальчик не вынес бы этого. К тому же я служу королю и не могу обсуждать его поведение. Если сердце велит Вам действовать, действуйте. Дело в большей мере затрагивает Вас, чем меня, и притом Вас почти столько же, сколько Рауля".
Гримо вырвал у себя полпрядки волос. Он вырвал бы больше, если бы волосы у него были хоть чуточку гуще.
"Вот где, — сказал он себе, — нужно искать разгадку! Мадемуазель натворила неладное. То, что говорят о ней и короле, — сущая правда. Наш молодой господин обманут. Он, наверное, проведал об этом. Граф отправился к королю и высказал ему начистоту все, что думает. Ах, Боже мой, граф вернулся без шпаги!"
От этого открытия на лбу у преданного слуги выступил пот. Он больше не размышлял: он нахлобучил на голову шляпу и побежал к Раулю.
После ухода Луизы Рауль успел укротить в себе если не любовь, то страдание и, мысленно оглядывая опасный путь, на который увлекли его безумие и возмущение, сразу увидел своего отца в бессильной борьбе с королем, борьбе, начатой к тому же самим Атосом. В этот момент прозрения несчастный юноша вспомнил таинственные знаки Атоса, неожиданное посещение д’Артаньяна, и его воображению представилось то, чем кончается всякое столкновение между монархом и подданным. "Д’Артаньян на дежурстве, стало быть, прикован к своему посту, — думал Рауль, — и он не поехал бы к графу де Ла Фер ради удовольствия повидаться с ним. Он пустился в путь лишь потому, что должен был сообщить ему нечто такое, чего он, Рауль, не знает. Это нечто, при столь сложном стечении обстоятельств, таило в себе по меньшей мере угрозу, а может быть, и прямую опасность".
Рауль содрогнулся при мысли о том, что он вел себя как отъявленный эгоист, что забыл об отце из-за своей несчастной любви, что искал забвения в горькой усладе отчаяния, тогда как ему следовало, быть может, встать на защиту Атоса и отразить удар, направленный прямо в него.
Эта мысль заставила его встрепенуться. Он пристегнул к поясу шпагу и побежал к дому отца. По дороге он столкнулся с Гримо, который с другого конца, но с тем же жаром бросился на поиски истины. Они обнялись. Оба они оказались в одной и той же точке параболы, описанной их воображением.
— Гримо! — вскричал Рауль.
— Господин Рауль! — воскликнул Гримо.
— Как граф?
— Вы его видели?
— Нет, а где он?
— Я и сам разыскиваю его.
— А господин д’Артаньян?
— Уехал с ним вместе.
— Когда?
— Через десять минут после вас.
— Верхом!
— Нет, в карете.
— Куда же они направились?
— Не знаю.
— Взял ли отец с собой деньги?
— Нет.
— Шпагу?
— Нет.
— Гримо!
— Господин Рауль!
— Мне кажется, что д’Артаньян приехал…
— Чтобы арестовать графа, не так ли?
— Да, Гримо.
— Я готов в этом поклясться.
— Какой дорогой они поехали?
— По набережным.
— К Бастилии?
— Господи Боже! Да!
— Поторапливайся! Бежим!
— Бежим!
— Но куда? — спросил удрученный Рауль.
— Отправимся сперва к шевалье д’Артаньяну, быть может, мы что-нибудь там и узнаем.
— Нет, если он скрыл от меня правду, находясь у отца, он и дальше будет таить ее. Пойдем к… О Господи, но я сегодня окончательно обезумел! Гримо!
— Что еще?
— Я забыл о господине дю Валлоне.
— Господине Портосе?
Который все еще ожидает меня. Увы! Я тебе говорил, что я окончательно обезумел.
— Ожидает вас? Где же?
— У Меньших Братьев в Венсенском лесу!
— Господи Боже!.. К счастью, это недалеко от Бастилии.
— Скорее! Скорее!
— Сударь, я велю оседлать лошадей.
— Да, друг мой, иди позаботься о лошадях.
XXVI
ПОРТОС ВНЯЛ УБЕЖДЕНИЯМ,
НО СУТИ ДЕЛА ВСЕ ЖЕ НЕ ПОНЯЛ
Достойный Портос, верный законам старинного рыцарства, решил дожидаться де Сент-Эньяна, пока не стемнеет. Но поскольку де Сент-Эньян не мог прибыть к месту встречи, поскольку Рауль забыл предупредить об этом своего секунданта и поскольку ожидание затягивалось до бесконечности и становилось все томительней и томительней, Портос велел сторожу, стоявшему неподалеку у ворот, раздобыть для него несколько бутылок порядочного вина и побольше мяса, чтобы было, по крайней мере, чем поразвлечься, пропуская время от времени славный глоток вместе со славным куском. И он дошел уже до последней крайности, то есть, говоря по-иному, до последних кусочков, когда Рауль и Гримо, гоня во весь опор лошадей, подскакали к нему.
Увидев на дороге двух всадников, Портос ни на мгновение не усомнился, что это могут быть только противники. Он поспешно вскочил с травы, на которой успел удобно расположиться, и принялся разминать колени и кисти рук.
"Вот что значит иметь добрые боевые привычки! Этот негодяй все же посмел явиться. Если бы я удалился отсюда, он, не найдя тут никого, получил бы несомненное преимущество перед нами", — думал Портос.
Выпятив грудь, он принял наиболее воинственную из своих поз, продемонстрировав поистине атлетическое сложение. Но вместо де Сент-Эньяна ему пришлось столкнуться с Раулем, который, отчаянно крича и жестикулируя, устремился к нему.
— Ах, дорогой друг! Простите меня! До чего ж я несчастлив!
— Рауль! — поразился Портос.
— Вы не сердитесь на меня? — вскричал Рауль, обнимая Портоса.
— Я? За что?
— За то, что я позабыл о вас. Но я прямо потерял голову.
— Что же случилось?
— Если б вы знали, друг мой!
— Вы убили его?
— Кого?
— Де Сент-Эньяна.
— Увы! Теперь мне не до Сент-Эньяна!
— Что еще?
— То, что граф де Л а Фер, надо полагать, арестован.
Портос сделал движение, которое могло бы опрокинуть каменную стену.
— Арестован?.. Кем?
— Д’Артаньяном.
— Немыслимо! — произнес Портос.
— И тем не менее это правда, — ответил Рауль.
Портос повернулся к Гримо, как бы затем, чтобы найти у него подтверждение. Гримо кивнул головой.
— Куда же его отвезли?
— Вероятно, в Бастилию.
— Что навело вас на это предположение?
— По дороге мы расспрашивали разных людей: одни видели, как проезжала карета, другие — как она въехала в ворота Бастилии.
— О-хо-хо! — вздохнул Портос. И он сделал два шага в сторону.
— Какое решение вы принимаете? — спросил у него Рауль.
— Я? Никакого. Но я не желаю, чтобы Атос оставался в Бастилии.
Рауль подошел к Портосу поближе.
— Знаете ли вы, что арест произведен по приказу самого короля?
Портос посмотрел на юношу; его взгляд говорил: "А мне-то какое дело до этого?" Это немое восклицание показалось Раулю настолько красноречивым, что он больше уже не обращался к Портосу с вопросами. Он сел на коня. Портос с помощью Гримо сделал то же.
— Выработаем план действий, — сказал Рауль.
— Да, конечно, давайте-ка выработаем наш план, — ответил Портос.
Рауль внезапно остановился.
— Что с вами? — спросил Портос. — Слабость?
— Нет, бессилие! Не можем же мы втроем взять Бастилию.
— Ах, если бы д’Артаньян был в нашей компании, я бы не отказался от этого.
Рауль пришел в восторг от этой героической — потому что она была бесконечно наивной — веры во всемогущество д’Артаньяна. Вот они, эти знаменитые люди, втроем или вчетвером нападавшие на целые армии и осаждавшие замки! Напугав смерть и пережив целый век, лежавший теперь в развалинах, эти люди были все еще сильнее, чем самые дюжие из молодых.