И все же… где-то остались крупицы совести…
Вот тут, словно уловив в нем это намерение, Дарья вдруг очевидно вперед подалась. Ее судорожное, тяжелое дыхание ударило ему по нервам. Неумелые, но очень даже смелые попытки отвечать на поцелуй Олега — подорвали выдержку полковника на х*ен! Никакие ограничители и тормоза не работают! Вот как тут остановиться, кто ему может сказать?!
А они же в Управлении, елки-палки! В подсобке, куда кто угодно может зайти в любой момент… Ему-то по фигу, уже и так столько всего болтают, что не шкура — броня, нарастил. А вот о ней точно не лучшие сплетни пойдут, если кто-то сейчас случайно заглянет…
И его ответственность — защитить Дарью от всего. Первоочередная, глобальная. От самого себя и последствий своих же глупых порывов — в первую очередь. Сколько можно доводить ее и заставлять плакать?
Не имея никаких сил оторваться от мягких губ, которые дурманили Гутника сильнее всего, что только вообразить мог, он привалился к двери сзади. А так и продолжает Дашу обнимать обеими руками. Пальцы в ее волосах, лицо к лицу… Не может размокнуть объятия.
Каким чертовым образом?! Просто как?!
Понятия не имел, где нашел силы, но все же принудил себя остановиться. Прижался распахнутым ртом к ее скуле — ощущение, что сдавал нормативы так ни фига и не восстановившись. Дыхание грудную клетку рвет, в черепе грохочет пульс, оглушая ударами крови, а пальцы словно свело, скрючились, вцепились в ее волосы, кожу…
Не может отпустить! Просто не может! Его же! До легчайшего вздоха, до мельчайшей клетки!
Вся его, до самого тихого всхлипа, до вот этой дрожи, которую своим телом впитывает! Только кто ему это право присвоил? Сам взял нагло? А ее мнением поинтересоваться?.. Разве уже не наступил на эти грабли?
И все же… Хлопнул рукой по стене, где, по логике, должен был включатель находиться. И, чуть прищурившись, впился взглядом в лицо Даши. Благо лампа тусклой оказалась, не резануло по глазам.
А она на него так в ответ глянула… защемило за грудиной. Запекло!
**— Паршиво у меня выходит извиняться. Только новые поводы вновь просить у вас прощения раз за разом создаю, — Гутник откашлялся, попытался в иронию все обернуть…
Потому как вообще не представлял, как в нейтрал ситуацию перевести! И по ее взгляду ни фига непонятно… Что олень, выскочивший на свет фар среди ночи — замерла, и только огромные глаза на него смотрят, растерянно как-то, одурманено. Губу закусила, словно от страха.
В голове какофония! Подвела и логика, и здравый смысл, и рациональный анализ реальности — все, чем по жизни гордился. Он просто не в состоянии рядом с ней оказался помнить об этом. Ничего не было важнее, чем Дашу заполучить… Словно некая колонна, которая все в его понимании мира на себе несла, рухнула, обнажив совершенно иные приоритеты теперь.
Она промолчала. Стоит и смотрит, словно и не услышала его. Так, будто в душу Олегу заглянуть пытается, в самое нутро, надеясь там высмотреть нечто, ей одной понятное.
Но как разобраться, что именно?! Гутник снова прокашлялся.
— Дарья… Мне искренне жаль, что все так случилось.
Блин! Врет же! Хотя… нет. В чем-то сожалел, конечно, что вот так набросился на нее, по факту. Но…
Голос ни х*ра не прорезался. Грубый, низкий, у самого ощущение, будто выкурил разом пачку сигарет, так сипит. Даже неловко стало. Пугает ее этим тоном?
И… все еще ее в своих объятиях держит!
А она так и стоит, и не пытаясь отступить, на него смотрит.
Причем так, что у Олега в голове вновь грохочет, и хочется все свои разумные доводы послать далеко и капитально! Будто сама пьяна после этого поцелуя, нереального, словно приснившегося обоим.
Все нараспашку в глазах, ничего скрыть даже не пытается. Щеки пылают, губы припухли, им замученные, и тонкие пальцы, явно же неосознанно, за его мундир до сих пор цепляются, будто нет иной опоры… А его левая ладонь все еще в ее волосах, кстати. Косу растрепал безбожно…
Даша так и молчит, и только воздух пытается в себя втянуть. Ни одной привычной колкости в ответ, но хоть и не плачет. И продолжает смотреть на него… Так, что Олегу душу будто консервным ножом вскрывает — когда что угодно к ее ногам бросить хочется!.. Только бы ответила, сказала хоть что-то! Что-то вообще непонятное и непривычное нервы на кулак тянет.
Дурацкое подозрение в голове вспыхнуло: а целовалась ли она еще хоть с кем-нибудь, не говоря уж про другое?
Но ей же двадцать! Точно такого быть не может…
И тут то, что опекунша ее говорила, вспомнил… Как ударило по затылку что-то, основательно приложив! Что Дарья целиком на учебе сосредоточена была, на парней вообще внимания не обращая… Неловкость ее порывов в темноте вспомнилась.
Опалило горло, обожгло каким-то диким осознанием своей по ней жадности! Вообще незнакомым, примитивным чувством собственника! Офигительно ярким пониманием, что не в состоянии ее отпустить никуда!..
И тут же, как пропущенный удар в солнечное сплетение, с ног сбило другой мыслью: а если она, по неопытности этой самой, решит, что Гутник ее принудить к чему-то пытается? Что понял, как для Даши желанно и важно здесь быть, сам же говорил об этом вот только, и пытается все из девчонки выжать, хоть и любовницей стать заставит, угрожая местом…
И самому от себя внезапно до муторной дрожи противно. Ведь просто накинулся, еще и в темноте, в подсобке! Не объяснил, не сказал, не признался…
Что он творит?! Какого черта? Никогда мудаком не был, а с девушкой, дороже которой внезапно никого в мире нет, только ошибку за ошибкой совершает.
— Простите меня, Дарья, — руки сами упали, словно дошло до мышц наконец, что нет никакого права ее удерживать. — Я преступил черту и оскорбил вас, хотя совершенно не собирался. И сюда пришел, чтобы извиниться, объяснить, почему принял решение вас назад в архив отправить. А не вот это все… Сожалею, если обидел. И пойму, если вы откажетесь дальше со мной работать.
А вот взгляд не отводил. Хотел, наверное, чтоб видела начистоту и понимала его. Ведь ни х*ра опыта в таких разговорах нет. Не привык. А у нее его мысли считывать всегда шикарно выходило, лучше, чем у многих, кто его годами знал.
Дарья наконец моргнула, будто спала все это время с широко распахнутыми глазами. Как-то неловко повела плечами, словно ей зябко без его рук стало…
Блин! Вот зачем обманывает сам себя?! Ясно же, что он просто ошарашил и сбил ее с толку! Навалился, набросился в темноте, как чертов насильник…
Заскрежетал зубами, понимая, что ущербные руки сжимаются в кулаки до болезненного натяжения изорванных сухожилий, ощущая невыносимую уже нехватку ее тепла на своей коже.
А Дарья подняла руку и провела пальцами по векам, прикрыв на секунду глаза, вздохнула как-то иначе, жадно, но и будто с трудом…
Черт! Он каждую… Буквально каждую мелочь в ней мониторил! Не мог переключиться!
— А я уже могу вернуться? — вдруг оживилась она, будто ничего больше из его слов и не услышала. — Прекрасно! Я, кстати, дело одно нашла, Олег… Георгиевич… Допрос, точнее. Не знаю, может, вам там будет понятней, но мне оно покоя не дает почему-то, — отведя от него взгляд, как-то излишне жизнерадостно на вкус Гутника, добавила девчонка.
Прям затараторила. И переплетать косу на фоне начала.
Будто отчаянно пыталась сделать вид, что ничего не происходило только что такого, что выбивалось бы из нормы. Только вот пальцы у нее дрожали, и Олег это видел. Да и щеки все еще пылали румянцем, про губы и говорить нечего.
И как ему это понимать, спрашивается?
Вообще нетипичный ступор охватил в этот момент! Как бы не за этим Олег спускался… Точно не собирался ее возвращать в отдел, просто уговорить понять хотел, разобраться, кто обидел. Но… как теперь назад сдать, если сам проболтался про то, что изнутри испепеляет просто? Да и одна мысль, что Даша вновь около него в кабинете будет — прям воскрешала к жизни все искореженное тело, ей-богу.
Глава 18
