– Может, тебе стоит завести с кем-нибудь интрижку? – непринужденно предлагает моя подруга и отхлебывает кофе из своего бумажного стаканчика. Ее большие солнцезащитные очки закрывают почти пол-лица, скрывая от мира потрясающие светло-зеленые миндалевидные глаза. Буквально на днях Кира решилась на довольно радикальную смену образа – сделала стрижку «пикси» и покрасила волосы в «серебристый блонд». Мне немного непривычно видеть ее в новом стиле, ибо подруга всегда была приверженкой длинных романтичных локонов, но не могу не признать: в своем новом воплощении она выглядит очень изысканно и гламурно.

– Ты серьезно? – приподнимаю бровь, недоверчиво взглянув на подругу.

Кира допивает кофе и, прицелившись, метко забрасывает опустевший стакан в урну.

– Абсолютно серьезно. Почему твоему мужу можно «погуливать», а тебе нет? Что еще за двойные стандарты?

– Да ну, бред какой-то… – невесело усмехаюсь, – Не представляю, что смогу лечь в постель с каким-то другим мужчиной. Как бы меня ни обижало пренебрежение мужа мной, я все же не хочу уподобляться ему.

Кира фыркает и, закинув одну стройную ногу на другую, обращает свой внимательный взгляд на меня.

– Твой муж, Стелла, отъявленный «ходок», который ни в грош тебя не ставит, – подруга сострадательно улыбается мне, – Просто не понимаю, почему ты до сих пор это терпишь…

Я нахмуриваюсь, и моментально в моем животе затягивается тугой узел, а в горле нарастает комок.

– Ты знаешь, почему… – практически шепчу я и с тоской смотрю на свою дочь, которая играет в догонялки со своей подружкой, – В случае развода Саша получит право полной опеки над принцессой Леей. И, объективно говоря, у суда будут все основания на это, потому что я не представляю собой мать, которая в состоянии обеспечить своему ребенку достойный уровень жизни.

– Да чушь это все! – морщится Кира, – В девяноста девяти процентах случаев в нашей стране ребенок остается с матерью.

– У Саши есть связи во всех структурах, – говорю с обреченностью в голосе, – Он найдет способ добиться желаемого, если захочет. А сейчас ему особенно важно сохранить семью и поддержать положительный имидж, потому что он собирается баллотироваться в депутаты.

– И чего ему в кресле мэра не сидится? – одна бровь подруги взмывает вверх.

– Я думаю, все дело в пресловутой депутатской неприкосновенности.

Подруга медленно кивает, печально глядя на меня, и кладет свою руку на мое плечо в знак поддержки.

– Стелла, это дерьмо, конечно… Но так жить тоже нельзя. На сколько еще хватит твоего терпения?

– Не знаю… – я опускаю глаза на свои колени.

Кира ободряюще подпихивает меня своим плечом и склоняется к моему уху, чтобы сказать:

– Ну тогда тебе просто необходимо завести любовника.

Только я собираюсь ответить Кире, что все-таки вряд ли решусь на адюльтер, как замечаю сцену, которая заставляет меня оставить все разговоры с подругой, молниеносно подорваться со скамьи и рвануть в направлении детской площадки. Кира что-то кричит мне вдогонку, недоумевая и обеспокоившись, но я уже не разбираю ее слов. В моей груди поднимается волна паники и негодования. Кровь стучит в ушах. А кроме того, активизируются все защитные инстинкты.

Я лечу к своей дочери, не отрывая яростного взгляда от мужчины, которому хватило наглости подойти к Лее, что-то сказать ей, заставив захихикать, и начать ее… фотографировать.

– Немедленно отойдите от моего ребенка! – загнанно дыша, рычу я на него, как только оказываюсь рядом с дочкой. Я завожу ее за свою спину и встаю живым щитом между ней и этим мудаком.

Мои глаза могут прожечь дыру в его черепе – настолько я зла. Он, в свою очередь, опускает свой фотоаппарат, и тот повисает на шее. Его рот открывается, потом закрывается, затем снова открывается – словно у рыбы, выброшенной на берег. Глаза мужчины расширены – очевидно, он шокирован моей реакцией, но мне все равно.

– Я… я просто… – бормочет он растерянно, но я успеваю заметить, как густо звучит его голос.

– Кто дал вам разрешение снимать моего ребенка?! – наседаю, – Вы не имеете права!

– Мамочка… – слышу тоненький голосок Леи за своей спиной, а затем ее голова показывается слева от меня, – Дядя просто предложил пофотографировать меня…

Все мое внимание обращается на дочь, и я строго смотрю на нее сверху вниз.

– Маленькая леди, на тему разговоров с незнакомцами мы побеседуем с тобой позже. А сейчас ступай, пожалуйста, к тете Кире и побудь с ней, пока я пообщаюсь с твоим новым «другом», – делаю язвительный акцент на последнем слове и выразительно смотрю на незнакомца.

Я указываю рукой на свою подругу, которая уже стоит в нескольких метрах от нашей компании и ошеломленно наблюдает за разворачивающейся картиной. Краем глаза замечаю заинтересованные взгляды от других мамочек и их детей, коих они тут же подозвали к себе поближе. Лея поникает и удрученно плетется к Кире. Подруга берет мою дочь за руку и ведет за собой, еще долгое время растерянно поглядывая то на меня, то на мужчину.

Вновь сосредоточившись на объекте своего гнева, я грозно прищуриваюсь на него. Мой позвоночник выпрямляется как стальной стержень. Несколько секунд мы просто скованы в немом противостоянии посреди людного парка.

– Вы что, педофил? – гаркаю я, сдавшись первой, но продолжая подавлять мужчину взглядом.

Наглец вдруг прыскает со смеху. Улыбка едва касается его лица, но меня не может не поразить в самое сердце, насколько обворожительной ее делают ямочки на щеках. Мне хватает доли секунды, чтобы оценить уровень его брутальности с примесью темного очарования. Мужчина красив, но не картинно, а в какой-то диковатой манере. Он похож на современного викинга: темно-русые волосы коротко подстрижены по бокам, а посередине головы длиннее и собраны в небрежный пучок на макушке; глаза почти черные, с томной поволокой, над которыми нависают густые брови. В левом ухе у него поблескивает серьга-колечко. Но самое примечательное в его внешности – это борода, красивая, ухоженная борода. Готова поспорить, что он завсегдатай барбершопа. Мне никогда не нравились мужчины с растительностью на лице, но должна признать, что этому представителю сильного пола она несомненно идет, хоть и визуально прибавляет ему годы. Что-то подсказывает мне, что он моложе того возраста, на который выглядит.

Когда мой увлеченный взгляд скользит по фигуре мужчины, я подмечаю выступающие, бугрящиеся мышцы рук и груди, прикрытые простой белоснежной футболкой. Его длинные, крепкие ноги облачены в светло-голубые, надорванные в районе колен и подогнутые снизу джинсы. Завершают этот свободный образ ослепительно белые кроссовки – в тон футболке.

Не знаю, как долго я созерцала сей одушевленный сосуд тестостерона, но в какой-то момент он откашливается, возвращая мое внимание к нашей стычке. Я моргаю и пытаюсь быстро вспомнить, на каком моменте мы застопорились.

– Я не педофил, если вам еще интересно это знать, – взгляд мужчины зациклен на моих глазах, но на секунду он опускается на губы, которые я плотно сжимаю. Рефлекторно размыкаю их и облизываю. Замечаю, как его зрачки расширяются. Он сглатывает слюну, так что его кадык дергается. Не понимаю, почему, но это кажется мне дико сексуальным. Да уж, нашла я время и место для таких наблюдений…

Я упираю руки в бока и жду дальнейших объяснений.

– Меня зовут Руслан, и я – профессиональный фотограф, – продолжает мужчина своим хрипловатым баритоном и достает из заднего кармана джинсов визитную карточку. Я, не задумываясь, принимаю ее из его рук и слегка вздрагиваю от мимолетного тактильного контакта наших пальцев, – Я просто снимал летний парк и наткнулся на вашу дочь, играющую на площадке… Она действительно очень красивая и фотогеничная девочка, вот я и… ну… немного увлекся, – он пожимает плечами.

Я склоняю голову, словно слушаю несуразный лепет малого ребенка. Руслан смотрит на меня в упор, сдерживая улыбку. Где-то, на уровне бессознательного, мне хочется, чтобы он снова продемонстрировал эти свои треклятые ямочки. Не могу понять, что его так развлекает в этой ситуации, но совсем не разделяю такой позитивный настрой.