Перед отъездом сюда она уговорила отца взять её в больницу, проведать маму. Папа долго отговаривал Аврору, но потом всё же согласился.

– Только имей в виду, к маме мы подойти не сможем, потому что она лежит в особой комнате и спит. Не думаю, что тебе надо это видеть, но раз ты так просишь…

И они зашли в комнату, отгороженную от другой комнаты большим стеклом. И там, в этой, другой комнате на кровати лежала спящая женщина. В первое мгновение Аврора не узнала в ней свою маму. Видно было только бледное осунувшееся лицо, синие тени вокруг глаз и коротко остриженные волосы, выбивающиеся на висках из-под голубой шапочки.

Нижнюю часть лица закрывала маска. Руки лежали поверх одеяла, и к ним тянулись провода и трубочки. Какие-то приборы, громоздящиеся вокруг кровати, мигали зелёными и красными огоньками и тихо попискивали, по маленькому экранчику метались зигзаги и мелькали какие-то цифры.

Разве это могла быть её мама?! Красивая, весёлая, энергичная! Разве могла её мама так безучастно лежать, когда совсем рядом стоит она, Аврора, её любимая дочка, её сокровище, её радость (так она часто называла Аврору)? И всё-таки, это была она. Такое превращение было настолько страшным, что не вмещалось в голову. И Аврора заплакала.

– Зря я тебя сюда привёл, – огорчился папа. – Не плачь. Мама обязательно поправится. Ведь у неё есть мы. А мы её любим и не позволим, чтобы с ней случилось что-нибудь плохое.

«Уже случилось», – подумала Аврора, но понимала, что может случиться что-то и вовсе ужасное. И непоправимое. Об этом нельзя было говорить и даже думать. Поэтому сейчас, болтая обо всём с Лукрецией, она тщательно избегала разговоров о маминой болезни. Женщина её, как видно, понимала и не расспрашивала.

Они так заговорились, что даже не сразу услышали, как хлопнула входная дверь.

Это вернулся папа! Аврора кинулась к нему навстречу.

– Привет, привет, дочурка! Ну как ты здесь? Лукреция, спасибо огромное, что посидели с Авророй. Вы очень меня выручили. Как, она, не слишком вам надоедала?

– Что вы, господин архитектор! Должна признать, что девочка у вас хорошая. От неё никакого беспокойства. А как вы съездили? Как супруга ваша себя чувствует?

– Всё без изменений, – скупо ответил папа. Он имел очень утомлённый вид после многих часов за рулём.

– Сейчас я вам поужинать соберу! – встрепенулась Лукреция. – Плита ещё тёплая, вмиг разогрею.

– Не надо! – запротестовал папа. – Я и так припозднился, вам домой пора. Аврора мне всё разогреет. Правда, моя маленькая хозяюшка?

Аврора кивнула. Ей нравилось быть взрослой и нужной кому-то.

– Может быть вас отвезти на машине, Лукреция? – предложил папа. – А то на улице уже совсем стемнело.

– Да что вы, господин Аланс! Спасибо, да только зачем вам беспокоиться? Нешто, я дороги не найду? Да мне, хоть глаза завяжи, а к родной хате, да к детям своим всегда прямым путём выйду. И ноги у меня пока крепкие, да и привыкла я за последний месяц туда-сюда ходить.

И, попрощавшись, Лукреция исчезла за дверью. Отец проводил её, запер ворота и домик на все замки и засовы, и они остались одни на много миль кругом, среди тёмной ночи в таинственном месте, где в заросшем пруду, как выяснилось, обретается удивительное говорящее, почти совсем не страшное чудище.

В тот вечер Аврора долго не могла уснуть. Да и как уснёшь, если появилась в жизни такая тайна, такая загадка, которую обязательно надо разгадать. Во-первых, надо помочь этому… Левиафану (ну и имечко! Надо спросить папу, что он об этом имени знает). Авроре почему-то было очень жалко маленького (сам сказал, что пока маленького!) Левиафана. Хоть вид у него был и устрашающий, но Аврора чувствовала, что за этой внешностью скрывается неуверенность, даже робость. И он уже столько времени сидит в этом пруду один, мокрый и голодный… Бедняга! Нет, определённо, ему надо было помочь. И во-вторых, кто такая эта Грандила? Куда она подевалась и жива ли до сих пор? Как это связано с суевериями, о которых говорила папе Лукреция? И кстати, Левиафан был, по его словам, когда-то мальчиком. Уж не он ли тот самый мальчик, который много лет назад пропал в деревне? Авроре пришла в голову ещё и такая мысль: а вдруг, если получится разгадать секрет этого места, папе удастся отреставрировать дом? Тогда ему заплатят обещанные деньги, и мама будет спасена.

Значит, нечего и думать! Аврора должна разгадать загадку! Взрослым говорить ничего нельзя: сталкиваясь с удивительным, они упрямо в него не верят. А, значит, всё могут испортить.

Сначала надо узнать как можно больше всего об этих старых событиях. Аврора надеялась разговорить Лукрецию и, если получится, выпытать у неё хоть что-то. И Левиафан обещал, что постарается вспомнить то, что было раньше. Вдруг он вспомнит что-то важное?

Рассуждая обо всех этих вещах, Аврора, наконец, заснула.

Дело продвигалось не слишком быстро. Началась неделя с неприятностей. В доме что-то снова случилось. Папа ходил, как в воду опущенный. Приезжал господин Му, сердился, кричал на рабочих и на отца. Ещё трое рабочих, в том числе и бригадир, отказались работать на объекте. Утром в понедельник они все вышли на работу, но увидели там что-то такое, что им очень не понравилось. На обед бригаду возили в город на автобусе, поскольку господин Му категорически запретил есть в особняке («Мусор, антисанитария, крысы!»). И с обеда трое не вернулись. Отец ездил в город с бригадой. Не обедать, а купить какой-то очередной химикат для обработки дома. Он уговаривал тех, кто решил уволиться, но они были непреклонны. Итак, за десять дней работы бригада уменьшилась на треть. Среди оставшихся пока рабочих зрели страх и недовольство. Тщетно господин Аланс убеждал их, что найдёт причину неудач. Они не верили.

Лукреция с таинственным видом шептала себе под нос:

– Ну вот, я же говорила!

К Авроре она теперь относилась совсем по-другому. Продолжились обучение вязанию и разговоры обо всём на свете. Обо всём, только не о том, что происходит в доме. Когда разговор касался этой темы, Лукреция плотно сжимала губы и замолкала.

И, тем не менее, к четвергу она сдалась. Всякому известно, как хочется обладателю тайны с кем-нибудь ею поделиться! Взяв с Авроры торжественное обещание, что она никогда и никому не упомянет о том, что рассказала ей Лукреция, она поведала следующее.

Знает всё это Лукреция не по слухам. Когда в их село приехали люди господина Му, чтобы нанять прислугу, все односельчане отказались. У особняка была дурная слава. Лукрецию соседи тоже отговаривали, но ей очень были нужны деньги, вот она и согласилась. Тогда кто-то из жителей села сказал ей, что слышал в детстве от стариков, будто бы домик рядом с воротами свободен от чар, что он построен ещё до того, как это место облюбовала ведьма, и не имеет к ней отношения. Вот и решила Лукреция дальше этого места и шагу не ступать, тем более, что от неё этого и не требовали.

В первую бригаду нанятых господином Му рабочих попал и их бывший односельчанин, мастер на все руки. Он подробно рассказал о последующих событиях Лукреции.

Дом, такой незамысловатый снаружи, изнутри был очень красив. Просторный вестибюль, беломраморная лестница, ведущая на второй этаж, наборный паркет ручной работы, лепнина, камины, облицованные многоцветными изразцами, огромные зеркала, совсем не потускневшие от времени, хрустальные люстры и резная мебель из дорогих пород дерева… Понятно, что прельстило в этом особняке господина Му. Дом был прекрасен. Но ему захотелось кое-что обновить: покрыть паркет современным износоустойчивым лаком, а не воском, подклеить кое-где изразцы, которые, по его мнению не слишком хорошо держались и могли отвалиться, поменять в нескольких помещениях шёлковые обои… Он и подумать не мог, к каким катастрофическим последствиям это приведёт.

Циклевать дорогой паркет решили очень осторожно, вручную. Но едва цикли коснулись паркета, как все фигурные дощечки, вырезанные вручную из ценных пород дерева и образующие узор, подобный пёстрому ковру, стали рассыпаться и превратились в мелкую древесную труху. Паркет был безнадёжно испорчен. Господин Му рвал и метал. Он уволил руководителя работ и всех рабочих и нанял новых.