Легендарная репутация Джеймса Брауна как самого заядлого работяги в шоу-бизнесе была наполовину бойкой похвальбой, а наполовину – умным пиаром. Выдалась тяжелая неделя на работе? Выступление маэстро вернет вам бодрость духа и утолит печали. Своему делу Браун отдавал не меньше сил, чем из его рядового слушателя высасывала какая-нибудь низкооплачиваемая работенка. Шоу-бизнес был занятием мужским: тяжелым трудом, где в одно мгновение мантия артиста эффектно развевается, а в следующее – он утирает ею пот со лба. Шоу стоило потраченных денег; а уж если Браун в чем и понимал, так это в деньгах: понимал их пользу и ценность – как финансовую, так и символическую. В тур он всегда брал с собой большой мешок наличных, на разные нужды: «подмазать» нужных людей, сгладить конфликты, устранить возникшие на пути преграды. После смерти Брауна люди находили набитые долларами коробки, спрятанные в стенах его дома или закопанные на прилегающем к дому участке.

Браун родился в 1933 году и уму-разуму учился в условиях музыкального бизнеса 1950‐х – накрепко переплетенного с мафиозной гегемонией и черной бухгалтерией. Он верил в искупительную силу упорного труда, как другие верили в силу крови жертвенного агнца. Как истинный адепт идеологии «американской мечты» и лозунга «добейся всего сам», он не видел причин, почему расовая принадлежность должна стоять на пути к лучшей жизни. Тяжелым трудом он обеспечил себе место под солнцем в условиях разделенного мира, его успех был результатом почти фанатичной целеустремленности и силы воли. Характер у Брауна тоже был достаточно тяжелый. Он никогда не хотел принимать отказ, о чем бы ни шла речь: выйти ли на бис, переспать с кем-то или присвоить чей-то гонорар. Ни в музыке, ни в своих затеях Браун не производил впечатления лощеного обольстителя с кольцом-печаткой на мизинце. Он был обделен обаянием заклинателя змей, присущим более позднему поколению соул-музыкантов. Если ключ к музыкальному соблазнению – сокрытие всех хитрых уловок за ширмой спонтанности и нарочитой небрежности, то Браун пошел по другому пути, напротив, акцентируя все то, что прочие артисты стремились спрятать. Слушая его классические хиты – «Cold Sweat», «Out of Sight», «Get Up (I Feel Like Being a) Sex Machine», – вы будто присутствуете на одной из генеральных репетиций, полных нервной энергии, каких-то выкриков, препирательств, указаний и профессионального жаргона. Вы буквально слышите, сколько усилий было вложено в этот подвижный, ухабистый грув.

Кажется, что музыка Джеймса Брауна целиком держится только на фронтмене и его наждачном, скрежещущем вокале – но если вы хотите постичь ее тайные глубины, то надо вслушаться в задний план, спуститься в котельный отсек песни, туда, где ритм-секция приводит всю конструкцию в движение. Если вы никогда не могли понять, зачем именно нужен бас-гитарист, включите «Sex Machine» и постарайтесь уловить заложенную в ее основу извилистую басовую партию Уильяма «Бутси» Коллинза; истинная гармония песни складывается здесь из баса и гитары, а отрывистый вокал Брауна ложится сверху дробью ударных. Такая музыка – тяжелый труд в самом хорошем смысле слова: в ее звучании чуешь пот музыкантов, видишь их растянутые улыбкой губы. Она достает сразу до самого нутра, словно минуя разум; акценты в ней расставлены так, что их невозможно предугадать. У Брауна был свой, особый подход к созданию гипнотических ритмов, игре мимо бита, – и назывался он «The One» («Тот самый»).

Видимо, именно к нему отсылает название недавно вышедшей биографии Брауна «The One» за авторством музыкального публициста Р. Дж. Смита – впрочем, оно несет в себе и дополнительное значение: «избранный, исключение из всех общепринятых правил». На пике карьеры Браун был клубком противоречий. Он проповедовал негритянскую революцию, но при этом искал расположения влиятельных республиканцев. Он наслаждался титулом «Лучший чернокожий бизнесмен года», но терял деньги на инвестициях и отказывался платить налоги. От своего родного города в штате Джорджия он ожидал любви и почета, в то время как среди смурных жителей уже ходили толки о его неоплаченных счетах и несдержанных обещаниях. Он жаждал всеобщего уважения, но в личном общении вел себя как важный мафиози. Он хотел воплощать образ сильного отца, на которого можно положиться, но не особо рвался приобщиться к изнурительной ежедневной рутине воспитания детей. Официально у Брауна было девять детей от трех или четырех разных женщин (и еще несколько отпрысков находятся под вопросом). Браун стремился, в том числе и по политическим причинам, выглядеть полной противоположностью «приходящему» отцу-бездельнику, но дети его ставили в тупик – самим своим присутствием, непредсказуемостью, потребностью в нежности и ласке.

Детство самого Брауна было ужасным даже по меркам тех времен – вернее сказать, у него вообще не было настоящего детства. Едва выросши из колыбели, он попал на улицы, где и усвоил их важнейший закон: «Возьми свое любым путем». Подобно Ричарду Прайору и Билли Холидей, Браун познал ценность любви и денег в борделе одной из своих тетушек. Возможно, как раз отсутствие настоящего детства (чувства безопасности, игр со сверстниками, неспешного формирования каких-то общих базовых установок) стало для Брауна пробелом в жизненном опыте и источником тревожности. Он не мог играть со своими детьми, потому что не научился этому, когда сам был ребенком. Для Брауна игра всегда была работой, но работа никогда не была игрой. Это отразилось и в его музыке: даже в самых откровенно жалостливых или жалобных песнях чувствуется норов, безумная, почти пугающая жесткость натуры.

Неблагополучное детство предопределило также и его отношения со взрослыми. По большей части Браун предпочитал компанию людей, которые подвизались в сомнительной сфере где-то между упорным трудом и откровенными махинациями. Он любил потягаться остротой ума с теми, кто стремился его перехитрить. Ему нравились подлецы и прощелыги, особенно если они были белые и из южных штатов. (Одним из друзей Брауна – с кем на поверку он дружил дольше всего – был коварный и несокрушимый политик, южанин Стром Термонд.) Он питал пагубную слабость к проницательным пройдохам, которым нельзя было доверять, а с семьей и участниками своей группы держался пренебрежительно, даже враждебно, и не хотел их понимать. В конечном счете это его и сгубило – как в личном плане, так и в финансовом.

Смит цитирует одного из товарищей Брауна, который называл его «чрезвычайно хитрым и коварным человеком, прилагавшим все возможные усилия, чтобы его не так поняли». При общении с Брауном любой расклад был проигрышным: если вы поддались его манипуляциям – вы тряпка, если пытались постоять за себя – вы зарвались и должны быть изгнаны. Когда люди наконец осознали, что им не победить, как тут ни крути, то многие просто ушли. (От некоторых историй сердце обливается кровью: например, его дочь откололась от семьи, и впоследствии отец отказал ей из‐за этого в помощи в трудный период.) Брауну никто был не указ. «Не вам решать, // что мне делать со своим бардаком!»[33] – пел он (или даже настаивал, повторяя, как мантру). В начале пути это было про его презрительный отказ прислушаться к белым агентам и менеджерам, которые советовали приглушить кричащий «черный» вайб его манеры исполнения. Позднее это было уже про отказ бездумно следовать безопасной идеологической линии, заранее подготовленной для него властями предержащими чернокожими. В определенных вопросах Браун доносил свои взгляды предельно четко. «Не надо ничего мне просто так давать (Откройте дверь, и я возьму все сам)»[34] – это не столько название песни, сколько набросок программного документа. Браун назвался президентом фанка[35], и в большинстве ключевых вопросов он был стоящим ото всех особняком черным консерватором: против наркотиков, за образование, против революции, за упорный труд.