Ключевая роль The Beatles в британском вторжении середины 1960‐х превратилась в «передачу музыки и моды, связанных с мод-культурой, американской молодежи». The Kinks, естественно, окрестили мод-группой (у Уэйта это значит «знаковые фигуры, которые в своей музыке, одежде и интервью выражали мировоззрение модов»), хотя в реальности их нельзя отнести ни к модам, ни к хиппи, ни к какой-либо еще четко определенной группе. Они с самого начала были жутко своеобразные; неукладывание в готовые рамки – как раз то, что делало их столь неподражаемыми тогда и почему по сей день они продолжают звучать так неистово свежо. Если Рэй Дэвис и был модом, то это лишь одна из целого арсенала масок, в которых он щеголял. («Щеголять» тут очень подходящее слово.) Обернутый вокруг The Kinks «Юнион Джек» – коллаж из острых шипов, а не бесхитростная аппликация. Под мелодичным и шипучим саундом группы скрываются персонажи Дэвиса: рабы модных веяний и ловеласы, в целом не внушающие доверия, – лондонские аналоги самозагипнотизированного Казановы Мастроянни. Песня «Dandy» сначала высмеивает своего героя, а потом пропесочивает его. Но на самом деле Дэвиса здесь волнует течение времени: «Несносный денди, / от прошлого не убежишь. / Уже чувствуешь себя старым?»[19] Он уже тогда нервно следил за стрелками часов. Успех едва успел раздвинуть перед ним свои обтянутые золотой парчовой тканью ноги, а Дэвис уже причитал: «Куда ушли хорошие времена?»[20] Кажется, он устал ждать, но неопределенность того, как сложится судьба по итогу этого ожидания, попросту вгоняла его в оцепенение.

Я провел недавний отпуск на побережье, слушая дискографию The Kinks, и снова был очарован. (Хотел так же переслушать и The Who, но на полке придорожного магазина обнаружилась только недавняя автобиография Пита Таунсенда, начитанная им же в формате аудиокниги: все пятнадцать дисков. Вы меня извините, но ни у кого, даже у фрилансера, нет столько свободного времени.) Трудно ожидать, что полвека спустя серебристо-ртутный вокал Дэвиса будет рассыпаться мурашками точно так же, как тогда, в оригинальном контексте; но это по-прежнему не объясняет и не оправдывает того, что The Kinks, равно как и мод, сегодня превратились в декоративный символ успокоительной ностальгии. Тут зарыта целая история, но Уэйт ее не видит – или не хочет видеть. Конечно, ему же надо поскорее подвести The Kinks к брит-попу середины 1990‐х. Он даже не комментирует, насколько глубоко пролегает сходство – просто это одна из обязательных остановок на маршруте наследия популярной музыки. Нельзя же не сказать (Уэйт, впрочем, не говорит), что «Country House» Blur уже сейчас звучит более устаревшей, чем любая песня, звучавшая погожим солнечным деньком в 1966 году. И тем не менее, вот они все смешались в одном котле: The Who, The Kinks, Blur, Oasis. Вот «Ноэл Галлахер играет на своей фирменной гитаре» – выбор слова «фирменная» здесь хоть и неудачный, но о многом говорит. Вот фотография Blur, где группа «демонстрирует свои мод-истоки в Клактоне[21] в 1993 году». Некоторые группы 1960‐х годов, несомненно, в юности весело проводили время в Клактоне, но маловероятно, что участники Blur когда-либо там бывали до этой постановочной фотосессии с «культовым» белым «ягуаром». Что до заявленной демонстрации мод-истоков – тут я в замешательстве. Вид их полностью отражает, кем они были на тот момент (без обид): лохматыми, бедными студентами. Их внешность никоим образом не кричит – и даже не шепчет – о том, что они моды. Прислушайтесь, это же студенческое эсперанто: на ногах мартенсы, пиджачки из секонд-хенда, инди-значки на лацканах, бесплатные очки с диоптриями, а волосы старательно растрепаны, будто бы парни только что проснулись. Деймон Албарн вроде пытается изобразить безумный взгляд а-ля Пинки Браун[22], но это жалкое зрелище: его порывом ветра может с ног сшибить. А рубашка, что, неглаженая? Какой уж тут мод! Вы издеваетесь? Просто четыре студентика трутся у машины, которая им даже не принадлежит, и мир вокруг им тоже не принадлежит, и нет в этой фотографии никаких культурных отсылок – только пара побочных, недожатых намеков. В самом углу снимка виднеется убогий эссекский клуб под названием «Оскар» с огромной фальшивой надувной статуэткой премии «Оскар» на фасаде. Очень символично.

Из Ноэла Галлахера мод уже капельку более аутентичный, хотя шаблонная музыка Oasis с ее по-флинстоуновски примитивной рок-эстетикой кажется настолько удаленной от изначальной космополитичной концепции мода, насколько это вообще возможно. Уэйта такие лакуны не смущают: если что-то выглядит как мод и ходит как мод, можно смело лепить это на афишу. (Небольшое отступление о фото: от книги о мод-культуре ожидаешь, как минимум, что ее представители будут в ней важным компонентом, но малое число фотографий реальных модов бросается в глаза на фоне вороха изображений рок-групп, модных фотосессий, обложек книг, портрета Боуи из его наименее модского периода и недавнего журнала с Брэдли Уиггинсом на обложке. Что насчет настоящих модов в естественной среде обитания? Ничего. Газетный снимок, запечатлевший, как моды раскидывают рокеров на пляже в Маргите, сделан с высоты полета чайки: видно на нем только нечеткие очертания в форме человечков. На другом фото, которое якобы показывает молодую пару модов, отдыхающую вечером в клубе в 1960‐е годы, в кадр также попала банка «Хофмайстера»[23] – то есть на деле снимок был сделан намного позже.)

Изначально «очень британский стиль» мода представлял собой изящный синтез американского лоска и европейских манер. Уже ко времени первого мод-возрождения в 1979 году эта некогда всеядная эстетика казалась поскучневшей и залежалой – как готовый набор для склейки мод-самолетика, где в коробку вложены даже декали. Все стрелки развернулись строго внутрь. С момента въезда миссис Т.[24] на Даунинг-стрит прошло четырнадцать месяцев, когда глашатаи возрождения The Chords выпустили, по сути, подобие манифеста: сорокапятку под названием «The British Way of Life» («Британский образ жизни»), которая звучит как прочтение знаменитого тэтчеровского «Пусть сомнение обратится в веру» на манер «The Kids Are Alright». Перед нами маленький англичанин, который малым же и довольствуется – как раз из‐за подобного возрожденчества мод начал восприниматься как нечто безнадежно ретроградное, выброшенное за борт, как конек, который давно перестал быть любимым. Не знаю, насколько Уэйт это осознает; он определенно недоговаривает, до какой степени популярные медиа склонны высмеивать и поносить «зомби-модов». «Мод-возрождение» стало нынче синонимом неповоротливого, приземленного рок-консерватизма; теперь это «папин рок», а разодетый как павлин Пол Уэллер[25] там в роли местного Джона Мейджора[26]. (Даже в середине 1960‐х мод уже тяготел к певцам типа Стива Марриотта, чей хриплый вокал считался более «аутентичным».)

Сегодня мы опять находимся в самом разгаре полномасштабного возрождения мод-культуры. Если вы возьмете на себя труд подписаться в Твиттере на парочку тематических новостных лент, то обнаружите мод-сцену в кипучем и бодром здравии. (Мое первое впечатление: по сравнению с оригинальной мод-сценой сейчас все стало гораздо брутальнее, совсем не андрогинно и куда меньше похоже на песочницу для эстетов.) Каждые выходные проводится масса мероприятий на выбор, куча тусовок у моря. Это уже какое, четвертое по счету возрождение, пятое? Даже у трибьют-групп есть свои трибьют-группы. В составе некоторых оригинальных команд не осталось оригинальных участников. Сегодня настоящий фурор производит и концерт балаганной ска-группы типа Bad Manners. Со стороны все это выглядит как постмодернистский вариант развлекательных представлений на пирсе[27]. Пиво, скутеры. И все ж таки, как бы ни было легко глумиться над тем, что культура скатилась, я разрываюсь. В глубине души я знаю, что мог бы неплохо провести время на некоторых из этих сходок. Уже на третьей пинте светлого эля меня бы конкретно понесло вещать про Биг Юта и броги. Я на всем этом вырос, оно у меня в крови: я добирался автостопом, под завязку накачанный таблетками кофеина, до клуба Wigan Casino[28], когда он еще работал; я расшибался в лепешку, но доставал импортные сорокапятки с регги и соулом. Есть фото 1979 года, где я в своей руд-бойской атрибутике, при полном параде. (До сих пор скучаю именно по той шляпе поркпай.) Как бы ни было дико и страшно, но я теперь, выходит, что-то вроде старейшины племени.