Но если посмотреть с иной стороны: скоро война – и когда жить и пробовать всё, если не сейчас? То-то же!
Глава 28. Очередное довоенное утро.
Пробуждение было тяжелым. А каким оно ещё может быть, после вечера, обильно разбавленного алкоголем и продолженного весьма бессонной ночью? Несмотря на достаточно молодой возраст меня мутило и шатало. Самое же паршивое, что голова болела так, будто вчера вечером я один выпил пару бутылок палёной водки и по какой-то причине вначале умер после этих возлияний, а потом вспомнил, что мне пора на работу, воскрес и стараясь делать вид, что всё нормально, отправляюсь на доклад к начальству.
Согласитесь – малоприятное ощущение.
Ещё и рука, будто бы отсохла.
Полежав некоторое время, спустив ногу на пол, я, наконец, пришёл в себя и смог повернуть голову.
Рука не отсохла. На ней… Навалившись на неё…
Нет. Не так.
В общем, прижавшись ко мне своим обнажённым и весьма притягательным телом, уложив голову на моё плечо, и, поджав под упругую грудь правую руку, лежала обворожительная в неглиже Мари. Кстати, ногу на меня француженка тоже закинула, будто бы обнимая, показывая, что не отпустит.
Настроение, как и у всякого нормального мужчины, который просыпается вместе с прекрасной, молодой девушкой, тут же начало ползти вверх. Даже показалось, что головная боль и какая-то противная тошнота, которую я совсем недавно начал чувствовать, начала потихоньку отступать.
По-хорошему надо было потихоньку освобождаться от захватившей меня Мари, отступить в ванную, умыться и по-тихому сбежать под бок к Терезе, сославшись на своё ночное отсутствие по причине какой-нибудь служебной необходимости. Но, толи я ещё не совсем «оскотинился», толи просто совесть проснулась – но желания уходить по-аглицки, не попрощавшись, так и не возникло.
А вот желание решить, кто же мне на самом деле нужен «для души» - появилось. Понятно, что благодаря Терезе у меня выстраиваются просто прекрасные отношения с паном Ковальским, который в свою очередь далеко не последний человек во всей Польской Республике. Если честно, я до сих пор не пойму, как он меня смог допустить до своей дочери? Но как-то допустил. Чем-то приглянулся простой поручик бронетанковых войск влиятельному папаше.
Вот только этот самый поручик, вдруг переспав с француженкой, резко понял, что жениться даже ради благого, великого дела – победы над фашизмом и нацизмом – не желает.
Впрочем, этот самый молодой офицер Войска Польского только сейчас дошёл до того, что ему, по сути своей – одиночке в этом времени, прошлом для него, следует быть одному. Нет, сексом, конечно, он заниматься может и должен – не священник, всё-таки. Да и для здоровья, говорили, что полезно. Но вот жениться – это равнозначно, что обрести слабое звено в предстоящих грандиозных событиях, которые вот-вот развернутся в этих краях. И это слабое звено будет мешать нормально выжить, независимо от того, останусь ли я в оккупированной Польше, как-то смогу легализоваться в Советском Союзе, или, например, рвану на запад. В любом случае – все эти три варианта оказываются крайне опасными. И стрелять там будут постоянно. В Союзе могут – за то, что офицер. В Польше – за то, что воюю против немцев. А на западе – так там шанс сгинуть в бою тоже достаточно велик! Как, впрочем, и через какой-то месяц с небольшим, в Польше.
И тащить на все эти опасные мероприятия женщин – нет уж, увольте. Поэтому нужно как-то избавиться от Терезы. Не в смысле – убить. А в смысле – сделать так, чтобы она уехала куда подальше. Пусть, и, обидевшись на меня. Мари-Жан бы отправить во Францию до начала вселенской мясорубки. Там она, может быть и выживет. А вот что делать с Викторией Ольшевской? Она мало того, что гражданка Польской Республики, так ещё и военнослужащая Войска Польского. Можно, конечно, попытаться сделать так, чтобы она попросту уволилась из армии. Но делать это придётся через кадровиков. А оттуда в любом случае утечёт к пану генералу Кутшебе. А вот пан генерал – он точно не поймёт. И таскать Викторию за собой – не лучший вариант. Хотя… Погибать я точно не собираюсь. Польша сентябрьскую компанию точно не вытянет – если только против немцев ещё можно было бы попытаться её затянуть, то воевать ещё и против Советского Союза – точно бесперспективно. Да и я не смогу – у меня примерно в эти времена один из прадедов в Красную Армию пришёл. А второй – был призван в сороковом году. Так мне бы очень не хотелось стрелять не только в них, но и в любых военнослужащих Красной Армии. Ну не лежит у меня быть героем Польши за то, что я отлавливал по лесам одиночных военнослужащих РККА, глумился и убивал их, периодически нападая на комсомольских активистов, председателей колхозов, учителей, врачей и прочих представителей советской власти. Сколько там было этих чёртовых АКовцев, занимавшихся террором на Западной Украине и в Западной Белоруссии? Много. Там даже «институт памяти Польши» признавал этиъ отморозков героями! Нет, в их число я не хочу.
Один из так называемых «героев Польши» - бывший лейтенант Войска Польского Юзеф Кураш по прозвищам «Орёл» и «Огонь». Сражался в сентябре 39-го против немцев. Был подпольщиком в Армии Крайовой и батальонах Хлопских. Воевал во взаимодействии с советскими партизанами. С апреля 1945-го года по февраль 1947-го воевал против РККА и Войска Польского на территории просоветской Польской Республики. В документах службы безопасности ПНР говорится, что партизаны его отряда убили более 60-ти функционеров тайной полиции (Службы безопасности), 40 польских полицейских и 27 бойцов НКВД. Сам же он заявлял об убийстве как минимум, 84-х функционеров тайной полиции.
Другой «польский герой». Франчак Юзеф, польский подпольщик, активист Союза Вооруженной борьбы. Командир взвода Армии Крайовой. Продолжал подпольную борьбу в ПНР до 1963-го года. В 1944-м году был мобилизован во 2-ю польскую армию (в составе РККА), в январе 1945-го года был свидетелем расстрела бойцов АК (напавших на военнослужащих РККА) и дезертировал.
Капитан Армии Крайовой Ромуальд Адам Райс, также известен под псевдонимом «Бурый». Казнён за преступления против мирного населения. В январе-феврале 1946-го года банда Райса совершила массовое убийство 79-ти белорусов в Восточной Польше.
Мысленно выругавшись, я понял – если оставаться в Польше, то придётся самому создавать ту силу, в том числе и политическую, которая будет сражаться против немцев, но при этом не будет воевать против Советского Союза.
Ещё раз мысленно выругался – понял, что если я попытаюсь создать такую силу, то резаться больше, чем с немцами, придётся с поляками. Придётся устроить настоящую гражданскую войну. Среди польских партизан. В таком случае обязательно пострадают мирные. Веры в то, что будущие АКовцы пощадят членов семей моих вероятных бойцов – у меня не было.
Девушка неожиданно вздрогнула, чем заставила дернуться уже вашего покорного слугу. К счастью, Мари не проснулась и продолжила тихо сопеть.
Я протянул руку к девушке и нежно погладил её по спине.
В голову сразу же проникла неприятная мысль – о том, что могут сделать с такой красавицей доблестные германские солдаты, попади она к ним в руки, и, попытайся она сопротивляться. Представлять такую оргию у меня желания не было. Но вот настроение, ещё недавно медленно ползущее вверх, начало стремительно ухудшаться.
А виноват в этом – я. Опять думать начал над разными серьёзными… проблемами. Вместо того, чтобы получать удовольствие от жизни.
Судя по тому, что девушка дёрнулась ещё один раз и открыла глаза – своими телодвижениями я всё же её разбудил.
Несмотря на помятый вид, Мари выглядела сногсшибательно.
-Отвернись. Мне нужно одеться. – Неожиданно попросила меня девушка, стеснительно прикрываясь простыней.
